Как известно, наша рубрика «Full-Contact» в основном посвящена социальной теме — способам выживания наших сограждан в непростых современных условиях, подчас подпадающим под статьи Уголовного кодекса РК. Но события 11 сентября и последовавшая за ними военная операция, название которой российские СМИ перевели неправильно — «Несокрушимая свобода», заставили ее ведущего задуматься о готовности нашей армии к отражению как воздушных террористических актов, аналогичных сентябрьским в США, так и возможных ракетно-бомбовых ударов, если ситуация в Центральноазиатском регионе выйдет из-под контроля. Основой для этих размышлений послужила собственная служба в рядах Советской Армии почти двадцатилетней давности… Так получилось, что автор этих строк, призывник-устькаменогорец, проходил военную службу под Алма-Атой, как тогда называлась столица Казахской ССР. Дело было в первой половине незабвенных восьмидесятых, и в эти два года уложились пышные похороны генсеков Брежнева и Андропова с последующей трагикомедией воцарения Черненко. Служить довелось в радиотехнических войсках, так называемых «глазах и ушах» для остальных составляющих ПВО страны — зенитно-ракетных войск и истребительной авиации. Наша бригада, точнее, ее радиолокационные точки располагались вдоль советско-китайской границы по территории Казахстана и Киргизии. И распределение по ним после карантина или учебки являлось своеобразной лотереей: «духа» могли отправить на киргизское высокогорье, где не хватало 50-ти процентов кислорода, или в степные солончаки под палящий зной летом и студеные бураны зимой. Причем и в том, и в другом случае вокруг точки за сто-двести верст не было ни единой души и службу тащить приходилось среди горстки сослуживцев и одного-двух офицеров. Именно такими вариантами любил попугать своих нерадивых курсантов командир нашего учебного взвода. Хотя можно было попасть и в довольно цивильные места, наподобие зоны отдыха, в которой располагался батальон, куда я и попал после учебки. Несмотря на столь громкое название, количество личного состава этой в/ч было меньше, чем даже в обычной пехотинской роте, разве что офицеров было гораздо больше. Пара дальномеров и высотомеров дециметрового да комплекс сантиметровых режимов — вот и вся наша основная техника, контролировавшая подконтрольное воздушное пространство на подступах к Алма-Ате. Была еще, правда, система АСУ, но она практически бездействовала, и ее включали лишь для контроля функционирования либо для показухи перед высоким начальством. Задачей же нашего отделения связи был радиоприем данных от трех подчиненных точек, дислоцировавшихся непосредственно у границы на юге Алма-атинской области. Тогда мне, зеленому юнцу, вся эта техника казалась супернавороченной. Основанием для этого мнения было то, что ее аналоги продавались за рубеж, и часть наших солдат и сержантов отправляли в длительные командировки для обучения тех же сирийцев. Но в то же время меня поражало, что управление ею доверяли моим сверстникам, имеющим лишь шестимесячную подготовку либо в учебке, либо в ДОСААФе. Причем многие из них, особенно в первые дни, даже не знали русского языка: чеченцы, азербайджанцы, узбеки и таджики из дремучих аулов и кишлаков. А те же «бандеровцы» принципиально не хотели говорить на «москальской мове». Я уж не говорю о том, что среди призывников были и косые, и хромые, и больные на голову солдатики — имперскому военно-промышленному монстру не
«Кто прошел учебку, тому не страшен Бухенвальд» — ошибочность этой армейской поговорки я и мои сопризывники поняли быстро. Отсидев 6 часов на боевом дежурстве, мы либо пахали на тех- и хозработах, на которые нас отправляли офицеры, либо сразу заступали на дежурство вместо «дедов», усиленно готовившихся к гражданке: дембельские парадки и альбомы требовали большего внимания, чем китайские ВВС и ракеты… «Солдат без работы — преступник», — любил повторять наш славный комбат. Кемарнув с милостивейшего соизволения все тех же «дедов» пару часиков, мы вновь заступали на дежурство, уже свое по графику.
Сейчас, страдая иногда бессонницей, я с умилением вспоминаю те дни, когда круглые сутки хотелось спать, даже тогда, когда в наушниках соловьем заливалась морзянка. И немудрено, что частенько наш секретчик сотрясал свою рубку семиэтажным матом, разгадывая принятые нами кодограммы из центра. А операторы и планшетисты в такой же полудреме вели гражданские и военные борта над Алма-Атой и областью, даже тогда, когда оперативный дежурный КП, офицер, сообщал, что Москва сделала включение, и мы выдаем данные прямо на нее. Единственным действенным будильником был «дедовский» кулак, включавшийся при малейшей провинности как на дежурстве, так и вне его.
Практически мы жили на позиции, вырываясь в казарму только для заступления в наряды по батальону или на кухню, а также на разводы караула, после которых вновь возвращались на позицию, но уже с карабинами Симонова.
Хотелось бы скорчить благородную мину и заявить, что в бытность «дедовским» уже нашего призыва молодым жилось и работалось полегче. Но, увы! Чего не было, того не было: не нами заведено, не нами и сломано…
Поварившись два года в такой кухне, уже на гражданке я ничуть не удивился, когда немец Матиус Рус сделал свою скандально известную посадку на Красной площади Москвы. Хотя тогда полетели многие головы в Минобороны, начиная с главы министра Соколова. Его заменил генерал армии Язов, командовавший нашим округом в мои ратные годы, будущий гэкачепист.
К слову, за кровавый кошмар, учиненный террористами 11 сентября в Пентагоне, Лэнгли и других силовых структурах США, персонально вроде бы не ответил никто.
Однако вернемся к нашим баранам, причем мой зачин — это всего лишь цветочки по сравнению с продолжением. Многие наши офицеры были ничем не лучше своих подчиненных. Например, среди наших оперативных дежурных был некий старший лейтенант Д., причем в этом звании он оставался практически накануне своей положенной пенсии, то есть вся его карьера уместилась в единственную звездочку на погоне. Практически на каждое дежурство он заступал вместе с неизменной парой бутылок «Чашмы» или «Далляра», причем страшно косел уже после второй стопки, выпитой в гордом одиночестве, поскольку ночью он был единоличным командиром боевого расчета станций и КП. Бывало, в дни безденежья он требовал у нас одеколон, когда сильно маялся с бодуна. В 1982-м году именно на его дежурство выпал День ПВО, в честь которого под чутким руководством славного старлея в мат упился весь боевой расчет, после чего он обматерил по телефону оперативного дежурного КП бригады, посмевшего потребовать данные… Шум был ужасный, но кончился он для офицера лишь несколькими сутками «губы» — комбригу не шел в масть сор, вынесенный из избы.
Аналогичный финал постиг и «проступок» капитана М., который, будучи начальником караула, был обнаружен проверяющим из бригады вдрызг пьяным и спящим без табельного пистолета. Слава богу, что разводящий подобрал его в туалете и честно доложил об этом, сам капитан ничего не помнил.
И потому неудивительно, что и мы, солдаты и сержанты, на втором году службы бухали без опаски, что крайней мерой наказания за «залет» будут те же несколько суток «губы». Причем, объявлялись они зачастую чисто символически, поскольку катастрофически не хватало людей на дежурстве. Хотя по уставу за пьянку на б/д и в карауле должно было следовать уголовное наказание, причем совсем не дисбат.
В дисциплинарный батальон при мне попал только турок Ш. из Узбекистана, летом 83-го тяжело ранивший в карауле телефониста, чинившего постовую связь. Придурок просто решил побаловаться оружием и слегка припугнуть молодого.
А в «зону» — рядовой Р, который в то же сумасшедшее лето поднял на уши весь столичный гарнизон, сбежав с поста с двумя похищенными из оружейного склада пистолетами и парой гранат. Этот поступок для нас так и остался загадкой, поскольку для Р. до дембеля оставались считанные месяцы.
Но самым крутым криминалом стало хищение в 82-м году сотен ампул с наркотическим веществом промедолом, хранившихся на позиции в складе длительного хранения. Причем обнаружили это не сразу, только во время плановой ревизии, поскольку печати на складских дверях при приеме-передаче поста караулами были в порядке, а начальник склада длительное время отсутствовал. Особый отдел и гражданские спецслужбы рыли землю носом, но долгое время безуспешно. И лишь через полтора года, когда я уже и сам собирался домой, на гражданке арестовали четверых дембелей осени-82, бывших в карауле в день похищения. Их подкупили некие гражданские, причем они имели при себе точные копии печатей. Этих загадочных «мистеров икс» так и не вычислили, по крайней мере до моего дембеля.
На таком фоне совсем пустяками кажется изнасилование молодого ефрейтора двумя друзьями-детдомовцами из старшего призыва, о котором знали только солдаты (бедолага до самого дембеля был унижаем даже «духами»). Или воровство и продажа на сторону запчастей и горючего, остававшихся на солдатскую долю после загребущих лап некоторых офицеров. Недаром любимым присловьем нашего комбрига была следующая сакраментальная фраза: «Куда солдата ни целуй, у него везде ж…!»
Но, несмотря ни на что, наш батальон всегда умудрялся получать отличные оценки на итоговых проверках и государственных стрельбах. Ларчик открывался весьма просто: вместе с половиной батальона и техникой товарняком на сарышаганский полигон доставлялось несколько кабанчиков из нашего подсобного хозяйства (причем свинарем комбат назначил узбека из дремучего кишлака!) и ящики с коньяком для государственной комиссии.
Оставшаяся половина батальона в то же время несла полноценное боевое дежурство по месту дислокации. Отстояв два часа в карауле, мы садились за свои индикаторы кругового обзора, планшеты и радиоприемники, и потом, после двухчасового сна вновь шли на посты. Враг и в обычное время мог смело нарушать границу по причинам, указанным по ходу моего рассказа, а во время стрельб — и подавно. Но, видимо, очень боялся сделать это — советская пропаганда весьма умело «колотила понты» о границе на замке.
Вот такой вот обычный армейский бардак, творившийся во времена, когда каждый второй госбюджетный рубль выделялся на «оборонку». Когда Компартия и спецслужбы пытались бдеть все, что движется. Когда рулил империей железный гэбэшник Андропов, при котором был сбит южнокорейский пассажирский
«Боинг». Когда командование нашей радиотехнической бригадой находилось в двух шагах от здания ЦК КПК, где сидел товарищ Кунаев. Когда командующий округом был покруче нынешнего министра обороны РК, поскольку в КСАВО входил не только Казахстан. Когда Алма-Ата еще не стала некоей виртуальной «южной столицей».Тогда, во времена «железного занавеса», «совки» летали только самолетами Аэрофлота, а единственный борт, пересекавший госграницу на территории, вверенной нашей бригаде, выполнял рейс «Москва-Дели». Сейчас в нашем аэропорту можно увидеть самолеты аэрокомпаний практически со всех стран мира. То есть нагрузка на ПВО страны многократно возросла, так как она всегда контролировала и рейсы гражданской авиации. И в особенности после 11 сентября… Хотя, что там говорить о терроризме, когда наши министры и депутаты боятся летать самолетами национального перевозчика, что они неоднократно озвучивали…
Сейчас нет ДОСААФа, и некому готовить из призывников специалистов-электронщиков. Продвинутые юзеры и хакеры поголовно косят от армии, состоящей ныне в основном из детей аульчан и городских пролетариев. А ведь сейчас поколения даже гражданских компьютеров и другой бытовой техники меняются не по дням, а по часам. Мировой «оборонки» тем паче. Так готовы ли наши войска ПВО к
требованиям XXI века и служат ли в них вместо юнцов-недоучек матерые профи?Вопрос, скорее всего, чисто риторический. Поскольку недавно я встретил парня, дембельнувшегося из моего родного батальона в прошлом году. Так вот, по его словам, на моей родной позиции стоит та же самая техника, что и 18 лет назад.
P.S. Эта статья написана совсем не для того, чтобы помянуть юность в погонах или пощекотать нервы жителей Алматы в частности и казахстанцев — в целом. Ведь автор этих строк тоже живет в южной столице. И потому очень жаждет узнать о боеготовности воинских частей, отвечающих за безопасность неба над его головой. В те времена они носили следующие номера: 51809 и 75488. Надеюсь, продолжение последует, господа офицеры?