Специально выждал время.
Наделавшее шуму письмо 138-ми – лишь эпизод. Но такой, который лично для меня стал поводом объясниться, наконец, вполне определенно.
В конце концов, всю вторую (считаю – не худшую) половину жизни я посвятил (надеюсь – не бесполезно) политике, а она у нас – почти сплошь казахская. Соответственно, ситуация, когда из всех присутствующих русский только я – она ежедневна и настолько привычна, что я ее чаще всего и не замечаю вовсе.
Опять же, среди моих товарищей-казахов, которым я действительно верю и сам могу довериться, а также и тех, с кем делаем общее дело, есть и те, кто письмо подписал, и те, к кому на предмет подписи даже не обращались. Причем кто там какую версию подписывал, читая или не читая – совершенно не важно. Важно, что инициаторы очередного такого обращения точно знают, какие подписанты им отказать не могут, а кого лучше обходить стороной.
Собственно, и взбудоражившее всех требование исключить русский из Конституции – тоже не главное в этой истории. Оно лишь лучше высветило ситуацию, чем и полезно. Как и ожидалось, авторы запустившие в публикацию столь радикальную редакцию благополучно предпочли не объявляться. А знаковые подписанты дружно стали соревноваться в версиях как получилось, что они оказались согласны с тем, с чем не согласны. Эдакий фирменный прием, давно и хорошо знакомый.
Так вот, себя я считаю казахским национал-патриотом, безоговорочным и убежденным. И именно поэтому обязанным решительно объясниться с теми, к кому это определение обычно прикладывают. Хотя правильная политическая квалификация – казахский национализм, давайте, для определенности, так и говорить. Тем более что кое-кто из наиболее выраженных “нацпатов” как раз к этому самоназванию и прибегает.
Казахский национализм – что это?
Это направление, которое так и не создало собственной устойчивой организации и внятной Программы, хронически демонстрирующее внутреннюю междоусобицу, и объединяемое только “подписантскими” акциями? Да, это тоже отличительные признаки казахского национализма, но они – вторичны.
Националисты – это те, кто во главу угла ставят языковый вопрос, и этим, собственно, и ограничиваются? Да, и этот признак их выражено характеризует, но по нему одному оконтурить именно казахский национализм на политическом поле не удастся.
В самом деле, кроме радикалов, требующих исключить русский из Конституции, и немедленно перевести делопроизводство на казахский, имеются и умеренные, считающие это преждевременным, склоняющиеся к тем или иным эволюционным вариантам. Например, верящие, что в силу демографических процессов вопрос через 15-20 лет решится и сам собой. А поскольку против постепенно овладения казахским никто и не возражает, наоборот, все нормальные казахстанцы считают это и необходимым и полезным, с этой стороны граница не прочерчивается.
Между тем, граница есть, и очень даже определенная.
Давайте вспомним прошлый случай “подписантства” – по какому поводу он состоялся и против чего был направлен?
Поводом стала попытка властей принять Доктрину национального согласия, решительное же неприятие вывал ключевой тезис – о межнациональном наполнении понятия нация.
Официальный проект наделял это слово гражданским смыслом – нацию составляют все казахстанцы. Лукаво, конечно, поскольку сама-то власть – этнократическая. Но на бумаге изображено было вполне по-современному – нация имеет не этническое, а именно гражданское наполнение.
Протестующих же объединил контр-тезис: в Казахстане есть только казахская нация и национальные диаспоры.
Вот вам совершенно четкая идеологическая граница: те партии, общественные организации, и отдельные деятели, кто не приемлет понятия казахстанская нация – они и есть казахские националисты. Делящиеся на явных, отстаивающих понятие казахская нация открыто. Например, партия “Ак жол” (байменовская еще) обнародовала альтернативную концепцию межнационального согласия, основанную как раз на сосуществовании казахской нации и национальных диаспор. (Интересно, как этим наследием распорядится теперь Азат Перуашев?) И на неявных – которые напрямую тезис казахская нация не выдвигают, но подразумевают. По факту непринятия и неиспользования понятия казахстанская нация (таковых немало в самой АкОрде и МинКульте).
Разумеется, даже самые радикальные казахские националисты обязательно подчеркивают, что принадлежность к диаспоре никак не ущемляет права казахстанцев, что в гражданских правах все равны, но …
Зачем-то ведь им понадобилось делить казахстанцев по национальному признаку, и это для них – принципиально. В чем тут дело?
Стать ли казахстанцу казахом?
Вот я, Своик Петр Владимирович, еврей по отцу и русский по матери, проживший в Казахстане всю жизнь, считающий эту страну своей и лично заинтересованный в ее благополучном будущем, много чего в Казахстане повидавший и немало отдавший, имеющий в разросшемся здесь собственном роду сразу две казахские линии и внуков по ним даже больше, чем по русским и украинским – имею я право причислиться к казахской нации? Или обречен оставаться в диаспоре (интересно – какой?).
Одно знаю точно: сами националисты ответа на этот вопрос – не имеют. Вернее, попытайся они ответить, – будет выдвинуто сразу несколько версий в диапазоне от “конечно, нет” до “конечно, да”. Хотя сойдутся, пожалуй, на мысли, что пусть вот Своик сначала выучит казахский, а тогда и поговорим…
Что ж, несложные казахские тексты я читаю с листа, простой разговор тоже практически понимаю. Вот если что-то позаковыристей, доклад, например, читают по-казахски – я не пытаюсь ухватывать даже смысл – не мне адресовано, не мне и напрягаться.
Однако сам по-казахски говорить не пытаюсь, и пытаться не буду. Не только потому, что научиться понимать казахскую речь много легче, чем заговорить самому. Трудность преодоления языкового барьера еще и в том, что … остается не такой уж простой вопрос: а зачем?
Нынешний “двуязычный” режим общения привычен и, по-своему, комфортен. Мои коллеги иногда говорят на казахском – ни их, ни меня это не смущает. Но, в основном – на русском, и вовсе не ради меня. Сложные и серьезные вопросы на русском обсуждать просто привычнее и удобнее – таков фактически сложившийся собственно казахский контекст. Если, конечно, брать современную казахскую элиту – живущих в городах образованных людей, занимающих высокие позиции в политике и политологии, СМИ и информатике, госуправлении и бизнесе. И в общественной деятельности, конечно.
Для них самих русский стал основным языком – вот в чем суть вопроса! Владение же казахским есть важное дополнение, подчеркивающее значимость такого казаха в казахском же социуме. И далеко не факт, что массовое разбавление такой языковой элитарности русскоязычными неофитами безусловно необходимо этому социуму и однозначно приветствовалось бы им.
Впрочем, на эту тему мы можем лишь теоретизировать, поскольку никакого массового (с единичными-то примерами – “напряженка”) перехода не казахов в казахоязычие не наблюдается. И как раз вот это – факт!
Свой казахский активно подтягивают “асфальтовые” казахи, родители (чаще – бабушки с дедушками) стараются говорить на нем с детьми, специально для этого отдают их в детские сады и школы на казахском. Вот этот процесс, да, имел место все годы суверенитета, продолжается и теперь. Захватывая причем и не казахскую часть – пониманием необходимости знания казахского мотивированы любые нормальные родители.
Но только надо понимать, что те же самые нормальные родители отдают детей в казахские детсады и школы именно для научения языку, тогда как базой для собственно образования их чад, разумеется, остается русскоязычие. Для тех же, кто может себе позволить – еще и англоязычие, а теперь уже и китайское. И лишь тем, кто не имеет возможностей, остается образование на родном языке, заведомо переводящее такого выпускника в аутсайдеры в собственной стране.
И вот вам вариант предреволюционной ситуации: низы хотят хорошо знать казахский, верхи не могут им это качественное знание обеспечить.
Например, моя старшая внучка (с казахской фамилией) – она на пятерки закончила первый курс далеко не худшего в Алматы колледжа, у нее свободный английский, собирается плотно браться за китайский, по казахскому у нее тоже заслуженное “отлично”. В смысле – добросовестно выполняет все, что от учащегося требуется. Но – по-казахски не говорит и не понимает – таков стандартный образовательный продукт в нашей стране. Вот это она как раз хорошо понимает и потому говорит: “Деда, как бы нам найти хорошего репетитора…”.
Опять-таки – а зачем нам с ней репетитор?
Оттолкнусь от себя: стоит мне от кое-какого понимания казахского перейти к говорению на нем – что будет?
Поначалу это, конечно, вызовет приветственное оживление, мне будут дружно помогать-подсказывать (по-русски, разумеется), но продолжу я усердствовать в таком своем ученичестве … неизбежно возникнет взаимная неловкость-непонимание. А чего, собственно, Своик добивается, что он хочет продемонстрировать и что получить в обмен на такую свою “казахскость”? Да и у самого тот же вопрос: а чего, на самом деле, я этим добиваюсь?
Зачем казахстанцу казахский?
Ситуация, согласитесь, какая-то двойственная: люди такие же русскоязычные, как и я, но мне вот зачем-то вздумалось навязываться к ним со своим убогим казахским…
Ведь что, на самом деле, достаточно для городского русскоязычного, чтобы продемонстрировать свою лояльность государственному языку и казахской государственности? Собственно, демонстрации-то и достаточно – сами же националисты об этом говорят. Медведь, дескать, уже бы выучился языку, достаточно знать триста слов, и т.п. На самом деле, достаточно петь гимн на казахском, произносить приличествующие случаю соболезнования или поздравления, пожелания здоровья и благополучия собравшимся на скорбных или праздничных мероприятиях. Ну, и еще перекинутся парой фраз с продавцом на базаре или водителем в автобусе.
Больше потребуется, если будут введены требования обязательного знания казахского для продвижения по службе. Молодежь это учитывает, а глядя на нацпатов даже и уверена – так будет. Однако молодежь прагматичнее нас: лучше бы, конечно, казахский реально освоить, но проще (и привычнее) проблему “развести”.
А надо ли такое истинным патриотам казахского языка?
Вот в англоязычном мире предметом не всегда беззлобных насмешек является чудовищный “английский” в массовом исполнении тех же китайцев или, скажем, индийцев. Но – это проблема тех, кто пытается овладеть им, а вовсе не проблема языка. Английский – слишком хорошо фундирован в этом мире, чтобы опасаться снижения своего базового качества через приобщения к нему разноязыких народов.
А ведь казахский мы с вами попросту угробим, если по принуждению или необходимости вдруг да и хлынет в него масса новых “носителей”.
Это, знаете ли, рискованней, чем поставленная у нас на поток покупка водительских прав. Две-три недели практики, и такие люди на дорогах уже не столь опасны для себя и других участников движения. С языком же будет ровно наоборот.
Вот так мне самому все это представляется. Но, конечно, найдутся желающие разделать под орех все эти мои выдумки, объяснив их элементарным неуважением к государственному языку и нежеланием учить его. Хорошо, упрек принимаю, но встречный вопрос:
Почему государство не учит нас казахскому?
В целях реализации статьи 7 Конституции Правительство, местные представительные и исполнительные органы обязаны создать все необходимые организационные, материальные и технические условия для свободного и бесплатного овладения государственным языком всеми гражданами Республики Казахстан в соответствии со специальным законом.
Откуда эта цитата? А это дословное содержание статьи 93 Конституции – никак не исполняемой!
В смысле – нет ни тех самых организационных, материальных и технических условий, ни соответственно, свободного и бесплатного овладения государственным языком всеми гражданами, ни того самого специального закона, который все это должен бы обеспечивать.
Вернее, Закон как бы есть – “О языках в Республике Казахстан”. И в начале его конституционные слова “обязаны создать…” тоже повторены, и … больше ничего. Даже намека на конкретные механизмы – нет. Такой вот специальный закон.
Зато есть отсылка к Государственной программе, предусматривающей приоритетность государственного языка и поэтапный переход делопроизводства на казахский язык. Обратившись же к ней убедимся, что Конституцию до 93 статьи правительственные разработчики даже не дочитали. Во Введении бесхитростно так прямо и сказано, что все мероприятия Программы выстроены в строгом соответствии со статьей 7, и все. И, действительно, насчет конституционной обязанности Правительства создать все необходимые условия для свободного и бесплатного овладения всеми гражданами – в правительственной Программе – ни слова!
Причем прямо-таки бросается в глаза, как Программа аккуратно обходит эту “скользкую” тему, обставляя ее отвлеченными фразами. Так, среди ее десяти задач перечислено и развитие инфраструктуры обучения государственному языку, — в таком вот неопределенном виде. Зато вполне определенно признано, что с инфраструктурой (и это на 15 году действия Конституции!) – большие проблемы: отсутствие единой методологии и стандартов обучения, единых стандартов деятельности инфраструктуры обучения, системы стимулирования и мониторинга процесса овладения государственным языком, низкий уровень подготовки преподавателей и специалистов казахского языка.
Сказано даже о снижении языковой культуры казахстанского общества, — вот так!
Со своей стороны, как добросовестно пытавшийся овладеть казахским, свидетельствую: инфраструктуры – нет. Есть пара-тройка неплохих учебников, около десятка самоучителей разного класса и качества, можно найти платные курсы, а если повезет – то более-менее умелого репетитора. Но все это – на индивидуальной и частной основе. Обучение же казахскому языку в Казахстане, увязанное организационно и методически, способное производить сколько-нибудь массовый и качественный продукт – отсутствует!
Ладно, помолчим о свободном и бесплатном овладении всеми гражданами, — есть ли во всем Казахстане хоть одни курсы при одной какой-то компании, хоть один класс в одной школе, хоть один поток в каком-нибудь колледже, или один факультет в университете, которые исправно выдавали бы такой образовательный продукт, как овладевшие хотя бы разговорным казахским русскоязычные?
Итак, само же государство хитровански “забыло” про 93 статью Конституции. А ведь она начинается словами в целях реализации статьи 7…
Какой язык в Казахстане – государственный?
Ну, так статья 7 и не реализована! Единственно, что в ней соответствует реалиям, это функция русского языка, как языка межнационального общения и официального языка. Но отнюдь не наравне с казахским. На нем граждане многонационального Казахстана общаются между собой, на нем общаются между собой государственные органы, государство с гражданами и государство – с внешним миром. Причем открыв “Закон о языках” мы убедимся, что все эти функции отнесены там к государственному языку, а потому, даже чисто юридически, государственным языком в Казахстане является русский. Что, впрочем, все понимают и так.
Однако не все понимают, что изменить такое состояние не только наскоками, но и “поэтапным переходом” — невозможно. Русский язык – это язык всех тех гигантских трансформаций, которым традиционное казахское общество подвергалось весь прошлый век, и продолжает подвергаться. Относиться к ним можно по-разному, можно и не признавать вовсе, но отменить – нельзя. Базовое русскоязычие, в том числе и государственное, конечно, надежно воспроизводится самой же модернизированной частью казахского социума. Это надежный ресурс и казахов, и всей страны, обеспечивающий наше существование в современном мире.
Надо же еще понимать, что государственность языка имеет не только внутреннее, но и внешнее наполнение. Турецкому, например, учат будущих дипломатов, бизнесменов и культурологов в университетах по всему миру, его международный статус состоялся. А вот американские, европейские и китайские компании для работы в Казахстане подыскивают специалистов, владеющих русским, этого достаточно. На знание казахского спроса нет. Это, наверное, обидно, но это объективно.
Что же до внутреннего контекста, то наивно и безответственно думать, что через 15-20 лет казахский как-то так естественно заменит русский в роли государственного. Демография – штука упругая, трэнд на увеличение казахской этнической доли придет к какому-то новому балансу, а русскоязычные (включая и массу казахов) отнюдь не импотенты, и не беглецы. Но дело даже не в этом: увеличение доли плохо владеющих русским выпускников сельских (а теперь уже и городских!) школ есть проблема не языковая, а социальная.
Это проблема углубляющегося разрыва между роскошествующей правящей верхушкой, – сплошь казахской, относительно благополучным средним классом, – сплошь русскоязычным, и оставленным на социальной обочине села – опять казахского.
Понятно, что неотложно необходима политическая и социальная модернизация, что же касается собственно языка, то казахский надо поднимать до способности производить на нем реальный государственный продукт хотя бы ряду важных внутренних составляющих, например, законотворчество. Но это, извините, задача носителей зыка, ни “русскоязычные”, ни шала-казахи здесь ни помешать, ни посодействовать не могут. И вот ситуация: в Мажилисе и Сенате что ни депутат – то казахоговорящий, а законопроектов на казахском – как не было, так и нет. С кого за это спрашивать?
И еще, если начистоту: реальный статус казахского надо бы поднять до уровня языка межнационального общения. Что, совершенно точно, действительно необходимо для сохранения межнационального согласия. И от чего, точно, не отказалась бы не казахская часть казахстанцев. И чего, разумеется, желают сами казахи, искренне озабоченные судьбой своего языка и культуры.
Но вот казахские националисты, пытающиеся монополизировать представительство всего казахского этноса, – они чего желают, и чем озабочены?
Куда тянут казахские националисты?
Почему нацпаты удивительно солидарны с властями в “забвении” 93 статьи Конституции, почему в их атакующих призывах к переходу на казахский вот эта тема, — что сначала государство обязано научить ему, вообще не поднимается?
Объяснения простое, и, в общем-то, понятное:
Казахская глубинка, хотя и затронутая модернизационными вихрями, во многом сохранила доиндустриальное традиционно-патриархальное сознание. Почитайте настоящих ученых, истинных казахов и патриотов, — Абылхожина, Масанова, Ерофееву – у них это все основательно разложено. (Русский доиндустриально-общинный менталитет, кстати, во многом тот же). Так вот, сознания такого типа реалии современного мира, его возможности и вызовы – не касаются. Оно попросту вне этого, и мыслит иными категориями.
То, что Казахстан оказался в “третьем мире”, стал территорией дешевого вывоза природного сырья, осуществляемого иностранными компаниями в содружестве с национальными компрадорами, массированного завоза иностранных кредитов и инвестиций, с беспрепятственным вывозом всех доходов на них и накоплением национального долга, и, наконец, территорией, где национальное производство задавлено национальной коррупций и иностранным импортом – это тоже фиксируется националистически ориентированным сознанием. Но – как бы боковым зрением. В упор же видится другое: места во власти (где и извлекается главный экономический ресурс такого типа “развивающейся” экономики) заняты не говорящими по-казахски казахами, а то и вообще разными орысами. И это еще вопрос, что больше волнует и оскорбляет националистически ориентированное сознание – придаточный характер национальной экономики и государственности, или отсутствие собственного места для “нағыз патриотов”.
А потому рецепт прост и очевиден: через перевод делопроизводства на казахский освободить искомые вакансии. Причем в неискушенное сознание такое “простое” решение укладывается очень просто, — домысливаются только выигрыши, реальные же последствия остаются вне этой мифологемы.
Нет, сводить национализм к такому вот упрощенчеству – неправильно. Среди тех, кто подписывается в поддержку казахского языка подавляющее большинство – не ищущих личной выгоды. Но они (в том же подавляющем большинстве) гуманитарии, мастера, так сказать, слова. Которые не обязаны заморачивать себя экономическими и геополитическими сложностями, и совершенно вправе ставить вопрос прямо: в государстве Казахстан следует говорить по-казахски.
Но вот движущая часть казахских националистов (показательно не признавшаяся в авторстве “письма 138-ми”) – они то отнюдь не “дети природы”. Среди них есть ребята с очень неплохим образованием и вполне современным кругозором. Они-то, почему, уперев все только в госязык, соучаствуют во властной мифологизации законодательства и жизненных реалий?
Статься 93 Конституции – миф, окутанный тайной совместного умолчания и власти и “патриотов”. Статья 7 – такой же миф, но всеми громко эксплуатируемый. Самая первая статья Конституции, где Республика Казахстан утверждает себя демократическим, светским, правовым и социальным государством, высшими ценностями которого являются человек, его жизнь, права и свободы – это ведь тоже миф, совместно не затрагиваемый и властями и националистами.
Воистину, нет сейчас для казахской этно-центричной власти более выигрышного фона, чем казахские националисты. Именно они оттеняют ее толерантность, умеренность и относительную этническую сбалансированность.
Делай, как говорит мулла, но не делай, как он делает
Власти лицемерно, но — правильно, декларируют: нация – это все казахстанцы. Националисты же открыто стоят за сегрегацию: казахов – в нацию, остальных – по диаспорам.
И укоротить их идеологически, не рискую попасть под обструкцию, а, наоборот, набрать очки, может только один казах – Лидер нации. Что будет со страной после Назарбаева – вот самая первая охраняющая режим от демократизации страшилка, раздуваемая националистами.
Понимаете, сколько ни отмечай юбилеев независимости, а реально казахская национальная государственность состоится лишь тогда, когда любого нашего человека за границей будут называть “казахом”, и любой житель нашей страны, не задумываясь, примет такое самоназвание. Вы же, казахские националисты, тянете в другую сторону.
Зачем вы это делаете?
***
© ZONAkz, 2011г. Перепечатка запрещена