С Галымом я познакомился сначала вербально – по Правительству прошел слух, что Президент в Москве откопал элитного казаха, настоящего ученого, и уговорил его поработать на Казахстан. Позднее появился и сам Абильсиитов, под него организовали Министерство науки, параллельно назначили вице-премьером, стали встречаться на заседаниях Кабмина. Тогда запомнилась не местная такая грамотность и обстоятельность его речи, но не более того.
Когда Терещенко поменяли на Кажегельдина, Абильсиитов в новый состав не вошел, еще и не начатое знакомство прервалось. Позднее Галым рассказывал, что довольно быстро поняв суть происходящего, он сам стал проситься у Назарбаева из правительства, но тот его не отпускал, подвел под общую отставку.
И уже года через два, когда и меня самого за “Азамат” попросили из правительства, и когда замутившие все академики тоже технично соскочили, Галым вдруг сам пришел к нам с Муратом и сказал: “все дело в режиме личной власти, пока он будет существовать, в Казахстане ничего хорошего не получится, давайте бороться вместе”.
Так Абильсиитов стал третьим сопредседателем, а когда мы преобразовали “Азамат” в партию – ее председателем.
***
То было розово-романтическое время демоппозиции, у нас не было ни денег, ни газет, ни оргресурсов, все было на одном энтузиазме, но было здорово. Мы, конечно, были не дети, и наивной веры в скорый крах режима не испытывали, однако уверенность, что у нас получится – была. И вокруг, знаете ли, тоже была такая надежда-уверенность, было много энтузиазма и ожиданий лучшего. Нас везде ждали, хорошо встречали, видно было, что люди на нас надеются, будто бы один наш приезд способен что-то принести с собой. И, знаете, что-то такое мы, действительно, приносили людям, но еще больше увозили из поездок для себя.
С позиций нынешней опостылевшей безнадежности об этом вспоминается, действительно, как о детстве.
***
У Абильсиитова был двухдверный джип “Мицубиси”, Серикболсын Абдильдин, которого мы куда-то подвозили, сказал: “Галеке, на твоей машине хорошо невесту воровать – назад посадишь, никуда не убежит”.
Галым сам правил, руль никому не давал. Один только раз дал порулить – между четвертым и пятым часами ночи, да и то, немного вздремнув, отобрал назад.
Отгоняя сон, рассказывал что-нибудь из прошлой жизни, — благо, было что. Например, как с Президентом АН по важному делу встречались с Лигачевым, и как после серьезного разговора Александров достал из широких штанин припасенную бутылку. И Егор Кузьмич, главный в антиалкогольной компании, не смог отказать главному академику. Или как академик Бунькин настолько прижился в Приозерске, что никакой курорт, кроме Балхаша, не признавал.
Или как создавали лазерное оружие. Что-то получалось, Галым с товарищами получил даже закрытую Госпремию, но в атмосфере лазерный луч все-таки слишком рассеивался, в боевую практику так и не пошло.
Мурату хорошо – он мирно спит сзади, а тут приходится рассказчику внимать, со всякими восклицаниями, будить его и себя. Все равно – интересно.
Когда мы куда-то приезжали, так представлялись: “Вот, все вы знаете Мурата Ауэзова, он — заместитель председателя партии “Азамат”, Петр Своик – тоже заместитель, а это Галым Абильсиитович, он – наш водитель”.
***
Мы были очень разные, но как-то хорошо складывались. Поездки получались длинные и интересные, на перегонах тоже время не теряли, — разговаривали. Выезжаем, скажем, в Караганду, Галым начинает планировать: “Дистанция тысяча сто километров, кусок крупный, тему предлагаю соответствующую – Китай. Мурат Мухтарович, тебе выделяются первые триста километров, давай нам вводную по истории и современному положению. Потом Петр Владимирович, он меньше чем в полтысячи километров не уложится, мы знаем. А мне, что останется, на подведение итогов и выводы”. И, действительно, полезно-содержательные устраивали разборы, с проекциями-выводами на Казахстан и все наши дела.
А посередине дискуссии останавливаемся на обед – либо в заранее запланированном пункте, а то и просто свернув с дороги — в чистом поле. Вкусные были путешествия.
***
В Караганде запомнилась остановка у Мизинова. Он нас кормил местной жареной рыбой, как раз по длине тарелки, под водочку, конечно. И с Платоном, конечно (ту рыбу, наверняка, он и наловил). И из его штаб-квартиры мы делали набеги к Паше Шумкину, Юре Гусакову, Сакену Жунусову, — пытались как-то все соединить.
***
Горняки Кентау пошли маршем на Чимкент, их остановили на канале перед Туркестаном, они легли лагерем, обратились к нам за поддержкой. Мы срочно выехали, под утро добрались, через мост ОМОН нас пропустил, люди встретили с радостью, мы подключились к переговорам, провели с ними пару дней, как-то ситуация поуспокоилась.
Галым тогда переживал за свой казахский, да и Мурат (поначалу) чуть-чуть тоже. Но народ слушал очень внимательно и – одобрительно.
***
Был еще марш-бросок на Жанатас – положение в городе было ужасное, люди объявили голодовку, тоже нас позвали. Дело было зимой, смеркалось, перед Кентау на посту ГАИ нас остановили, инспектор взял права, тянул время, тогда Галым сказал “На обратном пути сам отдашь”, и мы поехали. Проезжаем кольцо, там еще один гаишник, категорически нас не пускает, говорит, — буран надвигается. Мы говорим – под нашу ответственность, рвем дальше, а буран, действительно, надвинулся. Асфальт где-то зеркально вылизан ветром, но все чаще и выше дорогу перерезают снежные переметы, джип их пробивает, но все труднее. Бензина мало, и как-то конкретно понимается, что назад уже не вернуться, а пробьемся ли вперед – большой вопрос.
Однако пробились, въезжаем в город, он пустой и темный, во дворе нескольких многоэтажек две юрты, в них голодающие, вокруг – много народа. Середина ночи, но нас ждут, что-то такое мы говорим, потом, уже утром и на следующий день, еще встречи, разговоры с жителями, активистами. И, вроде, уже не так стыло…
На обратном пути, кстати, гаишник ждал с правами, — вернул со всем почтением.
***
В мае 97-го, Правительство неосторожно подняло коммунальные тарифы – почти в два раза. Мадел Исмаилов призвал выйти на Старую площадь, но сработало не это, а новые платежки, — как раз накануне весь город их получил, и люди возмутились. Неожиданно для всех собралось тысяч семь-восемь, и народ все пребывал. Мадел не растерялся, начал выступать, а потом вдруг призвал перейти к акимату. Толпа, временно запрудив Аблай-хана, перетекла вниз, охватила кольцом акимат, люди скандировали “Воры! Воры!”. На крыльцо вышел сначала прокурор, потом сам Кулмаханов, и они вдвоем с Маделом, в один мегафон, по очереди взывали к собравшимся, каждый – свое.
Ту встряску власти не забыли, тарифы с тех пор поднимают постепенно, Мадела же сразу арестовали, по уголовным статьям, — беспорядки и сопротивление власти, светил конкретный срок. Галым предложил – нам троим выступить общественными защитниками, и – получилось. Сначала мы добились освобождения Мадела под залог (1200 долларов, внес Абильсиитов), а потом и условного приговора. Удачный исход отпраздновали вместе с лидерами “Рабочего движения”, нас это сблизило, был подъем от хорошо исполненного хорошего дела.
(Мадела посадили через год, уже по другому делу, и это – другая история.)
***
Второй наш дебют в качестве общественных защитников также оказался успешным. В Таразе был суд над жанатасцами, перекрывшими железную дорогу, в чем власти не ошиблись, так это в выявлении зачинщиков – все пять арестованных оказались, действительно, крепкими ребятами, лидерами. На суде они сидели в наручниках, конвой с автоматами, а приговор вышел условным, их освободили прямо в зале, и народ, вместе с нами, на руках вынес их на улицу. Тоже был всплеск энтузиазма.
Суд был долгим, почти все на казахском, мы жили прямо с группой поддержки, они нас поили-кормили, охраняли, мы чувствовали свою необходимость и значимость.
***
Мы написали официальные письма акиму Храпунову, генпрокурору и министру внутренних дел – что не прося разрешения, на основании Конституции, проведем митинг на Старой площади, а их просим обеспечить порядок. Провели, обошлось без эксцессов, в тот же день Галым улетел по своим делам из Алматы, а мы с женой выехали в Бишкек, на международную конференцию по демократии. Легли спать в гостинице, я только задремал, проснулся от грохота, вижу, на фоне света из коридора, падающую дверь и три вбегающие черные фигуры, в руках что-то короткое. То ли они меня сбросили с кровати, то ли я сам слетел, на полу отбивался, мало что соображая, слышал только непрерывный крик Натальи – их он, видимо, тоже напугал. До сих пор не знаю, что у них была за задача, но получил только звонкий удар по голове, глаза залило теплым, и все стихло. На самом деле стихло – они убежали, вызвали милицию, “скорую”, кость оказалась не пробита, все обошлось, даже на конференцию явился – в повязке. Приходили местные следователи – типа возбуждать уголовное дело, заехал наш посол в Киргизии Шаханов, сказал слова поддержки, несколько смущаясь, потом примчался Мурат, еще друзья из Алматы.
Возвращаемся домой, во дворе уже дежурят сразу полковник с подполковником – пожалуйте немедленно в суд, за несанкционированный митинг. Поехали, почти за полночь, судья на месте, я ему невежливо сказал, что он лишь исполнитель, но наказание вышло мягким – всего лишь предупреждение (повязка помогла?).
А через сколько-то дней прилетел Галым, и его, сразу с трапа, тоже повезли в суд, потом под арест, он объявил голодовку, и мы с Муратом – тоже, требование – освободить Абильсиитова.
В “Поколении”, были две комнаты (как и сейчас), Ирина Алексеевна выделила нам меньшую, поставили две раскладушки, к нам непрерывно шли люди, в том числе много известных. Кто-то первый сообразил писать слова поддержки прямо на стене, и она за несколько дней, от пола до потолка, заполнилась разными подписями. Галыма выпустили, он явился к нам, и мы, сидя на полу, сфотографировались на фоне этой стены. Потом из этого получился хороший избирательный плакат, жалко, я не сохранил.
***
Когда Мурат пошел работать к Нуркадилову, мы с Галымом были где-то в поездке, сами узнали из газет. Возвращаемся, садимся у него дома, Галым начинает выговаривать, а обычно тихий Мурат тоже начинает заводиться. Тогда Галым говорит: “Стоп, Мурат Мухтарович! Я вижу, ты готов с нами поссориться, и через обиду получить оправдание своему поступку. Так вот, имей в виду, что такой возможности мы тебе не дадим. Нравится нам твоя новая должность, или нет, но теперь это наше совместное решение, давай вместе думать, что в этом хорошего, и что будем говорить людям”. Стали вместе думать – появились аргументы, провели втроем пресс-конференцию – прямо в акимате, говорили убедительно, убедили, себя, во всяком случае.
***
Маржан пришла в “Азамат” почти сразу, но мы, по мужскому шовинизму, в поездки ее не брали, и в высокоумные разговоры не включали. А она, как восточная женщина, делала вид, что так и надо. Но однажды (сама рассказывает) начала грузить Галыма: дескать, надо бы найти возможности, и сделать то-то, и то-то, и то-то. Галым выслушал, и говорит: “Маржан, представь, что мы с тобой вспахали поле, посадили семена, вышли всходы, а теперь ты говоришь, что нужен дождь. Да, Маржан, хорошо бы, чтобы дождь пошел, но только ты учти – дождя не будет!”. Маржан потом это не раз вспоминала, — доходчиво объяснил Галым Абильсиитович.
***
Однажды в дороге водитель “Азамата”, среди прочего, рассказал, как после окончания МГУ, сведя знакомство как с командиром Всесоюзного ССО, его звал к себе первым секретарем комсомола тогдашний секретарь Целиноградского крайкома Кручина. Но он выбрал физическую линию, пошел к Велихову. Иначе, добавлял с усмешкой, еще не известно, кто бы сейчас у вас был Президентом.
Галым Абильсиитович Абильсиитов на две недели старше Нурсултана Абишевича Назарбаева. Семьдесят лет ему исполнится 23 июня нынешнего года.
***
© ZONAkz, 2010г. Перепечатка запрещена