Скоростная трасса — жизнь. На ней я и ты. Разделенные двойной сплошной. Дорожные полицейские называют двойную сплошную как бы бетонной стеной, и пересечение ее считают грубым нарушением. Очень точное описание наших отношений. Как бы бетонная стена, проникновение за которую вызывало у тебя ненависть и отторжение, а у меня презрение и страх.
Меня зовут Манкурт. Тебя – Мамбет. Нам тридцать лет. Почему пишу о возрасте? Потому что именно наше с тобой восемнадцатилетнее поколение в конце девяностых ввело мамбета в тотальный словооборот.
Появилось это слово в пятидесятых годах двадцатого века, во время освоения целинно-залежных земель. И являло собой производную от смешения казахских имен, и выражало презрительное отношение к выходцам из сельской местности, не знающим или плохо говорящим на русском языке.
Мое имя посеялось с легкой руки Ч.Айтматова. Тюркское слово. Не помнящий родства. Расшвыривалось налево и направо. К концу девяностых поистрепалось. Но продолжало быть именем нарицательным для казахов, не знающих казахского. Но, впрочем, так – манкурт – ты называл меня редко.
Чаще шала-казак, орыс, и междометиями — этот, вон тот.
До начала нулевых мы практически не знали друг друга, варясь в собственном соку, основные компоненты которого были одинаковы. Культ сильной личности, возрастная иерархия, криминальная романтика. Старо как мир.
У нас еще были добавки. У меня тарантиновский нуар, рок и реп депрессия. У тебя — раненное советской властью национальное сознание твоих родителей, которое твое сделало легко воспламеняемым.
Итак, миллениум. Государство наконец-то осознанно и систематично начинает вводить двуязычную систему обучения. И сельская молодежь в массовом порядке пользуется возможностью получить образование.
Мы увиделись… Противостояние наше, впрочем, было обычным. Город и деревня.
Но история была новейшая. Все воспринималось острее и воспроизводилось резче, и большинство поступков, шагов обеими сторонами трактовалось как претендование на личное пространство. Я бравировал субкультурой городского денди, которая в отношении тебя подразумевала надменность, снисхождение, давала иллюзию превосходства и возбуждала тайную мысль о помыкании тобой.
У тебя было два контраргумента. Хороший бросок и сильный удар. Превосходство пьянило тебя своей реальностью и возбуждало рефлекс разрушения. Мысли, разговоры о родине, нации, государстве производились у нас только в призме взаимной нелюбви.
— Эти мамбеты надоели уже! Вести себя не умеют в нормальном обществе.
— Куда мы идем?! Нацию только позорят!
— Манкурты эти… Трусы они. Слабаки. Единства нет у них. Каждый сам за себя. Чуть что — сразу разбегаются… Зачем они нам нужны, позорят только!
И так, стыдясь, каждый чувствовал себя сознанием эпохи. Эпоха, к слову, нас не очень любила, при удобном случае всучивая нам свои тесты.
Тест — наркотики. Треть из нас его не сдала.
Тест – “успешный менеджер”. К нему, правда, допущены не все. Из нашего поколения тридцатилетних — процентов сорок. Жители городищ и примкнувшие к ним. Остальные кувалдой, отбойным молотком, автоматом, охранной дубинкой, оранжевым и зелеными жилетами, лопатой сдают экзамены на элементарное выживание.
Некоторые тест “успешный менеджер” проходят досрочно. Гении-отличники. И те, которые пришли с готовыми ответами. Набранные баллы допущенным-сдающим будут известны лет через пять.
Конечно, это законы времени — суровые математические задачи на состоятельность в жизни. Но нам большинство этих задач были заданы без права на ошибку.
А мы ошибались… И оказывались вне общества. На кладбище. В аутсайде.
Мы взрослели с государством. Мы были его пушечным мясом. Ты и я. Мамбет. Манкурт.
Мы стали старше. Наверное, мудрее. Тем, кому сейчас от шестнадцати до двадцати пяти — легче. Глядя на нас, они поняли, чего делать не нужно. И, в отличие от нас, им эпоха помогла. Дав спасение. Интернет.
Мое имя – манкурт – по-прежнему хоругвь. И люди с волчьей родословной, по-прежнему, растаскивают его по городам и весям. Опошливая и губя хорошее, емкое слово.
Мамбет – постепенно становится просто словом, его контркультурная значимость стирается. Исчезает сельская одежная эклектика. Умерла, слава Богу, криминальная романтика. Ненависть, отторжение, страх и презрение уходят из памяти, забываются. Как шалаши, которые строил в детстве.
У идущих за нами другие эмоции. Полегче. Дверь десятилетия закрылась. Правит Его сиятельное величество – Интернет. И он утешает, награждает, вопрошает, скорбит, наказывает. И дает такую сладкую иллюзию на воплощение идеи двух известных немцев. “От каждого по возможности, каждому по потребности”.
А мы с тобой, пользуясь возможностью, давай попробуем выкинуть два камня, из-за которых начались наши имена.
Языки. Казахский язык. Мой стыд. И, поверь, моя боль. И есть один способ устранить ее. Учить. И я учу. Иногда, правда, возникает гримаса страдания, но это ерунда. Главное — результат.
Русский язык. Бравада незнания, которая была у тебя в молодости, прошла. И ты понимаешь значение и необходимость русского языка. Причем, в большинстве своем, спокойно. Гримаса гнева возникает, конечно, но в основном она нагнетена волчьими потомками.
Все остальное.
Манера поведения, отношение к порядку и чистоте, все наши городские-сельские разности. Решаются, как мне кажется, двумя действиями. Бесстрашием и смирением. Бесстрашие — чтобы говорить, показывать, советовать. Смирение — чтобы слушать и делать.
Тебе и мне. Покажем пример?
Знаешь, думая о старости, иногда представляю такую картину. Нам с тобой лет по шестьдесят пять. Мы едем в автобусе. Народу полно. Мы стоим. Нам никто не уступает место. И мы очень этим недовольны. И тут я, неловко повернувшись, ударяю тебя локтем в лицо, при этом наступив на твой до блеска начищенный ботинок…
— Извини!
Ты с минуты три пристально смотришь на меня.
— Лет сорок назад, я или заехал бы головой тебе в нос, или бы обложил крепким матом, сказав при этом – Говори по-казахски, урод!
— А сейчас?
— А сейчас извиняю. Живи, ата!
И мы, довольные, закряхтим стариковским смехом. Понимая, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на злобу. Пошловато, конечно, но давай короткость жизни начнем понимать сейчас.
— А?
***
© ZONAkz, 2012г. Перепечатка запрещена