К началу этого года завершился период действия сразу нескольких государственных программ. Одни из них, так и не достигнув поставленных целей, тихо сошли с генеральной повестки дня, другие — получили продолжение. К примеру, 31 декабря 2019 года правительством была утверждена пятилетняя государственная программа по реализации языковой политики. Под нее решено выделить порядка 17 миллиардов тенге.
Надо напомнить о том, что это – четвертый такой документ. Ему предшествовали целых три десятилетних государственных языковых программ – на 1990-1999 годы, на 2000-2010 годы и на 2011-2020 годы. Ни одна из них, судя по всему, не была выполнена в полном объеме. Возьмем, к примеру, последнюю из них – ту, которая должна была охватывать 2011-2020 годы. Если бы она была выполнена полностью, можно было бы сейчас говорить о том, что все население Казахстана владеет казахским языком, а доля выпускников школ, владеющих государственным языком на уровне В, составляет 100 процентов. А этого и близко нет. Но ничего, составлена и принята к исполнению еще одна программа. Тут к месту напрашивается выражение Остапа Бендера: «Контора пишет».
Как бы то ни было, появление таких документов предполагает принятие серии мер и осуществление череды акций, призванных повышать роль государственного языка в общественно-политической жизни страны, утверждать и закреплять его функциональную значимость. Процесс так же, как это неоднократно бывало в начале предыдущих декад, набирает силу. Все бы было хорошо, если бы он не выплескивал на поверхность так много ляпсусов. Таких ляпсусов, которые непростительны не только для государственного языка, но и для всякой общественно значимой или даже просто разумной речи.
Впрочем, ляпсусов в общественно-политической лексике казахского языка было полно и раньше. Ибо тогда она существовала и использовалась чисто формально. Необходимости в ней как таковой в прикладном плане не было. И, естественно, соответствующими были как ее значение, так и отношение к ней. Сейчас, казалось бы, наступили другие времена. Но казахская общественно-политическая лексика не только не избавляется от порочащих ее прежних ляпсусов, но и даже обрастает новыми, еще более несуразными ляпами. Почему так получается?
Причин здесь немало. Но самая главная из них – это то, что как казахская филология, так и национальная общественная мысль в целом существовавшие при прежней советской власти 74 года как компилятивное отражение аналогичных русских категорий, оказались не готовы к самостоятельной творческой деятельности по обеспечению возрождения языка и доведению его до уровня полифункционального средства коммуникации.
Такова реальность. Но казахскоязычная общественная мысль полностью игнорирует ее с тем, чтобы искать виновных в провале где угодно в стороне, но только не в своей среде. Раньше это было лишь достойно сожаления, а теперь, по прохождении двадцати восьми лет после обретения Казахстаном независимости, — уже все больше и больше раздражает. А спрашивать за провальный опыт внедрения государственного языка практически не с кого. Безнаказанность поощряет безответственность. А последняя, в свою очередь, позволяет «валить все с больной головы на здоровую». То есть — выставить виноватыми русскоязычие, на котором продолжает держаться вся государственная и общественная жизнь, и тех, кто его представляет.
На настоящий момент у нас есть лишь одна структура, которая от имени государства занимается вопросами языка (Комитет по развитию языков и общественно-политической работе Министерство культуры и спорта не в счет, поскольку совершенно не понятно, чем он вообще занимается). Это — Государственная терминологическая комиссия, существующая с приснопамятных времен (сокращенно — Гостерминком). Занимается она в основном рассмотрением и утверждением новых казахских терминов. И не отчитывается публично о том, какой принцип положен в основу образования того или иного слова. Если же судить по результатам, которые публикуются в печати, становится ясно, что ее деятельность зиждется в основном на компиляции русских терминов. Крайне неудачной компиляции, если не сказать большего. Чтобы такое утверждение не выглядело голословным, приведем пример.
Гостерминком своим решением приравняла общеизвестный международный архитектурно-строительный термин «арка» к заимствованному из узбекской речи южно-казахскому слову «дарбаза» («darbaza»), которая во все времена использовалась в значении «ворота». В общем-то, это слово больше относится к узбекскому языку, чем к казахской речи. По-узбекски «darvoza» (единственном числе) или «darvozalar» (во множественном числе) – это по-русски «ворота». Узбеки «арку» на своем языке именуют «kamon», «ark». А нынешние казахи – узбекского происхождения словом «дарбаза». Как вам это нравится?!
Нововведение было справедливо раскритиковано в печати. Терминологическая комиссия высокомерно проигнорировала отзывы. И стала дальше множить ряды своих ляпсусов и вызывать тем самым все больший и больший ужас у нормально мыслящих казахов, которых все-таки большинство. О творческом подходе к процессу терминотворчества тут говорить не приходится. Компиляция. Причем скомпилированы русские термины не в виде целостных смысловых единиц, а отдельными составными частями. В результате нет соответствия значениям оригиналов. Да и по-казахски слова эти не звучат, не воспринимаются. А ведь нужен был совсем иной подход.
И это – всего лишь одно характерное свидетельство того, что казахская филология и национальная общественная мысль в целом не изъявили готовности к самостоятельной творческой деятельности по обеспечению возрождения языка и доведению его до уровня полифункционального средства коммуникации.
***
© ZONAkz, 2020г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.