О ГРАЖДАНСКОМ НЕПОВИНОВЕНИИ: ОБЗОР И ПОДХОДЫ
В последнее время слово “гражданское неповиновение” все чаще стало появляться в лексиконе политических движений на постсоветском пространстве, как форма сопротивления граждан непоследовательным и ошибочным реформам, проводимым правительствами СНГ, а также выражения своей воли и мировоззрения, которые порой находятся либо в острой, либо конструктивной оппозиции существующей идеологии, например, это особенно ярко проявляется в Азербайджане, Украине, Казахстане, Кыргызстане, в меньшей степени – Туркменистане, Таджикистане и Узбекистане. Средства массовой информации, в частности в Интернете, так и пестрят сообщениями: “Журналисты телекомпании НТВ проводят акцию гражданского неповиновения…”, “Тотальное гражданское неповиновение – лучший метод борьбы с произволом городской администрации…”, “Даже Александр Мороз, который вызвался нести крест “кассетного революционера, предпочитал говорить о роли прессы в акциях гражданского неповиновения…”, “…будем добиваться реализации выдвинутых требований всеми законными средствами вплоть до организации массовых акций гражданского неповиновения…”, “Югославская оппозиция призвала население начать с понедельника акцию гражданского неповиновения. Сам В.Коштунца поддержал идею проведения акции…”, “Мусульмане Пакистана начинают акцию гражданского неповиновения…”, “Примерно 80 активистов было арестовано 5-6 мая за участие в акциях гражданского неповиновения перед Федеральным зданием в Нью-Йорке…”, “Шесть человек из числа митингующих были убиты кыргызскими милиционерами…” и т.д. и т.п.
Идея гражданского неповиновения была введена в западную политическую теорию американским мыслителем Давидом Торо почти 150 лет назад, и, как ни странно, активно использовалась коммунистами в пропаганде борьбы с империализмом в колониальных странах, правда, при этом отмечая, что это слабая и малоэффективная форма борьбы людей за свои гражданские права. Теоретики коммунизма были убеждены, что вооруженное восстание есть самое лучшее средство достижения целей, и Великий Октябрь – этому подтверждение. Однако, понимая, что не все народы и партии в этих государствах стремятся к власти путем вооруженного захвата, КПСС и КГБ СССР всячески поощряли гражданское неповиновение в западных странах и в третьем мире, выделяя на это определенные суммы в качестве поддержки рабочего и других движений. Несомненно, большая часть этих средств шла на проведение террористических или насильственных операций, однако была и реальная поддержка гражданского неповиновения, например, английских шахтеров, которые протестовали против закрытия малорентабельных шахт правительством Маргарет Тэтчер.
Между тем, само гражданское неповиновение в СССР и на постсоветском пространстве рассматривалось как уголовное и антикоммунистическое деяние, жестоко преследуемое властями. Вспомним, как в 1962 году танками и войсками было задавлено мирное движение рабочих в Новочеркасске, требовавших улучшения своего экономического положения, а оставшихся в живых репрессивный полицейский аппарат арестовал и посадил за стенки. Значительно позднее – зимой 1986 года — милиция арестовала участников гражданской акции в Алма-Ате, выступавших против засилья Москвы в национальной республике. Еще через несколько лет саперными лопатками войска МВД СССР в конце 80-х прошлого столетия разогнали митингующих в Тбилиси, оставив после себя окровавленные человеческие останки и недобрую память. В Баку и Сумгаите, в прибалтийских республиках коммунисты использовали военную силу против тех, кто вышел на улицы, чтобы выразить свое несогласие с действиями советской власти и требовали независимости. И только граждане своими действиями, без оружия против танков и солдат сумели выразить свое “Нет” и предотвратить августовский 1991 года путч советских чиновников, пытавшихся незаконными способами захватить власть и укрепить расшатывающегося монстра – Советский Союз. Практически получалось, что акции гражданского неповиновения привели бывшие советские республики к независимости и началу серьезных демократических преобразований на постсоветском пространстве.
Говоря об истории гражданского неповиновения, стоит особо отметить этот процесс в государствах социалистического блока, где народные и общественные движения наперекор прокоммунистическим партиям и марионеточным правительствам стремились изменить ход реальных событий ненасильственными средствами. Однако не всегда правительства отвечали такими же мирными средствами. Так, в 1952 году мирная демонстрация рабочих-строителей Восточного Берлина, которые требовали демократических перемен в ГДР, была разогнана силами полиции и советских войск. В 1956 году СССР танками задавил революционное движение в Венгрии, которое также стремилось к демократии мирными шагами. В 1968 году подошла очередь Чехословакии, где начиналась “бархатная революция”. 1980 год – в Польше всеобщий размах приобретает профсоюзное движение “Солидарность”, которое вначале требует серьезных экономических реформ, а потом и изменения политического строя страны, проведения демократизации во всех сферах жизни. Естественно, против участвовавших в вышеперечисленных движениях гражданского неповиновения властями применялись суровые репрессивные меры.
ТЕОРИЯ ГРАЖДАНСКОГО НЕПОВИНОВЕНИЯ
Следует сказать, гражданское неповиновение рассматривалось многими теоретиками как механизм демократического общества, как одно из средств выражения гражданами своего несогласия с властями, равно как выражения меньшинством своего несогласия с большинством, форма включения граждан в работу институтов демократического общества. В частности, стал использоваться такой термин – “ненасильственный протест; акции гражданского неповиновения (Non-violent protest)”, под которым понималось собрание людей или какие-либо другие акции с заранее объявленной целью протеста против режима, правительства, одного из лидеров без применения насилия. Протест выражается в формах мирных демонстраций, подачи петиций, временного блокирования дорог, раздачи листовок прохожим, забастовок или коротких перерывов в работе, а также в написании лозунгов протестов на стенах зданий и мостах.
В наше время эта концепция получила значительное развитие благодаря другому американскому социальному философу Дж. Ролзу, в его фундаментальной книге “Теория справедливости” (1971). Согласно Ролзу, гражданское неповиновение это — публичное, ненасильственное, сознательное и при этом политическое действие, в котором нарушается закон с целью изменения закона или государственной политики. Гражданское неповиновение представляет собой временную, публичную и демонстративную приостановку обычно принимаемых правил и норм (законов), и оно имеет смысл лишь при условии, что в обществе имеется некое согласие относительно действующих правил и норм (законов) и обычно они всеми исполняются.
Исходя из этого Дж.Ролза утверждает, что гражданское неповиновение не имеет смысла в закрытом обществе, в обществе, в котором власть носит автократический характер. Не имеет смысла и гражданское неповиновение против власти, легитимизированной на основе божественного закона и против правителя, который мыслится как наместник Бога. У подданных такого правителя есть только одно право — право прошения. Они не могут претендовать на то, чтобы быть равными правителю как избраннику Бога. Они взывают к правителю, они могут даже думать, что правитель не всегда прав, но у них нет ни права, ни возможности поправить своего правителя.
Ситуация совсем иная в демократическом обществе как системе, обеспечивающей сотрудничество равных. Несправедливость в таком обществе означает нарушение чьих-либо прав; а гражданский долг включает обязанность защищать права, гарантированные конституцией. Гражданское неповиновение дает возможность противостоять несправедливости во имя закона. Ролз рассматривает понятие гражданского неповиновения как дополнительное теории конституционной демократии. Оно предполагает практические принципы, следуя которым можно выражать свое несогласие с законной властью с помощью средств, которые противоречат закону, но соответствуют духу законодательства. В демократическом обществе гражданское решение не подчиняться ведет к конфликту обязанностей: право защищать личные интересы и сопротивляться несправедливости приходит в противоречие с обязанностью признавать законы, принятые законодательным большинством. Это актуально даже при таком формальном демократическом устройстве, которое фактически выражается в несправедливой и коррумпированной системе власти.
Гражданское неповиновение представляет собой одну из форм противостояния общественной воле, основанной на правлении большинства. Одну наряду с другими, такими, как законные демонстрации, намеренное нарушение закона с целью создания судебных прецедентов, насильственное, в частности, вооруженное сопротивление и др. Гражданское неповиновение является формой демократической оппозиции. Гражданское неповиновение, конечно, возможно на базе такой социальной модели, которая обычно называется, вслед за Анри Бергсоном и Карлом Поппером, открытым обществом. В соответствии с этой моделью, социальные институты являются продуктом социального творчества и их рациональные изменения обсуждаются в терминах их соответствия не только существующему порядку, а именно конституционному порядку, но и актуальным человеческих целям и потребностям.
По своей природе акции гражданского неповиновения являются политическими, публичными и ненасильственными. Как политические они адресованы правящему большинству; они обусловлены и обоснованы политическими принципами, в частности принципом справедливости, который лежит в основе конституции и социальных институтов. Как публичные эти акции адресованы общественности и они осуществляются общественностью открыто и искренне. Как ненасильственные эти акции подтверждают уважение к данной политической системе в целом и признание других в их чувстве справедливости.
С прагматической точки зрения, гражданское неповиновение как средство политического протеста, как бы ни была прекрасна сама идея гражданского неповиновения, при одних обстоятельствах может быть разумным и обоснованным и неуместным при других. В той мере, в какой гражданское неповиновение апеллирует к общественному чувству справедливости, оно оправданно, согласно Ролзу, когда направлено против случаев серьезного и очевидного для всех нарушения базовых принципов, например, лишение меньшинства каких-то гражданских или экономических прав. Наоборот, акции гражданского неповиновения окажутся неэффективными, если они направлены против таких государственных решений или новых законов, ограничивающее действие которых по отношению к базовым правам неочевидно для общественного мнения.
Далее, гражданское неповиновение оправданно в ситуациях, когда другие средства политической борьбы оказались нерезультативными. В той мере, в какой гражданское неповиновение рассматривается как крайнее средство, нужно быть точно уверенным, что оно совершенно необходимо. Однако даже тогда, когда гражданское неповиновение отвечает формальным условиям успешности, оно не будет действительно успешным, если правящее большинство определенно выбрало тактику несправедливого и враждебного отношения к меньшинству.
Наконец, и на это важно обратить особое внимание, гражданское неповиновение оправданно, если оно не ведет к серьезным социальным беспорядкам и не подрывает эффективность справедливой конституции и уважение к правопорядку.
Современная концепция гражданского неповиновения получила развитие во второй половине ХХ века во многом именно под влиянием идей и политического опыта М.Ганди. Надо сказать шире, эксперименты Ганди с сатьяграхой дали импульсы, не всегда прямые, изменениям в общей теории власти, политической борьбы, социальных реформ и социальной организации, социальной и моральной справедливости. Концепция гражданского неповиновения является одной из них. В свете концепции гражданского неповиновения, важность вклада Ганди определялась демонстрацией потенциала метода несотрудничества в противостоянии и сопротивлении колониальному режиму.
Прежде всего, интересно выделить те черты в опыте Ганди, которые коррелируют с ролзовским описанием гражданского неповиновения. Они заключаются в следующем:
1) Акции гражданского неповиновения должны быть сознательными. То есть гражданин признает свою виновность в неподчинении закону и подтверждает свою осведомленность относительно того, что, согласно действующему Уголовному кодексу, его поступок подлежит наказанию.
2) Акции неповиновения должны быть принципиальными. Человек заявляет о своей законопослушности, однако выполнение этих законов противоречат его чувству долга, и он отказывается их исполнить, следуя голосу своей совести.
3) Акции неповиновения должны быть публичными и прозрачными для власти, они открыты в особенности для тех, против кого они направлены.
4) Акции неповиновения должны быть выражением ненасильственного сопротивления.
5) Гражданское неповиновение находит оправдание в намерении противостоять нарушению законных интересов и прав людей или предотвратить их возможное нарушение.
Ганди не является автором идеи ненасилия. Ему не принадлежит безусловная заслуга перевода этой идеи в социально-политический контекст. Действительное социальное открытие, если не изобретение, Ганди заключается в том, что он, по сути дела, первым перевел эту идею на язык техники социально-политической борьбы. Он сделал ненасильственную борьбу массовой и успех этой борьбы поставил в зависимость от того, насколько полно и последовательно участвуют в ней простые люди, оставаясь самими собой: не порывая со своей средой, не бросая свои семьи, не отказываясь от своих интересов.
ГРАЖДАНСКОЕ НЕПОВИНОВЕНИЕ В УЗБЕКИСТАНЕ
Мы не будем подробно рассматривать, как развивался институт гражданского неповиновения в Узбекистане в период социализма, хотя следует отметить, что оно происходило особенно активно в период горбачевской перестройки. Впрочем, процесс “оттепели” затронул многие республики, позволив людям выразить свою гражданскую позицию. В Узбекистане протесты людей происходили в связи с проведением союзными карательными органами чистки по так называемому “узбекскому делу”, когда против рядовых граждан и чиновников возбуждались уголовные дела, многие из них попали в тюрьмы по сфабрикованным обвинениям. Но тогда эти акции против Москвы не были массовыми, лишь родственники репрессированных подавали голоса протеста, узбекская партийно-советская номенклатура боялась выступить наперекор тогда все еще сильной КПСС.
С начала 90-х годов прошлого столетия, когда республика получила политическую независимость и экономический суверенитет, гражданское неповиновение как процесс выражения населением своего мнения получило новый толчок. Этому способствовало много факторов, в частности, национальное возрождение народа, ущемленного Москвой в правах и свободах, насильственная русификация делопроизводства, школ и сведение национального языка к употребляемому лишь в обыденности, что вызвало резкое неприятие у местного населения, особенно у творческих работников (именно они стояли у истоков таких движений, как “Бирлик” – “Единство” и партии “Эрк” — “Воля”). К этому времени Конституция Республики Узбекистан от 1992 года провозглашала возможность проведения таких мероприятий, как митинги, шествия.
Процесс гражданского неповиновения, как новая волна против репрессий авторитарного режима в Узбекистане, стал зарождаться уже в середине 90-х годов. Однако все попытки заявить о своих мирных намерениях, обращениях к правительству воспринимались властями как угроза существующему строю. Зимой 1992 года ташкентские студенты вышли на улицы столицы, выражая протест в связи с ухудшением жизненных условий и резким ростом цен на предметы первой необходимости. Это были мирные намерения, однако неизвестные лица спровоцировали применение силы со стороны милиции. “Зачинщики” беспорядков были отчислены из вузов или подвергнуты судебному преследованию, часть студентов отослали из столицы в областные вузы.
С этого момента в сознание граждан стала вкрадываться мысль, что митинги и шествия, не санкционированные властями, подрывают безопасность страны, ведут к социальным конфликтам и даже гражданской войне. При этом власть ссылалась на печальные события соседнего Таджикистана, где уже вовсю пылала братоубийственная война. Безусловно, какая-то доля истины в этом была. Но ведь нельзя сводить мирные выступления граждан, которые стремятся заявить государственным структурам о наличии каких-то жизненно важных проблем, к экстремистским вылазкам или якобы их желании свергнуть существующий строй. С другой стороны, население было воспитано в духе уважения к власти, что предписывалось канонами восточной деспотии и азиатским способом производства, существовавшим в этом регионе в течение нескольких тысячелетий. Может, поэтому в Узбекистане гражданские акции не были столь сильными, как в других регионах СНГ.
Репрессиями власть устранила либеральную и конструктивную оппозицию, а взамен получила реакционную, вооруженную, в лице Исламского движения Узбекистана. Появились листовки и призывы к свержению правительства Ислама Каримова, провоцировалась ксенофобия, особенно к нетитульным нациям, разжигалась религиозная нетерпимость. Под предлогом борьбы с этими негативными тенденциями, власть еще сильнее стала закручивать гайки во всех сферах жизни – экономике, политике, социальной жизни. Поводом для раскручивания “экстремистской карты” стали взрывы в Ташкенте в феврале 1999 года и последующие прорывы боевиков из ИДУ. Всякие акции гражданского неповиновения стали преследоваться, спецслужбами заводились списки на инакомыслящих, нелояльных режиму лиц. Некоторым пришлось покинуть страну.
Между тем, чем сильнее было давление власти на граждан, тем сильнее был отпор с их стороны. Все больше женщин стало выходить на улицы Ташкента и других городов с требованиями вернуть мужей, которые находились в застенках якобы за связи с исламскими экстремистскими организациями. По подсчетам экспертов из российского общества “Мемориал”, в тюрьмах находится около 7 тыс. человек, которых относят к узникам совести. Такие стихийные митинги особенно часто проявлялись в Ферганской долине, где сильно влияние религии и консерватизма.
С 2000 года уже в Ташкенте все чаще устраиваются митинги (от трех до 15 человек) возле городского хокимията, на которых отчаявшиеся люди говорят о своих проблемах и напрямую обращаются к властям. И лишь присутствие иностранных журналистов и внимательное отслеживание западных посольств не позволяет силовым органам проводить карательные операции против них. Летом 2002 года правительство закрыло оптовые рынки и ввело 90% таможенную пошлину на ввоз импортных товаров, в результате чего десятки тысяч людей потеряли работу и средства к существованию. Многие “челноки” и предприниматели вынуждены были объявить забастовку на рынках, протестуя против корыстных (считается, что они были куплены кланами) решений государства. Своеобразным протестом можно считать и то, что люди стали приобретать товары не в магазинах, принадлежащих кланам и олигархам, а в соседней республике.
Острую реакцию у граждан Узбекистана вызвало и закрытие узбекско-казахской и узбекско-кыргызской границ, выразившуюся в молчаливых пикетах у пограничных постов. Акции гражданского неповиновения провели лица таджикской национальности – граждане Узбекистана, в связи с минированием границ и введением визового режима с Таджикистаном, где проживают их родственники. Выступают у зданий местных администраций и простые фермеры, которые недовольны существующей системой госзакупки хлопка и зерна, низкими ценами на выращенный урожай и невозможностью распоряжаться землей по своему усмотрению (власть обязывает их производить ту или иную продукцию и в определенных объемах). В Интернете (в местной прессе это невозможно из-за цензуры) свои протесты высказывают люди и по поводу повышения цен на услуги, товары, существующей коррупции и вымогательства, полицейского произвола и многого другого. Следует отметить, что власть внимательно следит за информацией, размещенной во Всемирной электронной паутине, и иногда реагирует на это, проводя реформы или устраняя негативные тенденции. Такие формы ненасильственной борьбы приносят свои плоды.
Еще одна форма гражданского неповиновения, типичная для Узбекистана, – это самосожжение женщин, доведенных до отчаяния насилием в семьях, нищетой, безработицей и бездействием властей по защите их прав. Официальной статистики по количеству таких суицидов нет, однако в последние годы журналистами отмечалось около 20 таких самоубийств. Женщины обращаются к властям за помощью и содействием, однако встречают непонимание со стороны чиновников, которые считают, что в традиционном (восточном) обществе женщина должна знать “свое место”. В ответ женщины публично сжигают себя.
Акцией гражданского неповиновения можно считать голодовку главного редактора газеты “Национальное образование” Исмата Хушева, который таким образом выразил свой протест против закрытия издания Министерством высшего и среднего специального образования. “Это была моя единственная возможность высказать властям свое несогласие”, — заявил он на пресс-конференции, устроенной для зарубежных СМИ. В результате государственным органам пришлось создать специальную комиссию. Распространяя информацию о преследованиях журналистов, закрытии газет, правозащитная организация “Озод Овоз”, возглавляемая Бобомуродом Абдуллаевым, поднимает проблемы прессы, цензуры и отсутствия свободы слова и выражения в Узбекистане. Это также остро воспринимается властями, однако иногда имеет положительное действие. Поддержка коллег позволила отстоять редакции свою газету “Зеркало XXI”, которую власти хотели закрыть за злободневные статьи. Уже много месяцев идет борьбы журналистов за самаркандскую газету “Ойна”, которая известна тем, что в знак протеста против цензуры выпускала номера с пустыми местами – там раньше находились материалы, снятые цензором.
До последней поры гражданское неповиновение встречалось в штыки режимом. Лишь активное подключение демократических стран позволило этому средству борьбы за свои права получить развитие в Узбекистане. Безусловно, власть будет противиться этому различными способами, однако вряд ли она сможет загнать в тупик стремление людей к свободе. Может случиться так, что, задавив ненасильственные методы борьбы граждан, в ответ она получит революцию, как в свое время получила вооруженную оппозицию вместо либеральной.