Уроки немецкого

“Нас не обзывали фашистами”

Первый

Если бы представить всем народам на свете выбирать самые лучшие из всех обычаи и нравы,
то каждый народ, внимательно рассмотрев их, выбрал бы свои собственные.

Геродот

***

Не ошибусь, сказав, что на судьбу этноса российских немцев пришелся полный круг миграций: откуда выходцы – туда и пришельцы. Точка отсчета круга положена Немецкой слободой в Москве в XVII веке, и далее колонии в Поволжье, Украине, Крыму, Закавказье в XVIII-XIX веках хордами соединили в окружность различные точки Российской империи. А со столыпинскими реформами начала XX века первые немецкие колонисты появились и в казахских степях, основав поселения. Но Указ Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года окрасил в черный, трагический цвет отрезки этого круга, определив этапы насильственного переселения немцев в Казахстан и восточные районы РСФСР.

Строка документа. О наличии такого большого количества диверсантов и шпионов среди немцев Поволжья никто из немцев, проживающих в районах Поволжья, советским властям не сообщал, следовательно, немецкое население районов Поволжья скрывает в своей среде врагов советского народа и советской власти. Из Указа Президиума Верховного Совета СССР.

И эти отрезки круга была сродни кругам ада…

Строки из рассказа. “Дверь теплушки с мучительным скрежетом открылась, и холодный ноябрьский воздух разбил затхлый воздух вагона. Мы ринулись к свету, не зная, куда нас привезли. В пути находись почти три месяца. Это была какая-то станция. Мы увидели людей. Никогда прежде мы не встречали таких людей, столь странно одетых. Женщины – в белых, намотанных высоко на голову платках, мужчины – в шапках с лисьими хвостами, их темные халаты были подпоясаны поясами. Некоторые мужчины сидели на лошадях, а женщины – и это нас потрясло до страха – сидели то ли на коровах, то ли на бычках. С перепугу не разобравшись, от неожиданности увиденного мы отпрянули назад, в темноту вагона. Кто-то из оставшихся в живых старух начал жалобно молиться. Нам показалось, что мы приехали на край света, который называется адом. Но вдруг из группы отделилась пожилая женщина, она близко подошла к вагону, протянула нам лепешку из темной муки и бутыль воды. Мы поняли – мы спасены. И ад ожидания участи обернулся в рай надежды на спасение”. Ангелина Классен, г. Лисаковск.

“Нас не обзывали фашистами” – сколько раз в своих этнографических походах по Казахстану в поисках утраченной немецкой материальной культуры мне приходилось слышать эту фразу. Немцы, разделенные этапами и переселенные в другие места, в письмах к родственникам, искренне завидовали тем, кто оказался в Казахстане, — “нас здесь только и зовут фашистами. Мало кто помогает. И мы не можем доказать, что мы такие же советские граждане” (из письма родственников А.Наглера).

Строка документа. “Небезызвестно – немец является такой национальностью, которая связана по крови с немецким фашизмом. Как показал опыт работы с немцами, они проявляют свои националистические чувства как высшая раса”. Лобанов, начальник оперотдела Челябметаллургстроя.

Не то чтобы в степи не знали, что такое фашизм и что такое война. Знали, еще как знали. Дивизии, сформированные в Казахстане, направлялись на передовые Великой Отечественной. Из балхашской меди лились пули. Но непреложным оказался закон кочевой жизни, упомянутый еще Рубруком, – помощь тому, кто пришел; тому, кому хуже; тому, кто обездолен. Война войной, а обычай обычаем. Традиция, выстраданная самой сутью кочевой жизни в степи, не дала отказаться от тех, кого посчитали “врагами народа”. А кто есть враг, если ты сам собою являешь народ? Ярлыки снимались, развеивались степными ветрами вопреки постоянному контролю со стороны властей и унизительным отметкам в комендатуре.

Так с поделенной на две части лепешки, глотка воды начался многолетний диалог степняков и немцев. “Будем уезжать в Германию, Ажар с собой заберем. Ее мать мою мать от голодной смерти спасла”, – поделилась мечтой Циля из села Марииновки Костанайской области. И старый казах из Аманкарагая, участливо качая головой, сообщил, что до сих пор получает подарки, а при случае и деньги в благодарность за помощь, оказанную когда-то давно. Собрать и не собрать этих историй о чудесном спасении, подобно библейским историям, насыщенных участием и добротой. И власть как часть аппарата насилия государственной машины не могла сломать нечто архетипичного, с чем столкнулись немцы, выселенные умирать на осенний степной снег. И бывшие крымские, поволжские, московские, украинские, кавказские немцы отошли от страха перед людьми, принявшими их, не ведая страха. Так по кочевой жизни у титульного этноса появились новые соседи, для которых преобразовательный и созидательный труд является ментальной чертой.

Строка документа. Из справки о расселенных немцах-переселенцах по Казахской ССР по состоянию на 18/I – 1942 г. Всего количество эшелонов – 163. Количество людей в эшелоне – 388899.

Степная пыльная проселочная улица села Валерьяновка. По ней кочует туда-сюда мелкий смерч “шайтанчик”, летняя жара. Я – в поисках еще не уехавших немцев, понимая, что “разговор” культур с их отъездом прервется, а предметный мир, вечно расположенный к обмену информацией, можно сохранить.

Дом, где живет немецкая семья, выделяется по внешнему виду, подворью и воротам, на которых цветы цветут маслеными красками и нарисованные голуби летают и не могут улететь. В XIX веке переселенца из Англии можно было узнать по кусту примулы, высаженному перед домом. А в обустроенном ветрами Казахстане дом немецкого переселенца можно опознать по цветам всех цветов радуги, высаженных в палисаднике и во дворе. “Жизнь вокруг должна радовать красотой. Как привезли сюда, так и начала садить цветы”, – в правильности своей жизненной позиции убеждала меня старушка немка, которая помнила обозы батьки Махно и германца первой мировой войны, который был для нее врагом, хоть и одной немецкой крови с ней, поскольку на землю родную напал, а земля родная, украинская, где жила ее семья с начала XIX века. Теперь готовится совершить еще один, последний этап переселения – с Валерьяновки доехать до Германии.

Очертился круг миграций, конечная хорда окружности которого обозначалась в Казахстане.

Строка документа. Вы должны себе ясно представлять, что немцы-переселенцы в Северо-Казахстанскую область, в том числе и Полуденский район, переселены навсегда. На свои старые места жительства они возвращены не будут. Из докладной записки начальнику Полудинского Р.О. НКВД, лейтенанту госбезопасности тов. Баланову, с. Полудино.

“Жизнь вокруг должна радовать красотой” – формула, которая помогала выживать немцам в сырых землянках, преобразовывать поля в урожайные и делать мир красивым для всех вокруг. Врожденная формула жизни, от которой ни при каких условиях не отказывались. Выведанная на ментальном уровне она действовала, несмотря на унижения и страдания.

“…радовать красотой” – и в землянке земляной пол (!) украшался дорожкой, нарисованной цветной глиной. И бежала под ногами зеленая ковровая дорожка с синими и красными полосами, радуя глаз. Тамара Григорьевна придумала сама такую красоту и обновляла ее каждую весну и осень. Только имени своего немецкого – Марта Гюставовна – она не называла, боялась, а вдруг опять в эшелоны и погонят в неизвестность.

Строки из полевого дневника музейного этнокультурного клуба “Атамекен”, г. Лисаковск. Во время путешествия по поселку Перелески наше внимание привлекли необыкновенно красивые ворота одного из домов. Подойдя ближе, мы увидели рядом с домом колодец, который был стилизован под огромного и яркого петуха. У сельчан мы выяснили, что в этом доме жила семья Фитцемайеров.

“Жизнь вокруг должна…” — и вышивалось, и плелось, и ткалось, и рисовалось. “А почему один голубь черный? Так это мужик мой к другой ушел. Вот и нарисовала. Белый голубь с надеждой ждет, а черный – без любви никого не ждет”. Вот такие ворота дома Розы Шульц долгое время были видны с проезжей дороги совхоза Белинского. Но уже голуби замазаны другой краской. И цветы радугой не рассыпаются. Немецкая повседневность перетекла в другие края.

\"\"

С собой в новую жизнь, в Германию не заберешь вышитых накрахмаленных подзоров; выбитых, пахнущих уютом шторок; вывязанных по краю крючком для сладких снов наволочек; деревянных горизонтальных прялок. Там будет все другое. Там будет другая жизнь. Комфортабельная. Там не нужен вышитый длинными петлями по ткани настенный ковер. Полотенце с вышитым приветствием “Доброе утро, Гильда!” убрано навсегда. А на узкой доске с ручкой никто не будет резать праздничной лапши. Там ждет нечто новое, благоденственное, предложенное изменчивой судьбой в качестве платы-расплаты за пережитое и прожитое. Круг кочеваний очерчивает последние отрезки. Все возвращается на круги своя. И солидный сегмент этого круга, вырезанный диаметром жизни, остается здесь, в казахстанских просторах — мачеха, ставшая доброй матерью.

Строка документа. Больше чем 30% жилой площади, освобождаемой для немцев-переселенцев, не имеет застекленных окон и пригодных дверей. Из докладной записки о расселении немцев-переселенцев по Джамбульской области Казахской ССР.

Что такое человеческая жизнь в круге жизни, ритуализованном от рождения до смерти?! И формула, выверенная ученым–антропологом Арнольдом Ван Геннепом, обрядов перехода вращает колесо жизни с самого рождения до смерти: родины — переход во взрослое состояние (инициации) – свадьба – похороны. И все живущие на земле вращаются в этом круге, никто не избегает скрипа этого колеса, совершая с последним вздохом “этот легкий переход в неизвестность от забот”.

Поскольку религиозность в те годы не поощрялась и всяческим образом выбивалась, религиозная обрядовая жизнь немцев носила общинный закрытый характер. Интимный процесс сохранения души тщательно прятался от взора чужих. Разговор с Небом по-немецки – это нерушимая ничем и никем жизненная позиция. Дневник верующего – каждодневный разговор с Богом. Разговор, по которому сверялись все поступки, и страдания лишь укрепляли душу, указывая свой путь на Голгофу, с несением собственного креста.

Кто-то на собственном теле спасал “образ сына божьего”. После разрушения католического храма в Саратове Анна Швейс взяла в эшелон чудом сохранившуюся гипсовую фигурку Иисуса, замотав кофтой на животе и таким образом спрятав ее от пытливых взглядов энкавэдешников. Довезла до Караганды, тут и молилась. Но в Германию фигурку “спасителя” не взяла, оставив страдания вместе с ним.

\"\"

А кто-то символически заключил все образы страдания в бутылку, выстроив их в ее зеленом прозрачном пространстве: крест, пика, длинный хлыст, губка с уксусом – все, что остается от ужаса содеянного и испытанного. Семейное предание утверждает, что Эмиль Пфау отказался от веры в Бога. Настолько была невыносима и наполнена его жизнь страданиями в трудармии, где он и ослеп. И символ потерянной веры был сотворен, когда глаза уже не видели, а чувствовали только руки и душа. Как мучителен свой крест…

Странным образом разбредается человеческая жизнь по предметам, которые бережно хранили: письма, открытки, молитвенники, картины со словами назидания из Библии, и фотографии. Их особенно много. Это немецкая ментальная способность тщательно фиксировать все фрагменты жизни. Возникшая в совершенно иной ситуации, в той далекой жизни в городе Покровске или в южной жизни Крыма, или в доме на московском лефортовском валу, – она сохранилась в пересылке. Фотографии повествуют о празднествах, которые делали трудную жизнь красивой. Вечно живущий пасхальный заяц в зеленых “зарослях” только что взошедшей травы в горшке на окошке. Рождественская елка с игрушками из серебряной фольги и украшенных аптечных пузырьков. Красоту Рождества немцы берегли.

Строки из полевого дневника музейного этнокультурного клуба “Атамекен”, г. Лисаковск. Немецкие традиции в семье соблюдались, праздновали Рождество, Пасху. Во время новогодних праздников к детям обязательно приходил Санта-Клаус с помощником Пельцникелем, который давал подарки только тем, кто мог рассказать молитвы, изречения из Библии на немецком языке, тем, кто не мог этого сделать, предлагалось укусить горькую луковицу.

Советская власть в 50-60-е годы традиционного ритуала не признавала. Маргильность социалистического образа жизни крепко ударила по традициям. Что сохраняет человека человеком — его традиции: стереотипность действий, закрепленная в памяти обычаями, обрядами и ритуалами. Нет их – нет памяти. “Ответственные” за облик советского человека крепко блюли это правило. За ритуалом наблюдали, если надо, запрещали, заключая его в рамки социалистических ритуалов. А ритуал означает то, что народ себя считает народом, отличая себя от другого народа. Социалистическая нивелировка обрядов соответствовала этнической нивелировке, а самосознание хваталось за ритуал и традицию, как за волшебную палочку, которая позволяла оставаться и немцем, и казахом, и литовцем…

\"\"

Беспрерывен круг жизни на немецких фотографиях: от рождения до смерти и опять от рождения до смерти. А посередине круга – свадьба – ритуальный смысл сохранения семьи и этноса. Черно-белые свадебные фотографии подобны гравюрам Дюрера, и люди на них с лицами с картин Лукаса Кранаха Старшего. Выдержанные, сосредоточенные на важности момента жених и невеста держатся друг за друга. Нет сегодняшней заученной улыбки типа “чиса и сыра”. Свадьба на то и свадьба – один раз в жизни, отсюда эта харизма обрядности. Все детали должны были быть строго соблюдены. И потому обязательно творился свадебный венок. Выливаясь из нежно-розового воска, рождались цветы, которые укладывались в высокий венец. Все должно быть по чину: озорной шафер, веселые музыканты с аккордеоном, строгий распорядитель свадьбы (Hochzeitsordner), суетливая свадебная мать невесты (Brautmutter). И одаривать невесту надо особым способом (Gaben) – бумажные деньги булавкой прикалывать к платью. Но главное — натянуть большой тент, под которым соберутся многочисленные гости. Ведь свадьба – это когда “два сердца сольются в едином порыве и розы любви расцветут вновь” – вышила Балько Г. на праздничной салфетке.

\"\"

Бесконечен круг свадебных ритуалов. Через 25 лет свадебный обряд повторялся. По возможности приходили все те, кто был 25 лет назад, и, конечно же, 25-летний результат совместной жизни – дети. Только венок у невесты имел другой вид – серебряный (Silberschmuk).

В Караганде жила мастерица, которая творила такие венки из рыбьей чешуи. Отливая перламутром, венок и впрямь был серебряным. Заказать такой венок приезжали немцы со всего Казахстана. Какая тайная и светлая по своему магическому значению ритуала творилась жизнь. За стройками пятилеток, за партийными съездами – круг жизни не уничтожаем.

Свой золотой свадебный венок невесты (Goldenschmuk) на 50-летие свадьбы Шефер Климентина Иосифовна, 1913 г.р., уроженка Симферополя, в 1941 г. депортированная в Семиозерное Костанайской области, католичка, из крестьян – делала сама. Внуки и правнуки обеспечили золотой фольгой, насобирав ее от конфет. Корона получилась красивой. И свадьба повторилась. И даже вальс удалось повторить, ноги только, разбитые ревматизмом от тяжелой работы в трудармии, не слушались.

Жизнь удалась, назло всем лишениям и страданиям. Корень семьи сохранился. Растащенный по эшелонам, раскинутый по просторам Союза, разбросанный по местам переселений – он сохранился, благодаря способности трудиться и делать жизнь вокруг красивой. Только жаль, что голуби слетели с ворот, и никто уже не “сплетет” свадебного венка из рыбьей чешуи. Осталась только аурность урока немецкого: сохранение этноса – сохранение внутреннего достоинства своей национальной традиции.

Строки из полевого дневника музейного этнокультурного клуба “Атамекен”, г. Лисаковск. В изучении немецкой культуры мы столкнулись с проблемой постепенного исчезновения, утраты традиций, знаний о своих предках. Количество немцев сокращается, семьи выезжают в Германию, оставляя о себе добрую память и красивые дома.

Строка документа. Жизнь показала, что эти огульные обвинения были неосновательными и явились произволом в условиях культа личности Сталина. В действительности в годы Великой Отечественной войны подавляющее большинство немецкого населения вместе со всем советским народом своим трудом способствовало победе Советского Союза над фашистской Германией, а в послевоенные годы активно участвует в коммунистическом строительстве. Из Указа Президиума Верховного Совета СССР от 29 августа 1964 г.

***

Использованы материалы из фонда Лисаковского музея истории и культуры Верхнего Притоболья, из архива автора.

Автор благодарит лисаковский музейный этнокультурный клуб “Атамекен” за предоставленную информацию.