Мы все на берегу селевого потока

О книге «Бигельды Габдуллин: право на исповедь»

Лечу из Алматы в Киев. Мог бы взять билет на казахстанский рейс, тогда долетел бы за четыре часа с небольшим. На украинском оказалось – шесть часов с лишком: какой-то участок маршрута проходил над российской территорией, которую киевские летчики, оказывается, облетают. Этих шести часов мне хватило дочитать книгу Адольфа Арцишевского – документальный роман «Бигельды Габдуллин: право на исповедь». Развернутое интервью бывшего оппозиционера и просто талантливого человека с трудной судьбой.

Бигельды Габдуллин

I

Адольфа Арцишевского знаю с 1975 года. Он работал в издательстве «Жазушы» и оказался, на свою голову, редактором «Аз и Я», за что лишился своего места в издательстве, которое после наказаний, обрушившихся на людей, причастных к выпуску моей книги, русскоязычные авторы стали называть «Задуши» из-за драконовски усилившейся цензуры.

Я уговорил редактора журнала «Простор» принять нового сотрудника. Редактор согласился с видимым напряжением. Издал приказ, показал Адольфу. Тот поделился со мной своим впечатлением:

— Там написано — «Принять литсотрудником временно».

— А ты хотел, чтобы он написал — «навечно»? Навечно в строй принимают павших героев. А что касается «временно», то и сам редактор на посту не вечен, и всё вокруг нас временно. И даже трудности преходящи.

Действительно, потихоньку улеглось.

Арцишевского приняли в Союз писателей; он уехал в Москву на два года – стал слушателем Высших литературных курсов (которые через десяток лет закончил и Бигельды Габдуллин); издал несколько разножанровых книг; поработал в театрах, газетах, пока в 2004 году не поступил в «Central Asia Monitor», куда, похоже, попал уже навечно. Бигельды может задним числом издавать приказ с соответствующей формулировкой.

…Бигельды Габдуллину – 60. Первый юбилей известного человека принято отмечать статьей в солидном издании, а тут – целый роман!

Предвижу отзывы. Сообщу и свое мнение о книге.

Прежде всего, скажу: Адольфу повезло. Ему довелось писать не о начальнике своем, а о человеке с интересной судьбой, еще не ставшей типичной для казахстанцев. Об одном из самых беспокойных (в свое время, да и сейчас) журналистов-организаторов, создавшем в 1990-е демократические газеты «Новое поколение», «XXI век»; отведавшем черствого хлеба «конструктивной оппозиции»; бежавшем за границу по тропе Бишкек-Москва-Вашингтон. Три с половиной года помыкавшись в США, он обратился с письмом к президенту Назарбаеву, был прощен.

Вернулся, испытав все чувствования блудного сына, встал с колен, что не каждому блудному удавалось – создал газету «Central Asia Monitor», которая обрела свой голос, в коем слышатся интонации «Нового поколения» и «XXI века».

Автору романа помог богатый документальный материал: Бигельды вел дневник, где день за днем описывал события, случившиеся с ним на протяжении многих лет.

Но и немало трудностей, чувствую, доставила Арцишевскому эта работа. Объем судьбы человека можно вместить в рассказ, как у Шолохова, а можно в тома, как у Льва Толстого. Адольфу пришлось между такими полюсами искать свой экватор. После Толстого почти никто из пишущих не рисковал начинать свои мемуары с детских лет, а зря! Какие поразительные факты былого, не отметившись в чьих-то биографиях, забыты, прошли бесследно, не дополнив народную историю фрагментами, без которых невозможно воссоздать мозаичную картину нашего общего прошлого.

Исповедь Бигельды позволяет оглянуться в начало 1960-х, увидеть неизвестные подробности жизни казахского аула тех, казалось бы, вполне благополучных лет.

В аульной школе Кыстау-Карагая, куда в первый класс пошел маленький Бигельды, оказались сдвоенные группы – первый и третий класс учились вместе, равно как второй и четвертый. "Я быстро приноровился к этому. В первом классе я заодно осваивал программу третьего класса, а во втором – четвертого. Учеба давалась очень легко".

Чем объяснялось такое новаторство в системе народного образования? Сегодня можно попытаться ответить на этот вопрос, в чем помогают следующие строки исповеди: «Но, когда я закончил четвертый класс, школу нашу прикрыли. Встал вопрос: где дальше учиться. Вариантов было мало. Учиться надо было в райцентре, в школе-интернате им.Гагарина, но это была русская школа, а я окончил четыре класса в Кыстау-Карагае на казахском языке, и с русским у меня были проблемы».

Родители хотели, чтобы он получил хотя бы семилетнее образование. Посовещались, вспомнили, что в соседней области есть их дальний родственник, живущий в большом селе, где, кажется, была полная средняя школа. И десятилетнего Бигельды в сопровождении двенадцатилетнего старшего брата отправляют на поезде в дальнюю дорогу. От станции назначения ребята на каком-то случайном автобусе добираются до совхоза «Кантемировец» и находят родственника. Тот принимает Бигельды, брат отправляется обратно. Родственник ведет Бигельды в школу. Она оказывается русскоязычной. Бигельды все же принимают, но в третий класс. Он за год освоил русский язык, мог бы продолжать там учебу, но «ужасно скучал по дому. Тоска была горькой и безутешной». В итоге он вернулся в свой район, и его устроили в школу-интернат в 4-й класс.

Читая приключения маленького Бигельды, я невольно вспомнил и свой первый класс, что был лет на двадцать раньше. Военная зима. Дома постоянный холод. Угля, дров нет. Зато в школе тепло. После первого урока – горячий суп сорпо. До сих пор не знаю, что за злак, но название запомнилось. Перед последним уроком – чай с пончиком. Власть отогревала и спасала детей от голода в школах. Хотя отцов их порой убивала. Как это случилось с моим.

О чем сегодня говорит рассказ Бигельды? О том, как выживал казахский язык в ХХ веке. Вернее, как он доживал в таких аулах, как Кыстау-Карагай, где обитала основная часть казахского населения республики. Там не хватало учителей для начальных школ, а новых не присылали. Старые перед уходом на пенсию вели по два класса и по два предмета. Арифметику и чтение, письмо и физкультуру.

Почему так? Потому что эти аулы были неперспективными? Неперспективным был сам казахский язык. Такую историческую правду сегодня нельзя принимать однобоко. Явление предельно многогранное и требует многостороннего рассмотрения. В первой половине ХХ века к границе выживания откатывались в бывшей империи малые, большие народы, их языки и культура.

Да и сам русский народ еще не скоро осознает полностью масштабы своих потерь, понесенных во времена Великого эксперимента.

Учителей не хватало не только в аулах, но и во всей державе, уничтожившей свою интеллигенцию, – она не успевала отрастать. «Потерявши голову, по волосам не плачут». Эту поговорку напомнил Путин на первом собрании творческой интеллигенции СНГ в зале МГУ, где мы говорили о том, что литература, брошенная государством, погибает. Смысл этой реплики мы поняли правильно – творческая интеллигенция позволила разрушить державу, а теперь плачется о какой-то литературе. Тем самым В.В. подтвердил, что эксперимент продолжается.

В автономных республиках РСФСР обучение на национальных языках в 1930-40-х годах осуществлялось до четвертого класса. Потом – только на русском. Балкарский поэт Кайсын Кулиев, дагестанец Расул Гамзатов, калмык Давид Кугультинов учились на родном языке до четвертого класса, как и Чингиз Айтматов: закон автономий распространился и на такие союзные республики, как Киргизская ССР и Казахская ССР, где коренное население оказалось национальным меньшинством. Среднее образование и высшее осуществлялось в автономиях и в наших двух республиках на русском. Благодаря чему эти «национальные окраины» быстрее некоторых других союзных республик включились в общесоюзный и мировой культурный процесс, что ускоряло развитие интеллигенции, а, значит, и языков.

II

Бигельды Габдуллин посвятил свою книгу-исповедь самым близким, в том числе и двухгодовалой дочурке Улжан – в надежде на то, что она, повзрослев «поймет, что изведал в жизни ее отец и каков он есть».

Взрослой Улжан (иншалла!), конечно, будет интересна биография отца, исчерканная красными, черными карандашами разных редакторов и цензоров.

Его назвали Бигельды, что означает «Бий пришел».

Слово «бий» имеет два значения – 1) «властитель» 2) «судья».

Имена сбываются. В его жизнь заглядывали люди и власти, и закона. Он встречался с людьми запоминающимися и незабываемыми. Какие-то имена, названные в книге, будут известны поколению Улжан, какие-то не дойдут. За два десятилетия забываются, гаснут и очень яркие звезды. Многие из нас уже не помнят некоторые имена, блиставшие в середине 90-х. а иные продолжают светить, не растрачивая творческую энергию десятилетиями.

Мне, например, было интересно узнать из книги, что идею о необходимости молодежной газеты на русском языке «Новое поколение» Габдуллину подсказал Имангали Тасмагамбетов, который в начале 90-х руководил госкомитетом по делам молодежи:

— Регистрируй газету!

— Как ее назвать?

— Придумайте 50 названий, из них выберем подходящее.

«Зная требовательность Имангали в сроках исполнения любого данного им поручения, список принесли на следующий день. Имангали изучил его и вынес вердикт – ни одного попадания. Вдруг улыбнулся:

— Давай, назовем «Поколение»!

Бигельды дополнил:

— «Новое поколение»!

— То, что надо! – воскликнул Имангали».

Это было такое время. Время восклицательных знаков. Но вскоре многие из них согнулись в вопросительные. Об этом интереснейшем периоде (1990-е в Казахстане, в СНГ и в мире), уверен, будут написаны великие книги для читателей поколения Улжан. Если предшествующее поколение спасет письменную литературу.

О чем я прочел в исповеди с огорчением? О том, что «Новое поколение» сразу же обрело категорическую оппозицию в лице министра печати Алтынбека Сарсенбаева, который, по сути, отнял газету, лишил его боевого задора.

Бигельды создает новую газету «XXI век», но и она не выдерживает противостояния с Алтынбеком Сарсенбаевым.

Я с 1995-го по 2013-й находился в заграничной командировке, поэтому многое из того, что узнаю в исповеди, прежде мне было неизвестным.

В 2004 году, уже после возвращения Габдуллина из эмиграции, новую газету «Central Asia Monitor» помогает зарегистрировать все тот же Алтынбек Сарсенбаев. Какое-то объяснение этому повороту в книге есть, но читатель ждет от автора уже как от журналиста продолжения рассказа об Алтынбеке, трагическая гибель которого уже десять лет не дает успокоиться обществу.

Я бы на месте Арцишевского добавил в интервью несколько вопросов об этом человеке, неожиданно для многих оказавшемся в резкой оппозиции власти, которую ранее безжалостно защищал от журналистского вольнодумства. Надо было бы с высоты нынешнего знания помочь читателю увидеть в доступном масштабе всю сложность переплетения линий судеб отдельных личностей и страны.

Я не уверен, что казахстанцы уже разобрались в сюжете взаимоотношений Алтынбека Сарсенбаева, Мухтара Алиева, Акежана Кажегельдина и других персонажей драмы переходного периода, который мог стать разрушительным для страны.

Чем запомнились автору исповеди годы, проведенные в США?

Три с половиной года выживания: хроническое безденежье; опасные болезни жены и дочери; разочарование в оппозиции; мучительная ностальгия. Написал письмо президенту с просьбой помочь вернуться в страну. Он помог.

В заключительном интервью Арцишевский спрашивает:

— Как сейчас Вы сами оцениваете свою американскую эпопею? Что она Вам дала? Какие уроки из нее Вы вынесли?

— Живя за границей, я осознал, что для истинной демократии Казахстан еще не созрел. Мы — просвещенный, образованный народ, но демократия требует гражданской зрелости, которую мы еще не обрели. Обретение ее – процесс исторический и, наверное, длительный.

Открытие Америки завершилось таким неутешительным для нас выводом: если гражданская зрелость — это что-то вроде половой зрелости, то тогда она с возрастом сама наступает. Хотя можно услышать и другие мнения.

В 2002 году на конференции, посвященной «арабской весне», которая охватила все средиземноморье (а конференция проходила в Монпелье, на юге Франции), я говорил, что в обществах с окаменевшим за века патриархальным сознанием невозможно применение западной модели демократии. Она действует разрушающе, но поверхностно, не достигая глубин. Традиционные общества, пережив кровавый разброд, восстанавливаются в привычных патриархальных формах. Науке и литературе, каждой своими средствами, предстоит исследовать феномен «патриархальное сознание» в рамках общей темы «Глобализация и демократия». Без понимания этого явления невозможно понять природу устойчивости власти в некоторых новых государствах.

Арцишевский, листая толстые, покрытые бумажной пылью подшивки «XXI века», пытался увидеть баланс отрицания и утверждения в позиции газеты.

«В.Шкловский однажды сделал поразительное открытие: если в художественном произведении количество плюсов выше количества минусов, то все минусы превращаются в плюсы. Выводы делайте сами. Мы лишь отметим предельную искренность оппозиционеров, их святую веру в святые цели, их решимость идти до конца».

Что такое «святые цели» в эпоху перехода от социализма к капитализму, когда большинству борцов за власть, которые мне встречались, эта цель пусть подсознательно виделась в образе золотого руна или золотого тельца. Неважно, лишь бы золотого.

Структуру власти, наспех сформировавшуюся в новых государствах, неожиданно получивших самостоятельность, которую по неопытности назвали независимостью, тоже следует считать своего рода художественным произведением, имеющим конкретное авторство, в каждом конкретном случае.

Закон Шкловского действует или, вернее, используется и в этой сфере. Умелые архитекторы создают плюсы хоть на один больше минусов. Да и что такое плюс? Просто зачеркнутый минус!

Теперь отцам, верившим в социализм, предстоит растить детей в святой вере в демократию, не успев до конца разобраться, почему она такая разная в разных странах и какая из них самая лучшая.

Жанр исповеди, наверное, допускает такого рода метания мысли, если это во благо будущим поколениям.

Алматы-Киев-Рим, июль 2015г.

_____________________

Адольф Арцишевский «Бигельды Габдуллин: право на исповедь», 2015 год, Дом печати «Эдельвейс», Алматы.

***

© ZONAkz, 2015г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.