— Андрей Валентинович, недавно директор российского Центра политической конъюнктуры Сергей Михеев заявил мне в интервью, что “Россия, хотят этого казахи или кто-то еще или не хотят, является гарантом суверенитета многих постсоветских государств. И пока она в этих границах суверенитет признает, он имеет право на существование”. Насколько это, по-вашему, основательное суждение?
— В определенном смысле Сергей прав. Однако надо уточнить, что за “ряд государств” имеется в виду. Кто в него входит, а кто нет.
— Михеев, как я понимаю, включает в этот список Казахстан.
— Я думаю, что здесь он немножко погорячился. Казахстан все-таки, как мне представляется, при всех проблемах с реальным обеспечением суверенитета, тем не менее, все-таки государство состоявшееся. Способное, даже в случае пикового, форс-мажорного положения вещей “выкрутиться” из ситуации. Не только благодаря России, но и благодаря другим мировым центрам силы, благодаря дипломатии, благодаря балансу.
Понятно, что в случае военной агрессии против Казахстана со стороны какого-то сильного государства с севера, с запада или с востока, эта страна самостоятельно, без внешней поддержки, скорее всего, с проблемой не справится. Хотя, допустим, “китайская военная экспансия” это абсолютно гипотетическая вещь. Экспансия идет, но я не отношусь к той категории авторов, которые считают, что она будет сочетать самые разные элементы давления, в том числе, и силовой.
Не думаю, что наши китайские товарищи вообще ориентированы на силовую экспансию. Только на экономическую. Политическое влияние приобретается за счет экономического доминирования. Вот это – основное содержание китайской стратегии, не только для Центральной Азии, для той же Африки, для ряда государств Азиатско-Тихоокеанского региона, для Латинской Америки и т.д. Да и для России, в общем-то, тоже. То есть внешняя политика Китая, она не настолько кровожадная, как иногда рисуют некоторые казахстанские или российские эксперты. Там предпочитают решать вопросы не танковыми дивизиями, а кредитами. И, как показывает история последних пяти лет, для Центральной Азии, да и для некоторых африканских государств, кредитами можно решить гораздо больше, чем с помощью армии Китая.
— А другие “силовые” угрозы? Насколько, по-вашему, эта проблема вообще актуальна для Казахстана?
— Масштабное вторжение террористических банд – это тоже достаточно гипотетическая, но допускаемая в экспертной среде ситуация. Тем более с учетом событий последнего года, когда в республике наблюдается всплеск каких-то странных то ли террористических, то ли не совсем террористических акций, явно подрывающих стабильность.
Так вот, если доводить данную угрозу до логического завершения, ну, допустим, случится что-нибудь наподобие баткенских кризисов в Киргизии осени-лета 1999-2000 года, то есть произойдет вторжение сотни, двух сотен или даже трехсот боевиков, то Казахстан способен решить эту проблему самостоятельно.
— Что стоит или может стоять за “внутренним” казахстанским терроризмом?
— Я считаю, что все-таки это, наверное, отражение общемировых тенденций, когда жить с каждым годом становится труднее все большему количеству населения. Тем более, когда имеется опыт хорошей жизни в период, которой предшествовал кризису. И когда люди были уверены в том, что дальше будет только лучше, а элита считала, что все вопросы можно решить деньгами, была абсолютно, свято убеждена в этом, причем, что в России, что в Казахстане.
Жесткое столкновение с реальностью, естественно, вызывает фрустрацию. А по законам статистики около пяти процентов людей постоянно склонны к какому-то радикальному протесту. Кто-то на площадях, а кто-то и в лаборатории, в которой делают взрывчатку. Сегодня эти люди просто столкнулись с невозможностью реализации своих надежд на будущее. И какая-то, очень незначительная, часть населения ушла в террор, ушла в салафизм, ушла в различные варианты более спокойной внутренней миграции, полностью отключившись от общества.
В России происходит примерно то же самое. Ну, на Северном Кавказе, да, там постоянно идет война, действуют и внешние факторы, и внутренние, в том числе коррупционный и т.д. Все там переплелось. Это уже как бы данность, к которой во многом российское общество привыкло. Но есть и проявления терроризма совершенно не типичные, в местах, где его никогда не было, начиная от Приморья и заканчивая средней полосой России. Это пока, к счастью, не массовая реакция, но Россия большая, так же как Казахстан, контролировать все невозможно. Соответственно, и количество людей, склонных к радикальным методам борьбы тоже не так уж и мало.
В общем, я думаю, что в Казахстане идет закономерный процесс поляризации общества. Люди, которые были ранее, скажем так, просто негативно настроены по отношению к политической системе, сейчас становятся еще более радикальными в своем неприятии порядков, которые сложились в стране.
— То есть внешние факторы, по-вашему, не играют серьезной роли?
— Да. Искать здесь происки госдепа или еще кого-то, вся конспирология – это несерьезно. Конечно, данные процессы используются внешними силами для решения каких-то задач. Конечно, есть игры спецслужб, которые велись всегда, все десятилетия противостояния двух систем были и продолжаются сейчас. Есть рискованные механизмы, которые используют транснациональные корпорации для отстаивания своих экономических интересов. Рискованные – еще очень мягко сказано.
Есть также масса всевозможных государственных и полугосударственных структур, которые тоже не стесняют себя в методах. Но внешний фактор применительно к проблеме терроризма в Центральной Азии это второстепенная, если не третьестепенная по уровню влияния вещь. На самом деле, практически все проблемы Казахстана имеют внутренний характер. Поэтому искать ответы на вызовы терроризма казахстанцам надо внутри своей страны, внутри своей элиты, внутри своего общества. Я в этом абсолютно убежден.
— Недавно вы довольно убедительно рассуждали в одной из своих статей о том, что в Центральной Азии и в Казахстане происходит не модернизация политических режимов, а, наоборот, их архаизация. И что в итоге выстраивается такая цепочка: режим становится все более авторитарным, архаичным, а Запад, который по определению, по сути своей настроен на продвижение либеральных ценностей, воспринимает это негативно, и ситуация начинает двигаться в сторону арабских сценариев.
— Полагаю, при всей родовой схожести политических систем, существовавших, допустим, в странах Магриба и существующих на Ближнем Востоке с центрально-азиатскими режимами, на самом деле у них гораздо больше различий, чем общих признаков. И различия эти объясняются, как мне кажется, в первую очередь сохраняющимся в Центральной Азии наследием, как сейчас иронически выражаются, “кровавого коммунистического режима”. Долгое пребывание в рамках сугубо светского общества, ориентированного на прагматизм, пусть и по-своему понимаемый, вот эта общая шинель, из которой вышли все постсоветские общества, в том числе и центрально-азиатские — является основным компенсатором архаических, де-модернизаторских тенденций.
— Интересно, что в Казахстане среди национально ориентированной молодежи наоборот популярны призывы поскорее изжить проклятое советское прошлое. Тогда, мол, и модернизация пойдет быстрее.
— На самом деле, как мне кажется, советское наследие это основной рычаг, который удерживает общество от сползания к архаике, от превращения в некий аналог арабских обществ, с последующей возможностью реализации сценариев пресловутой “арабской весны”. Точно так же, как наследие советской материальной культуры, все эти дороги, ЛЭП и все остальное удерживают от архаизации казахстанскую инфраструктуру.
Я думаю, именно по этой причине в краткосрочной перспективе в Центральной Азии не случится чего-то наподобие событий в Египте, в Тунисе, тем более в Ливии. Если не произойдет некоего сейчас не просматриваемого форс-мажора. Ведь, согласно поговорке, раз в год и палка стреляет. Но если не рассматривать некие конспирологические версии о злонамеренной “руке Москвы” или “вашингтонского обкома”, или Китая, или еще кого-то, то я лично считаю, что все-таки возможностей для раскачивания лодки не так много. Не похоже, что может произойти какой-то пассионарный взрыв, который толкнет часть населения, молодого в первую очередь, на площади и так далее.
Собственно, декабрь прошлого года на западе Казахстана показал, что даже крайне жесткие действия власти в целом не рассматриваются абсолютным большинством населения, как что-то, способное довести это население до массовых радикальных действий. Нет почвы для того, чтобы недовольство элитами центрально-азиатских государств переросло в фазу практических действий против этих элит. Так же точно как и движение так называемых “рассерженных горожан” в России. Точнее говоря, части рассерженных горожан в столице Российской Федерации.
***
© ZONAkz, 2012г. Перепечатка запрещена