Кипчакская стезя

Кипчаки – феноменальное явление в истории суперконтинента Евразия первой половины II тысячелетия нашей эры. К началу ХIII века они являли собой реальность одновременно как у Алтая, так и на берегах нижнего Дуная. И естественно – на всем громадном пространстве между этими двумя географическими регионами. Здесь они в ту пору снискали такую же славу, какую к концу одиннадцатого века имели сельджуки на всем мусульманском Востоке от Самарканда до Алеппо. А ныне название “кипчаки” мало кому известно. Что это был за народ? Куда потом делся? Ведь не в одной из республик бывшего СССР кипчаки не числятся как самостоятельная этническая единица. Современные энциклопедические справочники говорят о них лишь в прошедшем времени. Только во французском “Гран Лярусс энциклопедик” термин «кипчаки» расшифровывается применительно ко дню сегодняшнему, причем весьма оригинально: “тюркская народность, обитающая в Фергане”. Вряд ли такое объяснение можно рассматривать как исчерпывающее. А каково же оно должно быть? Чтобы попытаться ответить на этот вопрос, а заодно разобраться, в чем заключаются связи между казахами дня сегодняшнего и кипчаками прошлого, проследим за пройденным последними путем – путем от безвестности к величию и от величия к забвению.

Самый древний письменный памятник, сообщающий о кипчаках, известен тюркологам под названием “Селенгинский камень” (759 г.). Руническая надпись на нем свидетельствует, что “тюрок-кипчак” властвовал пятьдесят лет”. Но целый ряд схожих по звучанию названий встречается еще в древних китайских анналах, которые датируются концом третьего века до н.э..: “кюеше”, “кинча”, “куча”, “хабиса”. Однако уверенности, что и тогда под ними имелись в виду рассматриваемые нами кипчаки, нет.

Согласно свидетельству персидского историка Рашид-ад-дина, кипчаки являлись одной из пяти ветвей тюркского народа под началом Огуз-хана. Их происхождение он объясняет вот такой легендой:

Огуз-хан, потерпевший поражение от племени под названием “итбарак”, был вынужден отступить на территорию между двумя реками. Во время этого пути у одной женщины, муж которой был убит в сражении, внезапно начались схватки, и она была вынуждена отстать от других и скрываться в дупле дерева. Там у нее родился сын. Когда Огузу стало известно об этом, он сказал: “Поскольку у этой женщины нет теперь мужа, я усыновлю ее сына”. Мальчик получил имя “Кипчак”, что является производным от тюркского слова “кубук” (кора, дупло дерева). От него пошел народ под таким же названием. Спустя семнадцать лет, Огуз взял верх над теми итбараками. Покорил Иран и вернулся на родину. Позже, когда восстали итбараки, Огуз поселил народ Кипчака между их страной и рекой Яик (Урал). С тех пор кипчаки стали кочевать в тех краях и зимой, и летом.

Одним из первых мусульманских авторов, отметивших в своих трудах кипчаков, похоже, является Идриси (середина ХII века). Перечисляя известные ему тюркские племена, он называет одно из них “кифчак”. А вот в XIII–XV вв. уже все мусульманские историки и географы так или иначе упоминают кипчаков (Абульфеда, Ибн-Батута, Месалек-алабзар и т.д.).

Средневековые китайские авторы стали использовать название “кинча” применительно к Дешт-и-Кипчаку или стране кипчаков с 1223 года. Иелю Чу-цай, сопровождавший Чингисхана в его походе на запад, пишет “кофуча”. В его описании страна этого племени представляет собой обширные степи без городов, но с бесчисленными стадами скота и косяками лошадей. Юань-чао-пи-ши называет кипчаков “кибча”, а Юань-ши постоянно использует вариант “кинча”. Летопись “Кань-му” (1237 г.) отмечает, что страна “Кинча” находится в тридцати тысячах ли от Китая. Летом там ночи настолько короткие, что солнце восходит снова почти сразу же после захода. Имеются великолепные лошади, и у богатых людей их бесчисленное множество. Эти степняки – мастера по изготовлению изделий из кожи и металла. Глаза них голубые, а волосы – рыжие… В китайских источниках название “кинча” фигурирует также в связи с биографиями таких выдающихся лиц, как Шанче-бабур, Ванджо-ду, Ботимур, Ванджо-бадур и Сидур, сын Тосуна. Все они в той или иной степени имели отношение к истории Китая и происходили из кипчаков.

А название “Дешт-и-Кипчак” было обязано своим происхождением мусульманским авторам и означало в переводе с персидского “Кипчакская пустыня” (или “степь”). И включало оно в себя степную полосу севернее Черного моря, Кавказских гор и Каспия.

О начальном этапе расселения кипчаков судить с какой-либо определенностью трудно. Но если принять во внимание информацию надписи на “Селенгинском камне”, то получится, что в V–VIII вв. они входили в состав орхонских тюрок и жили в глубине Центральной Азии. Что же было потом? Потом – тот путь, на котором они как кочевники не были ни первыми, ни последними. Великий путь с востока на запад. В VIII–XI вв. кипчаки входили уже в состав племенного союза кимаков, который позже приобрел значение государства. Судя по всему, кипчаки и кимаки были родственны, говорили на одном языке. Но первые стремились сохранять свою индивидуальность. В начале отмеченного периода кипчаки населяли среднюю часть бассейна Оби, предгорья Алтая и берега Иртыша. А в X веке отдельные их части обитали уже на территории Центрального Казахстана, входя в соприкосновение с сырдарьинскими огузами. Их кочевья граничили тогда также с территориями Западного Казахстана и Западной Сибири. Постепенно кимаки теряли главенствующее положение в союзе, и уже к началу одиннадцатого века военно-политическая гегемония перешла в руки кипчаков. Продолжая двигаться на юго-запад и запад, они оказывали сильное давление на огузов. Те, в свою очередь, были вынуждены отходить на запад и тем самым давить на печенегов. Кипчаки заняли огузские земли в средней и нижней части бассейна Сырдарьи, Приаралье и Прикаспии и добрались на юге до границ древнего Хорезма. На западе оттиснутые ими огузы разгромили печенегов, но в 1065 году они потерпели сокрушительное поражение от византийцев и болгар. Вырвавшиеся вслед за ними за реку Урал части кипчаков оказались единственными хозяевами степной полосы отсюда до устья Дуная. В 1091 году они, объединившись с византийцами, окончательно добили печенегов.

Перебравшись в южную часть Восточной Европы, кипчаки быстро снискали повсеместную известность. Русские называли их “половцами”, византийцы – “куманами”, венгры – “кунами”. В западных анналах утвердился византийский вариант. О том, как они себя проявили в домонгольский период, имеется обширная литература. Так что в целом можно сказать лишь следующее. В этой части Евразии кипчаки представляли собой влиятельнейший военно-политический фактор. Конечно, в тот период у них не было сильной централизованной системы власти, поскольку оставался весьма влиятельным институт родов, объединявшихся в племена. Экономической основой существования было экстенсивное животноводство. То есть каждое племя было привязано к своим кочевьям и блюло прежде всего собственные интересы. Поэтому создававшиеся для предпринятия масштабных акций союзы по их осуществлению быстро распадались. Тем не менее кипчаки умудрялись вмешиваться в дела многих близлежащих и отдаленных государств. Собственно, они продолжали в этом плане деятельность тех тюрков-наемников, которые еще в IX веке в Багдаде свергали (а иногда попросту убивали) одних халифов и выдвигали других и которым это легко сходило с рук. Повсюду их нанимали как воинов, но они очень быстро переставали удовлетворяться лишь этим и начинали вмешиваться в дела государей, исходя из своих клановых интересов. В советской литературе (изобразительном искусстве, кинематографе) принято было изображать половцев преимущественно трусливыми и алчными грабителями, готовыми покуражиться над слабыми и бежать прочь без оглядки, когда попадался сильный противник. Такое мнение, мягко говоря, не соответствует истине. Сохранившиеся факты свидетельствуют, что в канун прихода монголов за Уралом и Каспием западные кипчаки представляли собой самую серьезную военную силу (но, правда, плохо организованную). Если они не ставили перед собой цели бесповоротно покорять другие народы, то, очевидно, потому, что: 1) она не прельщала их; 2) не нашлось сильной личности, которая, как Аттила или Чингисхан, сумела бы объединить их в одно целое. В войнах они обходились с родственными по крови и образу жизни племенами куда беспощадней (случай с печенегами, к примеру), чем с оседлыми народами. Разница состояла в том, что первые были конкурентами в борьбе за жизненное пространство, тогда как вторые – производители таких материальных благ, каких сами кипчаки, в силу своей специализации, не могли создавать.

Оставаясь кочевниками, западные кипчаки почти постоянно находились в состоянии войны с Киевской Русью, которая прерывалась, когда стороны торговали через Днепр. Военные экспедиции кочевников против восточных славян иногда оборачивались неудачей (начало XII века), но чаще всего заканчивались победой (1067 и 1096 гг.). Если не считать редкие периоды мирного сосуществования, Киевская Русь всегда стояла перед альтернативой: или вести с половцами войну, или платить им дань. Конечно, отдельные ее князья могли нанести поражение соседствующим кочевникам, но Дешт-и-Кипчак был огромным, и поэтому пустота быстро заполнялась другими племенами. Современники кипчаков свидетельствуют, что они одновременно имели дело со многими государствами и народами. Киевская Русь того времени была не в состоянии устранить этот фактор опасности, порождаемый самим фактом соседства с огромным степным регионом. Поэтому нет ничего удивительного в том, что ее правящий слой стал проявлять большой интерес к налаживанию родственных связей с аристократией кочевников. Причем некоторые князья исходили при этом не из соображений обеспечения безопасности государства как такового, а из личных интересов в борьбе за власть. И то, что память потомков восточных славян сохранила в себе мало хорошего о половцах, не в последнюю очередь объясняется активным участием последних в бесконечных междоусобных войнах князей. Ведь массам рядовых людей они ничего, кроме разорения, не приносили. В 1203 году кочевники разграбили Киев. Однако примерно в этот период стало усиливаться влияние русских на степь. Многочисленные браки между представителями правящей верхушки половцев и княжеских семей, казалось бы, подготовили почву для христианизации масс кочевников. Вырисовывались перспективы появления могущественного государства с крепкой, диверсифицированной экономикой (города, земледелие и скотоводство) и впечатляющей военной мощью (великолепная по качеству и внушительная по количеству конница и массы пеших дружин). Однако историей времени на это не было отпущено. Далеко на востоке подбирались все ближе и ближе к Иртышу выплавленные центральноазиатским горнилом тумены Чингисхана. Наступала новая эра в истории всей Евразии. В заключение темы о контактах кипчаков с Киевской Русью можно, думается, сказать о том, что одна половецкая ханша той эпохи была причислена к лику святых Православной церковью. Факт этот лишний раз свидетельствует, что постепенное обращение в православие соседствовавших с русскими половцев вполне могло иметь место.

Хорезмшах Текеш (1172–1200 гг.), женившийся на дочери хана Алп-Кара-Урана Туркан-хатун, сколотил большое наемное войско из кочевников и вел весьма успешно войны против каракитаев на востоке и против сельджуков на юго-западе. При нем Хорезм стал сильнейшим государством в Средней Азии и на Среднем Востоке. Одновременно он и его приемник Мухаммад II пытались усилить свое влияние в кипчакских степях. С этой целью они стравливали между собой влиятельнейших вождей кипчаков – упомянутого уже Алп-Кара-Урана и его племянника Алп-Дерека, известного больше под именем Гаирхан Иналь-джук. Последний претендовал на престол хана, занятый его дядей. Ситуация усугублялась еще борьбой различных групп кипчаков за обладание Сыгнаком, городом у устья Сырдарьи. В 1195 году Текеш-шах, решивший делать ставку на Алп-Дерека, двинул войска против своего тестя, который занимал тогда Сыгнак. Но его кипчакская гвардия, состоявшая из соплеменников Алп-Кара-Урана, перешла на сторону старого хана, и попытка низложения последнего провалилась. Самостоятельное кипчакское владение в Сыгнаке было покорено уже в период правления Мухаммада II, сына Текеша и Туркан-хатун – в начале XIII века. Ему активно помогал при этом со своим войском наместник Отрара Алп-Дерек. В 1215 году состоялась попытка кипчаков региона Сыгнака и Дженда высвободиться из-под контроля Хорезма. Потерпев неудачу, они откочевали на север. Под опекой хорезмшаха оказался весь бассейн Сырдарьи. Но это была всего лишь часть Восточного Дешт-и-Кипчака. Большинство племен кипчаков продолжало кочевать свободно на западе и севере современной территории Казахстана. Однако присутствие сильного государства по соседству и политика его правителей, направленная на исключение возможности консолидации кочевников любыми путями, привели к тому, что Восточный Дешт-и-Кипчак оказался не готов достойно противостоять нашествию монголов.

Как только было покончено с брожениями среди присырдарьинских кипчаков, Мухаммад-шах отправился в поход на юго-запад – в Аджем (Ирак). Вернувшись оттуда в 1218 году, он застал в Бухаре посланцев от Чингисхана, которые, однако, все как один являлись подданными самого шаха – похоже, это были мусульманские купцы, возвращавшиеся из Монголии. Они передали ему подарки и мирное послание монгольского хана. Тот предлагал хорезмшаху установить регулярные торговые связи между их державами. Следующий караван, отправленный Чингисханом в Хорезм, был задержан в Отраре местным правителем Гаир-ханом Инальджуком. Купцы-мусульмане (а их было около 400 человек) были заподозрены им в шпионаже в пользу монголов. Их всех казнили. Очевидно, кипчакский хан внимательно следил за событиями на той стороне Иртыша и поэтому прекрасно понимал, что рано или поздно очередной завоеватель, вынырнувший из глубин Центральной Азии, поведет свое войско на запад столь далеко, сколь позволят. Ведь так было всегда. Сознавая неизбежность войны, но будучи решительным и гордым человеком, он не собирался мириться с не очень старательно прикрытым демаршем Чингисхана, который, видимо, таким образом рассчитывал деморализовать хорезмшаха еще до начала военных действий. Мухаммад II действительно мог, исходя из опыта своих предшественников, попытаться откупиться от монгольского хана, пойти на другие уступки. К слову сказать, его отец Текеш даже в пору своего наибольшего могущества платил дань каракитаям и советовал сыну поступать так же. Оно и понятно: государю страны с преимущественно оседлым населением, каким бы могущественным он ни был, не было тогда смысла вести неизменно линию на непримиримое противостояние всякому напору со стороны степей. Но на этот раз случай был особый. Уже были налицо все свидетельства того, что цель Чингисхана – не грабительские походы ради наживы, а целенаправленные завоевания. Гаир-хан, сам выходец из кочевников, иллюзий относительно миролюбия новоявленного покорителя народов не питал. Для него был лишь один выход – сопротивление. И он решил действовать без оглядки. Его расправа над купцами-мусульманами отрезала путь к возможным компромиссам со стороны хорезмшаха. Чингисхан потребовал у Мухаммада II выдачи Гаир-хана. Но вряд ли тот был в состоянии выполнить это требование. Дело даже не в том, что невозможно было осуществить это практически — во всяком случае, в короткий срок. А в том, что выдача правителя Отрара означала бы потерю присырдарьинских степей и превращения большей части оставшихся лояльными кипчаков во врагов, одновременно – оголение восточного фланга, как раз той стороны, откуда и грозила опасность. Некоторые авторы (как средневековые, так и современные) выдвигали и выдвигают версию, что Гаир-хан спровоцировал войну между Хорезмом и монголами, ибо дал последним предлог для нашествия. Но вряд ли она разумна. Ибо Чингисхан жил в XII–XIII вв., а не в наше время, и вопросом о том, как среагирует мировое общественное мнение на то или иное его действие, судя по всему, не обременял себя. Если и предварял некоторые свои военные экспедиции какими-то дипломатическими манерами, то лишь для того, чтобы усыпить бдительность будущего противника или деморализовать его.

Осенью армия союзников под началом Чингисхана двинулась в путь. В окрестностях Отрара она, по-видимому, оказалась лишь к концу 1219 года. Здесь Чингисхан разделил ее на четыре корпуса. Первый под началом его сыновей Угедея (впоследствии великий хан монголов) и Чагатая взял в осаду Отрар. Второй под командованием Джучи пошел вдоль Сырдарьи на северо-запад, чтобы покорить Дженд, Сыгнак и другие города у устья этой реки. Во главе третьего корпуса, отправленного вверх по Сырдарье к городу Бенакету (Фенакет), были полководцы Алак, Сугту и Тогай. Сам Чингисхан возглавил четвертый корпус и повел ее в сторону Бухары.

Остававшиеся лояльными по отношению к хорезмшаху кипчаки проявили себя мужественными воинами при защите присырдарьинских городов. Но самый яркий пример героизма показали Отрар и его правитель Гаир-хан. Этот город, принявший первый удар монголов, как дружно отмечают историки той эпохи, продержался пять месяцев. И был сломлен лишь тогда, когда Караджа-хаджиб, глава присланного на помощь хорезмшахом вспомогательного отряда, пал духом и решил со своими воинами сдаться врагу, выйдя из города через ворота “Суфи-хане”. Монголы оттуда ворвались в Отрар, но еще долго продолжались бои. Гаир-хан с отрядом воинов укрепился во внутренней крепости и продержался еще месяц. Схвачен он был лишь тогда, когда все его соратники полегли. Конечно, для Чингисхана после событий, предшествовавших началу войны, примерное наказание своенравного кипчакского вождя было делом чести. Гаир-хану залили уши и глаза расплавленным серебром.

Некоторые писатели-историки (В.Ян, Я.Ильясов и др.) в своих произведениях изображают события той эпохи так, что вытекает вывод: все испортили амбициозные, спесивые и трусливые кипчакские вожди и их ненадежное воинство, а героями проявили себя лишь Джелал-ад-дин, сын Мухаммада II и хорезмшах с 1220 года, и оставшийся верным ему до конца правитель Ходжента. А также родичи принца по матери, туркмены. У меня такое мнение вызывает сильные сомнения. Во-первых, каково было сопротивление Отрара и других присырдарьинских городов, сравнительно небольших? И каково – столбовых городов Хорезма того времени, Бухары, Самарканда и Гурганджа? Сравнение отнюдь не в пользу последних, хотя, конечно, покорявшие их войска могли быть большими по масштабам, чем в первом случае. И потом, в отличие от Гаир-хана, ни один из членов семьи правящей династии не позволил себе оставаться в штурмуемых монголами городах до конца. Они спасались первыми, и, естественно, это производило деморализующий эффект. Во-вторых, что бы там ни говорили, главным побуждающим фактором в действиях Джелал-ад-дина являлось желание вернуть себе унаследованную державу. То было для него делом чести. В-третьих, туркмены, которым-де Мухаммад II незаслуженно отказывал в доверии, предпочитая им кипчаков, и которые-де в решающую минуту проявляли себя благородными, помогали так же, как мы узнали выше, и монголам. Я не собираюсь доказывать обратное. Выше я говорил, что отдельные группы кипчаков тоже вполне могли сражаться на стороне монголов. Дело здесь не в кипчаках или туркменах, а в литераторах, которым ничего не стоит, следуя своей фантазии, превратить одни народы в трусов, а другие – в благородных. И нет никакого дела до того, что история не бывает столь однозначна, как им представляется.

Экспедиция против кипчаков (прикаспийских) началась в 1237 году. В ту пору военное могущество чингизидов было столь впечатляющее, что переживающим отнюдь не лучшие времена кипчакам, тем их племенам, которые еще упорно не желали подчиняться монголам, но были разрознены, трудно было надеяться на что-то, кроме поражения. Но тем не менее монголы долгое время не могли ничего поделать с ними, ибо те применяли партизанскую тактику. В конце концов монгольские принцы решили развернуть всю армию и пойти широким фронтом. Левому флангу под командованием Мэнгу предстояло прочесать побережье Каспия и устье Волги. Здесь действовал со своими людьми Бачман, один из самых доблестных вождей кипчаков. Он принадлежал роду под названием “олерлик”. С ним был его соратник Качар-Огола. В отряд Бачмана вливались беглецы и все те, кто видел в монголах врагов и горел желанием сражаться с ними. Его рейды наносили большой урон монгольскому войску. Отряд сделался постоянным источником опасности для завоевателей. Он совершал дерзкие, молниеносные нападения и тут же исчезал. А поскольку в мобильности кипчаки не уступали монголам, тем никак не удавалось вынудить их принять открытый бой. Бачман менял места пребывания. Скрывался в лесной чаще по берегам Волги. И вот разъяренный потерями Мэнгу распорядился подготовить эскадру из двухсот суден и посадить по сто воинов на каждый из них. Сам принц с частью эскадры двигался вдоль одного из берегов, а его брат Баджек с другой ее частью – вдоль другого берега. Попутно монголы прочесывали леса прибрежной полосы. В одном месте обнаружили следы покинутого недавно костра, и оказавшаяся тут старуха сказала, что Бачман отступил на остров. Поскольку поблизости под рукой не было суден, монголы не могли попасть туда вслед за ним. Но вдруг поднялся ветер, и вода стала убывать. Монголы пересекли ее до острова вброд и неожиданно накрыли Бачмана. Его люди частью пали в схватке, частью утонули при попытке спастись бегством. Так вдруг привалила удача Мэнгу, столь долго и безуспешно охотившемуся за мятежным кипчакским вождем. Бачман пожелал, чтобы Мэнгу предал его смерти лично своей рукой. Тот отказал ему в такой “чести”, чтобы еще как-то уязвить столь ненавистного врага. По приказу Мэнгу разрубил Бачмана пополам своим мечом Баджек. Кочар-Огола тоже был убит. Это версия мусульманских летописцев. Китайские историки дополняют описание данного события такими подробностями. Когда вода стала убывать, Мэнгу заявил: “Сам бог прокладывает предо мной дорогу…”. Взятому в плен Бачману он приказал встать на колени перед ним. Бачман отказался: “Я сам был таким же правителем, как ты, и не пугай меня смертью. Я не верблюд, чтобы опускаться на колени”. Потом он обратил внимание монголов на поднимающуюся воду и посоветовал поторопиться с возвращением. И все же часть войск была вынуждена добираться до берега вплавь…

На территории, отнятой у кипчаков, Бату-хан создал свою империю – Золотую Орду. Однако местное большинство быстро ассимилировало пришлое меньшинство, и вскоре государство стало называться повсюду Кипчакским ханством. В западной исторической и справочной литературе название “Золотая Орда” и “Кипчакское ханство” рассматриваются как равноценные синонимы. Причем последнее используется ничуть не реже, чем первое. В русских летописях, а позже также в литературе и устной речи подавляющее большинство населения тех территорий, где до монгольского нашествия жили кипчаки, получило название “татары”. А поскольку вскоре все эти земли и живущие на них люди оказались под властью Российского государства, термин принял официальную окраску и получил карт-бланш на долгую жизнь. Это затрудняет изучение истории целого ряда тюркских народов, особенно тех, которые говорят на языках кипчакской подгруппы тюркской группы языков. Эти последние жили и сейчас живут в тех регионах, которые когда-то входили в состав Золотой Орды, то есть Кипчакского ханства. Общность их корней и восхождение их языков к одному знаменателю не вызывает сомнения. Речь идет о кипчакской этнокультурной общности, существовавшей с одиннадцатого по шестнадцатый век, и кипчакском языке, игравшем в ту эпоху роль средства межнационального общения на громадной части нынешней (бывшей еще недавно общей) территории государств СНГ. Об этом оставили свидетельства жившие в те времена авторы. К примеру, Плано Карпини пишет, что Днепр, Дон, Волга и Урал являются четырьмя большими реками Кумании, хотя речь, казалось бы, должна идти о Золотой Орде или стране монголо-татар. Рубрук описывает свое путешествие через степи куманов и замечает, что они называют себя “капчат”. М.Поло в своих путевых записях тоже отмечает народ, называемый “куманами”, и говорит о стране “Кумания”. А в некоторых других трудах речь идет даже о королевстве Кумания. Немецкий путешественник Й.Шильдбергер, побывавший при дворе Тимура в начале XV века, упоминает страну “Диштихипшах”. Есть еще одно интересное сведение. В “Зафернаме”, являющемся отчетом об экспедиции Тимура в Россию, говорится, что кипчакский принц Бик-ярок-углан в то время имел резиденцию в “Манкирмане”, большом городе на реке “Узи”. “Узи” – это то же самое, что “Аззу” у Абульфеды. То есть Днепр. А под названием “Манкирман” (“Кива Мьен Кермен” – в китайских источниках, “Мингеркан” – у Рашид-ад-дина) подразумевается Киев. Поскольку русские источники не упоминают о таком городе на Днепре, историки долгое время не могли понять, о чем идет речь. Лишь в 1874 году профессор Ф.Брун в своей статье, опубликованной в Одессе (“Мемуары Третьего археологического конгресса по Киеву”), доказал, что древняя русская столица была известна в средние века также под названием “Манкирман” (“Манкерман”). Причем это название было известно не только восточным авторам. К примеру, венецианский посланник в Персию Кантарини, проезжая где-то в 1475 году через Русь, отмечал в путевых записях, что город Кио (Киев) называется еще Магроман.

Впрочем, кипчакский фактор играл важную роль и в вопросе выбора приоритетов в сфере внешних сношений созданного Бату-ханом государства. При Берке-хане, его наследнике, правившем в 1257–1267 гг., отношения Золотой Орды с обосновавшимися на Среднем Востоке ильханами (другая ветвь чингизидов) складывались напряженно. Поиски союзников в борьбе с последними привели в далекий Египет, к мамлюкам, которые были тоже кипчакского происхождения. К султану Бейбарсу, первым развеявшему миф о непобедимости монголов и положившему начало сокрушению их военного могущества. Этот человек считается самым выдающимся представителем династии мамлюков. Легенды о нем ходили еще при его жизни. По сей день очень популярно во всем арабском мире “Зират Бейбарс” – обширное по объему произведение народного фольклора, являющееся описанием его жизненного пути. Давайте и мы обратим внимание на биографию Бейбарса, ибо она полна примечательных деталей.

Аль-Малик аз-Захир Рух-ад-дин Бейбарс родился в стране Дешт-и-Кипчак, на северном побережье Черного моря, тогда, когда объединенное русско-кипчакское войско потерпело поражение от монголов на Калке, – где-то в 1223 году. После вторичного вторжения последних в Западный Дешт-и-Кипчак, т.е. где-то в начале 40-х годов ХIII века, он вместе с другими военнопленными кипчаками был продан в рабство. Надо полагать, Бейбарс еще у себя на родине успел повоевать с монголами. В средние века тюркоязычные невольники традиционно шли на укрепление военной мощи большинства исламских государств и поэтому очень высоко ценились. Так что нет ничего удивительного в том, что Бейбарс в конце концов оказался собственностью султана Египта ас-Салиха Наим-ад-дина из династии Айюбидов. Отправленный, как и все новоприобретенные невольники этого правителя, на остров посреди Нила для совершенствования военной выучки, он проявил выдающиеся бойцовские качества. Очень скоро этот молодой кипчак сделался командиром личной гвардии султана. А по-настоящему проявил себя впервые в 1250 году. Тогда Бейбарс в качестве командующего армией Айюбидов разгромил крестоносцев под началом короля Франции Людовика IХ. Сам король оказался в плену и был отпущен впоследствии за большой выкуп. Мамлюки-офицеры, видя, какую мощь они собой представляют и как быстро растет их авторитет в стране, не пожелали удовлетворяться и далее ролью щита Египта. В том же 1250 году они под руководством Бейбарса совершили дворцовый переворот. Султан Туран-шах, лишь недавно занявший престол, был убит. За смертью последнего султана-айюбида последовало смутное время. Не угодивший первому мамлюкскому правителю Айбаку, Бейбарс вместе со своими соратниками ушел в Сирию и оставался там до 1260 года. То есть до тех пор, пока не пригласил его обратно третий по счету мамлюкский султан Кутуз. Бейбарс и его сподвижники были восстановлены в том положении, которое занимали в армии прежде. Сам Бейбарс в дополнение к этому получил в подарок селение. И очень скоро доказал, что не зря делают на него ставку. В сентября 1260 года у города Наблуса (Палестина) мамлюки разгромили продолжавших свои завоевательные походы монголов. Особенно отличился в этой битве Бейбарс, возглавлявший авангард египетского войска. Замертво пали на поле брани многие монгольские полководцы, снискавшие славу непобедимых и неустрашимых. Ощутимо пополнился личный счет неукротимого кипчака. За свои ратные заслуги он рассчитывал получить в качестве дара город Алеппо, но султан Кутуз разочаровал его. На обратном пути через Сирию Бейбарс восстал против своего султана и лишил его собственноручно жизни. Так он стал четвертым султаном мамлюкской династии. И вскоре доказал, что ему присущ талант не только воина и стратега, но и также дальновидного государя и прозорливого дипломата. Он восстановил сирийские крепости и цитадели, разрушенные монголами, строил арсенал, военный и торговый флот. Объединил в одно государство Египет и Сирию, чтобы сделать эффективной борьбу с крестоносцами. С 1265 по 1271 год Бейбарс почти ежегодно предпринимал походы против них. К исходу этого периода стало ясно, что судьба крестоносцев решена. Больше никогда они не были в состоянии вернуть утраченное.

Постоянной заботой Бейбарса было сдерживание натиска монголов с севера и востока. За 17 лет правления он 9 раз вступал с ними в сражения. И ни разу не проиграл. В самой Сирии ему приходилось вести борьбу с ассассинами, членами исламской секты фанатиков. В 1271 и 1273 годах он нанес им чувствительные поражения и в конце концов очистил от них Сирию. Какие только не образовывались союзы против него! Особенно усердствовали монголы. Они выступали против Бейбарса то в союзе с армянами-христианами, то в союзе с сельджуками-мусульманами. Но все тщетно. В 1276 году Бейбарс разгромил объединенное монгольско-сельджукское войско и занял город Кайсери (на территории современной Турции). В целом он вел гибкую политику, но в двух ключевых вопросах его позиция оставалась неизменной: 1) пополнение рядов своей армии преимущественно за счет кипчаков; 2) поддержание союзнических связей с Золотой Ордой (то есть с Кипчакским ханством) в противовес вражде с персидскими монголами. Для достижения этих целей Бейбарс пошел на сближение с императором Византии Михаилом VIII Палеологом, ибо тот контролировал Дарданеллы, через которые пролегал водный путь в Дешт-и-Кипчак. Бейбарс был воином с отменной выправкой, любил рыцарские поединки и состязания по стрельбе из лука. Проявлял милосердие по отношению к слабым, бдительно следил за своим моральным обликом. В 1271 году он издал закон, запрещающий потребление вина.

Вообще, эпоху правления мамлюков принято делить на два периода: 1) 1250–1382 гг.; 2) 1382–1517 гг. Западные историки именуют их “Бахри” и “Бурджи” – по названию воинских частей, на которые в обозначенные отрезки времени опиралась династия. У современных исламских историков они называются “тюркским” и “черкесским” периодами. Но в одном все единодушны: мамлюкское государство достигло зенита своего могущества при тюркских султанах и стало терять его во времена правления черкесских султанов. Считается, что первые заслужили благодарность всего мусульманского мира за спасение арабо-исламской цивилизации от крестоносцев и монголов.

Вернемся, однако, к Золотой Орде. Уже в начале XIV века стало ясно, что она долго не продержится. Заключенный между мамлюками и ильханами в 1323 году мир и установление турками контроля над Дарданеллами в 1354 году положили конец партнерским связям между Волгой и Нилом. Золотую Орду раздирали внутренние раздоры. Каждый из чингизидов, которые к тому времени были уже по численности целым аристократическим слоем, стремился иметь свой собственный улус (удельное владение). Военную основу государства составляли кипчаки-кочевники, в среде которых центробежные тенденции всегда были сильны, так что их вожди, не желавшие мириться с ролью всего лишь исполнителей, тоже вносили свою лепту в процесс раздробления созданной Бату-ханом державы. Одной из самых серьезных ошибок правителей Золотой Орды, по всей видимости, явилась их неспособность предвидеть, что Запад, с которым они через русских имели превосходные связи, в дальнейшем будет прогрессировать куда быстрей, чем засушливый Туркестан. Они прибегали к помощи русских или литовских князей в борьбе со своими внутренними противниками, тогда как, казалось бы, должны были держать их под неукоснительным контролем. Им представлялось, что западные народы не являют собой реальной опасности. Их внимание было обращено к юго-востоку и югу: только оттуда следует ждать настоящей угрозы, думали они. И просмотрели превращение русских и литовцев в грозную силу. В начале XIV века от Золотой Орды откололась Белая Орда, в которую входила часть современного Казахстана – к востоку от реки Урал и к северу от Аральского моря и Сырдарьи. Таким образом, улус Джучи, на базе которого была создана держава Бату-хана, оказался разделен на две части и значительно ослаблен. Более того, в 1368 году правитель Белой Орды Урус-хан предпринял поход в сторону Поволжья. Некоторое время успех сопутствовал ему, а потом отвернулся. Урус-хан вернулся в Белую Орду, не будучи в силах одолеть поддерживаемого знатью кочевников Мамая. Пока длилась эта тяжба, Московское княжество вышло из-под контроля Золотой Орды и в 1378 году нанесло поражение ее полководцу Бегишу, посланному усмирить вассала. Мамай понял, что на западе появился очень серьезный противник, и стал, заключив договор с великим князем Литвы Ягайло, готовиться основательно к большой войне. Тем временем в Белой Орде к власти пришел Тохтамыш, вознамерившийся вновь объединить восточную и западную части улуса Джучи. В 1380 году состоялась Куликовская битва. Воспользовавшись поражением Мамая, Тохтамыш распространил свою власть на Золотую Орду. Восстановил контроль над Москвой. Он внес некоторую свежую “степную энергию” в лишенную к тому времени воображения военную машину Золотой Орды. Помимо этого, Тохтамыш отказался от практики прибегания к услугам европейских князей, решив, что гораздо выгодней опора на Тимура. Однако ему не удалось пользоваться долго благосклонностью последнего. Вскоре развязалась война между ними, и в 1395 году Тимур разбил войска Тохтамыша, положив тем самым фактически конец существованию Золотой Орды. Этим, а также победой над османским султаном Баязетом I (1402 г.) хромой полководец из Самарканда, сам того, возможно, не желая, серьезно поддержал Византию и страны Восточной Европы. Смерть Тимура в 1405 году положила конец эре почти в два столетия, которая характеризовалась попытками правителей центральноазиатских кочевников создать гигантскую, даже мировую империю. Близилась к завершению эпоха безраздельного доминирования конных номадов на полях сражений. Мир кипчаков, служивших долгое время пушечным мясом в военных акциях самозваных претендентов на титул “завоевателя вселенной”, стоял на пороге необратимого распада. Еще до того, как они сами утратили ведущую роль в Великой степи от Иртыша до Дуная, выпали из активного оборота этноним “кипчак” и название “Дешт-и-Кипчак”. Их вытеснил, по мере роста авторитета Московской Руси на международной арене, употреблявшийся русскими вариант “татары”. Появился также этноним “ногайцы”. То были те же кипчаки, которые когда-то входили в состав юрта (людей) золотоордынского полководца Ногая, а потом, когда Золотая Орда распалась, образовали на ее обломках свою орду – Ногайскую. В ней и трех других государственных образованиях, Крымском, Астраханском и Казанском ханствах, кипчакский язык сохранял свое главенствующее положение. Более того, он еще долгое время использовался довольно активно в Московской Руси, особенно в среде правящего класса. Однако называли его теперь татарским языком. Кипчаки уже входили в полосу забвения. На почве, которую сейчас можно назвать условно кипчакской, возникали новые народы и народности.

На территории Белой Орды (между Сырдарьей и Западной Сибирью) появилось Казахское ханство, и его подданные стали называться казахами, хотя, по сути, это были в подавляющем большинстве своем опять-таки кипчаки. Почему произошло так? Попробуем разобраться. Уже к концу XIV века племена, населявшие Белую Орду, все чаще стали называться в источниках “узбеками” вместо традиционного самоназвания “кипчаки”. Согласно автору того времени Исфахани, узбеки состояли из трех групп племен, разделенных политической ориентацией: первая называлась “шайбанидами” и представляла собой кипчакские племена и их подразделения, подчинявшиеся Мухаммаду Шайбани, вторая – “узбек-казахами”, эти кочевали между Волгой и Сырдарьей, третья – “мангытами”, эти же были частью населения Ногайской орды. Происхождение названий “узбеки”, “шайбаниды” и “мангыты” (ногайцы) объяснимо. Загадку составляет появление этнонима “казах” (“казак”) – значит, “авантюрист” или “свободный человек”. Во-вторых, заметим, что появление на юге Восточной Европы казаков и возникновение на территории Белой Орды казахов по времени совпадают. В-третьих, остановим внимание на том, что и в том и в другом случае речь (по крайней мере, поначалу) шла о тюркоязычных (кипчакоязычных) племенах, которые не желали подчиняться ни одному из возникавших на обломках могущественного в прошлом Кипчакского ханства (Золотой Орды), в эпоху Бату и Берке, многочисленных государств. Казаки кочевали в степях причерноморского и прикаспийского регионов, более всего дорожа идущей со времен домонгольских кипчаков традицией независимой от городов и оседлости жизни! И, естественно, они принимали в свои ряды всех тех, кто бежал из соседних государств вследствие какого-то конфликта с власть имущими. Много было среди таких русских людей, особенно крестьян, спасавшихся из-под феодального гнета. Вряд ли этноним “казак” возник как самоназвание. Ведь эти племена не представляли собой нечто целостное, чтобы называться единым именем. С другой стороны, подразделения кипчаков, особенно те из них, которые не желали признавать чью бы то ни было власть, были всегда склонны подчеркивать свою индивидуальность, то есть стремились выделять свое конкретное происхождение, что означает название отдельно взятого рода или племени. Скорее всего, собирательным именем “казаки” назвали их впервые крымские татары, чаще остальных имевшие с ними дело. Тем самым подчеркивалось, что эти люди, хотя и сородичи наши, не являются подданными ни нашего хана, ни Астраханского, ни Казанского ханств, ни Ногайской орды. То есть – вольные люди. Все эти государства, очевидно, прибегали к их услугам в войнах друг с другом. Не оставались в долгу и русские. Они, привлекая, в свою очередь, казаков к себе на службу, предоставляли им целый ряд льгот. Сближение с русскими было выгоднее, потому что они, не покушаясь на их образ жизни, предлагали, образно говоря, постоянную работу – охрану рубежей своего государства. А ханы привлекали лишь к разовым акциям. Тенденция к сближению с Московским государством усиливалась по мере увеличения веса православного элемента среди этих кочевников.

А теперь о казахах. Поначалу все население Белой Орды называлось “узбеками”. Понятие о казахах и Казахском ханстве появилось тогда, когда часть кочевых племен Восточного Дешт-и-Кипчака не пожелала подчиняться Абулхайр-хану и под началом внука Урус-хана Джаныбека и его родственника Гирея ушла в долину рек Чу и Талас. Вот что пишет об этом Махмуд ибн Валид: “Некоторые из потомков Тука-Тимур-хана, сына Джучи-хана, например, Кирай-хан и Джаныбек-хан… вышли из круга подчинения и повиновения и предпочли покинуть родину, отказавшись от унаследованной страны…”. Опять налицо бунт, решительная акция неподчинения. Как должны были назвать этих ханов и поддержавших их кочевников население близлежащих удельных владений и государств и их правители? Ведь с точки зрения последних это были бунтари, люди, ищущие независимости? Правильно — казахами (казаками). Что, собственно, и произошло. Мне думается, что авторство тут принадлежит шайбанидам. Потому что ушедшее с Мухаммадом Шайбани в Среднюю Азию объединение племен сохранило название “узбек”. Отколовшиеся от них племена некоторое время именовались “узбек-казахами” (то есть “узбеками, отделившимися от своих”), а потом – просто “казахами”.

Однако значит ли это, что процесс образования казахской народности завершился в основном, как утверждают историки, в XIV–XV вв.? У меня теперь на этот счет иное мнение. В означенную эпоху объективные исторические условия стимулировали не объединение, а разъединение. В начале XV века три больших государства — держава Тимура, Золотая Орда и Белая Орда — опиравшиеся в военном отношении на кочевых тюрков, распались, и на их обломках появилась масса мелких владений. С уходом с исторической арены сильных, одержимых идеей создания могущественной державы правителей в среде кочевников пошли в рост центробежные силы. Их стимулировало также стремление многочисленных чингизидов получить отдельный удел на каждого. Для этого они использовали любую возможность. Джаныбек и Гирей воспользовались доминировавшими в среде определенной части населения Восточного Дешт-и-Кипчака сепаратистскими настроениями и создали свое ханство. Оно получило название Казахское ханство. Но было ли это государством казахов в полном смысле слова? Думается, нет. И вообще меня удивляют старания историков вогнать казахов прошлого в прокрустово ложе именно в виде современной территории Казахстана. Пора понять, что история казахов как народа и история Казахстана как региона с определенными границами – не всегда идентичные понятия. В противном случае нам будет трудно уяснить себе, почему казахский фольклор пестрит такими названиями, как Крым, Тана (Дон), Азау (Азов), Казань и т.д. (См. Издание “Бес ѕасыр жырлайды”, Алма-Ата). Почему венгры вдруг воспылали родственными чувствами именно по отношению к нам, а не к какому-нибудь другому тюркоязычному народу. Почему ни с того ни с сего приезжает к нам из Венгрии некий Иштван Коныр и начинает говорить с нами на том языке, который мы считаем родным и который он тоже считает родным…

Казахское ханство той эпохи было одним из удельных владений, которые тогда появились как на дрожжах стараниями властолюбивых чингизидов. В его составе были те племена, которые потом составили Средний жуз. Племена Младшего жуза тогда почти полностью входили в Ногайскую орду. Они всегда тяготели к тем государственным образованиям, которые возникали на Волге и Урале. Ногайская орда по Ногайскому шляху частенько совершала набеги на Москву через Коломну и Рязань. То есть у нее сфера интересов была иная, чем у Казахского ханства, которое вскоре после возникновения затеяло длительную борьбу, как и домонгольские восточные кипчаки, за владение присырдарьинскими городами со среднеазиатскими правителями. Племена Старшего жуза, как и прежде, в большинстве своем оставались в составе Могулистана, включавшего в себя Семиречье, Восточный Туркестан, Киргизию, часть Восточного Казахстана и Ферганы. В отдельные периоды, особенно при Касым-хане, Казахское ханство бывало весьма близко к соответствию тому значению, которое приобрело позже. Но не более. Потому что многие племена не были еще склонны обременять себя постоянным подданством. Они легко переходили из одного владения в другое, руководствуясь интересами момента, а то и оставались сами по себе.

В Восточной Европе на фоне усиливающейся Московской Руси быстро теряли мощь наследники Золотой Орды – Казанское, Крымское и Астраханское ханства. Самому многонациональному из них — Казанскому ханству — историей был отпущен сравнительно короткий срок жизни. Его правители, среди которых наиболее удачливым оказался Мамутбек (1445-1466 гг.), изо всех сил старались сохранять независимость от Крымского ханства и Москвы. Когда в 1521 году крымские гиреи добились того, чтобы один из них, Сахиб-гирей, занял престол в Казани, в столице Московской Руси решили, что настала пора положить конец татарскому владычеству в Центральной России. Сделать это удалось Ивану Грозному, первому русскому царю, в 1552 году.

На южном побережье Каспия, в Иране, тоже наступило наконец-то затишье после столетий беспрерывных набегов кочевников с востока. Сын Тимура Шахрух-мирза правил в Герате, а его сын Улуг-бек – в Самарканде. Они сделали свои владения центрами цивилизации, расцвет которой продолжался до конца периода правления Хусайна Байкары в Герате. Государства сделавшихся уже оседлыми тимуридов представляли собой слой безопасности, защищавший Иран от нашествий с востока и северо-востока. Но степь за Аралом и Сырдарьей постоянно находилась в движении. Так было всегда: одни вытесняли других в сопредельные территории. В начале XVI века прорвавшийся со своими узбеками в Мавераннахр Мухаммад Шайбани стал угрожать Ирану вторжением. Сам он был убит в бою в 1510 году. Но его приемники закрепились в среднеазиатском междуречье. Однако наступала эра заката военной мощи кочевников. И они уже не могли угрожать серьезно существованию таких сильных оседлых государств, как сефевидская Персия или османская Турция. И та и другая были теперь способны отбивать успешно атаки со стороны степи. Впрочем, чаще они противостояли друг другу. В Чалдиранской битве, состоявшейся 23 августа 1514 года, использование огнестрельного оружия принесло победу туркам. Так, на дальних подступах степи поднялся на сцену безликий пока главный герой последующих столетий – ружье. Снискавшая славу непобедимой, конница кочевников должна была теперь отодвинуться на задворки истории.

Со времен наступления эпохи письменной истории кочевое скотоводство, практиковавшееся в громадных масштабах, было экономической базой великих империй степных просторов. С тех пор, как стало возможным использование прирученных коней в боевых действиях, преимущество вооруженного луком и стрелами всадника над пешим воином или военной колесницей никогда эффективно не оспаривалось. При наличии способных предводителей хорошо обученные и дисциплинированные конные войска были практически непобедимы. Оседлая цивилизация, если она хотела действенно противостоять кочевникам, должна была содержать постоянно в боевой готовности огромную по количеству и отличную по качеству кавалерию. Но это было куда разорительней, чем платить дань. Поэтому военное преимущество кочевников оставалось неизменным в евразийской истории около 2 тысяч лет. В период своего расцвета кочевое общество Евразии представляло собой очень сложную и высоко специализированную социально-экономическую структуру. Развитую, но в то же время в высокой степени уязвимую именно из-за узкой специализации, отсутствия диверсификации в экономике. Когда из-за джута (бескормицы) случался массовый падеж лошадей или руководство оказывалось слабым, бессмысленно было думать о нападении на других. В таких случаях типичное степное государство должно было распадаться, чтобы позволить населению заботиться самому о себе и добывать необходимое для существования. Кочевое скотоводство нуждалось всегда в огромных пространствах, чтобы каждый род или семья имели свои пастбища. Население рассеивалось широко, что само по себе служило препятствием на пути к созданию сильной и централизованной власти. Задача вождей-кочевников состояла в объединении разбросанных племен и обеспечении им такого уровня доходов, который был бы выше привычного. Последнего достичь можно было лишь одним путем: удачным нападением на других, которые, скажем, жили богаче. В мирное время не было надобности сохранять единую центральную власть, так как отдельные группы племен или просто племена представляли собой экономически автономные подразделения.

Обитавшие на окраинах Русского государства казаки втягивались во все более тесную связь с ним. Оно было заинтересовано в том, чтобы эти весьма своеобразные люди, отважные воины, становились его подданными. Чтобы плотнее связать их с Русью, Православная церковь развила бурную деятельность среди них. Особый интерес в этом смысле представляли для нее те группы казаков, где тюркский элемент оставался преобладающим. Наконец-то в результате длительного соседства народов двух разных миров появился симбиоз представляющего вместе с конем единое целое воина-кочевника и привязанного к земле, основательного и хозяйственного хлебороба – тот казак, каким мы его сейчас больше знаем. В нем нашли удачное сочетание степенность, терпеливость и настойчивость земледельца и бесшабашная отвага, бесстрашие перед неизведанным пространством номада, не имеющего привычки ограничивать свой кругозор пределами ойкумены. Плоды его службы России оказались потрясающими. За считанные десятилетия он прошел от Урала до Тихого океана и положил к ногам российских государей огромный субконтинент, включающий в себя Западную, Восточную Сибирь и Дальний Восток. Было ли возможным освоение этого огромного пространства Россией без участия казаков? Было ли возможным появление казаков, не будь многовекового соседства русских с кипчаками и другими тюрками-кочевниками? И на тот и на другой вопрос можно ответить смело и однозначно: нет. Ведь слава и эффективность деятельности казаков долгое время не давали покоя другим европейским государям, и они не раз пытались создать у себя нечто, подобное русскому казачеству. Но ничего, как известно, не получилось. И не могло получиться, ибо появление казачества – результат естественного исторического развития при участии определенных действующих лиц…

Ойраты же были пока относительно недосягаемы и сохраняли возможность вести более или менее независимый курс. Однако им было ясно, что набирающий силу при новой династии императоров Китай не оставит их в покое. Поскольку теперь на его стороне было подавляющее военное преимущество, ойратам, если они хотели избежать избиения и сохранить независимость, оставался лишь один выход — тот выход, который был настолько привычен кочевникам Центральной Азии, что подсказывал его им не столько разум, сколько подсознание: передвижение на запад. Так они вступили в ожесточенную борьбу за жизненное пространство с обитавшими на территории современного Казахстана тюркскими племенами. Будь такое в прежние времена, те просто потеснились бы или же ушли, переправившись через Волгу, в Западный Дешт-и-Кипчак. Конечно, не обошлось бы без столкновений, но в конце концов место нашлось бы. Ведь подобное происходило отнюдь не в первый раз. Но теперь положение было иное. Безысходное. Ситуация, в которой на рубеже XVI и XVII веков оказалось население

Восточного Дешт-и-Кипчака, описывается в Британской энциклопедии так: “Зажатые между Российской и Китайской империями и оказавшиеся не в состоянии прорваться через дряхлеющие, но еще крепкие Османские и Сефевидские барьеры, тюрки-кочевники степей, лежащих к востоку от Волги и Каспийского моря и к югу от занятой русскими Сибири, почувствовали себя попавшими в ловушку, из которой выхода не было”. (Брит. энциклопедия (макропедия), т.9, стр. 599–600, “История Внутренней Азии”). И в этих условиях еще напирали с востока теснимые Китаем ойраты. Теперь создание этнополитического союза для тюрок-кочевников стало насущной необходимостью. Пребывая в составе трех разных государственных образований – Могулистана, Казахского ханства и Большой ногайской орды, — разрозненные группы племен не могли противостоять настроенным самым решительным образом ойратам. К тому же в это время в их составы вливались оттесненные русскими с севера на юг после разгрома Кучума сибирские тюркоязычные кочевники и вытесняемые на левобережье Иртыша западными монголами алтайские и восточно-туркестанские тюрки. Объединяющим всех их в одно целое фактором являлось то, что они вели кочевой образ жизни, в той или иной степени, в тот или иной период времени проходили через процесс кипчакизации и в результате этого теперь имели общие традиции и язык. Союз мог быть создан под эгидой Казахского ханства, потому что оно было тогда сильнее двух других государственных образований и одновременно являлось связующим между северо-западной и юго-восточной группами племен. Так, собственно, и произошло. Поскольку объединение было добровольно-вынужденным, объединяющиеся группы, которые традиционно тяготели к разным как в региональном, так и в культурном отношении центрам государственности, были за то, чтобы в составе нового союза каждая их них сохраняла свою автономность. Таким образом четко определились контуры трех жузов: Большого, Среднего и Младшего. Я не оспариваю мнение о том, что понятие о жузах могло появиться гораздо раньше и что сами они могли функционировать еще до появления единого казахского народа. Но считаю, что именно в описываемое здесь время эти жузы вобрали в себя то содержание, которое нам теперь привычно.

Более всех страдали от наступающих ойратов в Семиречье. Менее – в Ногайской орде. Но в среде запертых в своих степях тюркских кочевых племен поневоле шли в рост центростремительные силы. Ногайские племена раздирали противоречия. Одни из них были за то, чтобы войти в состав Казахского ханства, другие предпочитали перейти под опеку русского царя. Используя брожения в Большой ногайской орде, Хакназар-хан привлек на свою сторону много ногайских мурз и присоединил к Казахскому ханству левобережье Урала. Вскоре ногайским племенам междуречья Волги и Урала пришлось делать выбор уже в спешном порядке. Давление ойратов на казахские степи усиливалось, и в 1616 году одно из их племен, торгуты, прорвалось на запад и поселилось там в низовьях Волги. Название “торгуты” было трансформировано в “калмыки”. Эти пришельцы покончили с лавированием Большой ногайской орды между русскими и Казахским ханством. Она перестала существовать. Одна часть ее племен переселилась на побережье Волги и присоединилась там к Малой ногайской орде. Другая – окончательно вошла в состав Казахского ханства в форме одного из его автономных образований под названием Младший жуз. Теперь казахскому государству приходилось иметь дело с ойратами и на востоке, и на западе. Калмыки номинально находились под властью русских и, опираясь на них, боролись с казахами. Однако вскоре русские сами стали селиться в междуречье Волги и Урала. Почва стала уходить у калмыков из-под ног. В этих условиях одна их часть была вынуждена, как и вытесненные ими самими ногайцы, перебраться на правобережье Волги. Другая часть предприняла попытку вернуться через страну казахов на прежние земли, оказавшиеся к тому времени под властью Китая. Переход, начавшийся в 1770 или 1771 году, был ужасен. Только половина пустившихся в путь добралась до цели и поселилась в Илийской долине.

Более века длилась ожесточенная борьба между казахами и джунгарами за жизненное пространство. Это была схватка за право выжить. Она выработала в казахах монолитное единство духа и сознания. Иначе и не могло быть. Иначе проигрыш был бы неизбежен… Между тем Китай продолжал наступать на северо-запад. Джунгары, так и не сумевшие одолеть казахов, оказались в критическом положении. В 1757 году войска китайского императора разбили в пух и прах армию джунгарского правителя Амурзаны и покончили с последним из монгольских независимых государств. Эта победа позволила правителю Поднебесной империи включить в состав своей державы Восточный Туркестан и Джунгарию и учредить в 1760 году особую военно-административную единицу – имперское наместничество Синьцзян, что в переводе с китайского означает “новая территория” или “новые рубежи”. Так в целом определились контуры Казахстана, или земли казахов. Дальнейшая история Казахстана описана в литературе подробно, поэтому останавливаться на ней не будем. Просто отметим некоторые примечательные моменты. В пору постепенного вхождения Казахстана в состав России коренное население имело дело в первую очередь с казаками. Этот громадный степной район осваивался и контролировался в основном силами пяти российских казачеств – Астраханского, Уральского, Оренбургского, Сибирского и Семиреченского. Казаки зачастую совершали разорительные набеги на аулы кочевников при поощрении царской администрации. Особенно отличалось в этом плане Уральское войско. Если коренное население предпринимало попытки организовать самозащиту, власти тут же снаряжали карательные экспедиции для усмирения “бунтарей”. Короче, теперь русские казаки действовали против кочевников так же, как те в свое время – в отношении Киевской Руси. Но контакты между разными народами – это не только войны или притеснение одних другими. Даже в том случае, если при этом одна сторона считается победителями, а другая — побежденными, это еще и взаимообогащение культур, обретение новых возможностей для их самовыражения. О том, чему казахов научили до революции русские, написано немало. А вот что они сами брали у кочевников, живя рядом с ними? В частности, в области духовной жизни? Думаю, что тут тоже есть, о чем сказать. К примеру, А.Букейханов пишет, что один старый сибирский казак, провожая сына на русско-японскую войну, напутствовал его так: “Налетай на врага с кличем “Аблай!”. Изюминка тут заключается в том, что клич “Аблай!” – символ единства казахов в период борьбы с джунгарами. Видимо, вера казахов в дух своего легендарного предка оказалась столь сильной, что она со временем была перенята отчасти соседствующими русскими…

А теперь конкретнее об этом. Кипчаки, обитавшие между Волгой и Дунаем, в той или иной степени влились в составы почти всех восточно-европейских народов. Особенно ощутимым является их вклад в формирование современных русского и украинского народов. Через казаков и напрямую. Поменьше вобрали их в себя поляки и литовцы. Армянско-кипчакские связи – тема отдельного большого разговора… В XVI–XIX вв. многие тюркоязычные народы Российской империи назывались русскими “татарами”. Потом выяснилось (благодаря лингвистам), что почти все они являются, как и казахи, каракалпаки и киргизы, в той или иной степени потомками кипчаков. А татарский язык, с которым русские столкнулись на Северном Кавказе, – одним из современных вариантов кипчакского языка. То, что все эти народы и народности имеют кипчакский корень, подтверждается включением их языков в одну подгруппу тюркской группы языков – кипчакскую. Даже сейчас эти языки настолько схожи, что все их носители без труда понимают друг друга. А вот антропологически эти народы очень разные. Впрочем, я предлагаю вашему вниманию их перечень, а вы посудите сами, исходя из своих знаний о них: казанские татары, башкиры, сибирские татары, каргаши (астраханские татары), крымские татары (их язык имеет диалекты, восходящие с одной стороны к кипчакскому корню, с другой – к огузскому), караимы, крымчаки, карачаевцы, балкарцы (таулы), ногайцы, кумыки, казахи, каракалпаки и киргизы. Можно, видимо, включить сюда и венгерских кипчаков. Об их дальнейшей (после 1240 года) судьбе мне известно следующее. После убийства Котан-хана 40 тысяч семей кипчаков, как уже говорилось, ушли в Болгарию. Большая их часть, очевидно, вернулась потом в Венгрию. Во всяком случае, там есть область, которая называется Кунзаг (Кипчакия) и делится на два округа – Кишкунзаг (Малая Кипчакия), занимающая часть междуречья Дуная и Тисы, и Нагикунзаг (Большая Кипчакия), расположенная на правобережье Тисы в районе ее среднего течения. В справочниках отмечается, что живущие здесь кипчаки сохраняли свою автономию и свой язык до конца XVIII века и только потом были ассимилированы. А Иштван Коныр, о котором говорилось выше, свидетельствует, что кипчаки в Венгрии еще есть и что для них приезд в их страну казахских деятелей культуры и артистов – настоящий праздник.

В заключение несколько слов о том, какая есть связь между кипчаками и казахами. Историки и лингвисты утверждают, что кипчаки сыграли особо важную роль в образовании казахской народности. Однако современному казаху, все так же, как и его предшественники, неплохо разбирающемуся в родоплеменной структуре своего народа, подобное утверждение может показаться странным. Ведь казахские кипчаки в наши дни живут в основном лишь в Тургайской и Кызылординской областях (район среднего течения Сырдарьи), и их удельный вес в общей массе казахов невелик. Но вот, послушайте, что пишет о происхождении казахского этноса все та же Британская энциклопедия: “Казахский народ, по всей вероятности, сформировался из кипчакских племен, составлявших часть населения Золотой Орды”. (Британская энциклопедия (микропедия), т. 10, стр. 196). Мне думается, что эта мысль сформулирована не на пустом месте.