Горе как источник дохода или Визаж в спокойных тонах…

“К покойникам я отношусь нормально - это просто работа. А вот живых людей не люблю. Мужчин - за то, что пьют и идут на поводу у женщин, а женщин не люблю за то, что часто просят меня принести им веревки, которыми связаны руки покойников, и мыло, которым тело обмывал”

(Гроб заказывали? Гробовщик быстрее \»скорой\»)

Психологами замечено, что особенно бездумно люди тратят деньги в минуты или большой радости, или большого горя. Про траты от радости — в другой раз. Сегодня же мы хотим поговорить о том, как у нас в Алматы частенько \»нагревают\» людей, находящихся в большом горе от потери своих близких, и о перспективах развития самого печального и прибыльного бизнеса — похоронного…

Ну а разговор на эту тему у нас состоялся с Виктором Григорьевичем — бальзамировщиком с приличным стажем. Фамилию свою он из скромности просил не называть, но по имени-отчеству его и так многие знают: как-никак, а именно ему пришлось одному из первых осваивать профессию врача-танатолога (Танат — бог смерти в древнегреческой мифологии. — Авт.), а по-просторечному бальзамировщика. То есть он сохраняет тело умершего человека от разложения, чтобы родные могли попрощаться с покойным без отвращения, не отворачиваясь от дурного запаха. Многие, кто хоронил своих близких в период где-то с 1989 года и по настоящий день, обращались к нему за помощью.

— Виктор Григорьевич, вы говорите, что некоторые представители похоронных бюро делают на убитых горем людях деньги. Как это выглядит?

— А очень просто. Сейчас этих похоронных бюро развелось предостаточно. Между ними идет жестокая конкуренция, так они додумались вот до чего. Особо продвинутые руководители похоронных бюро договорились и с врачами, и с диспетчерами \»Скорой помощи\», и с врачами-реаниматологами, и с врачами-патологоанатомами, и с полицией, чтобы те за определенную плату предоставляли им информацию о любых смертных случаях.

Выглядит это примерно так: допустим, дело происходит в реанимации. Как только человек умирает, его еще до больничного морга не довезли, а врачи-реаниматологи уже звонят в похоронную службу или домой ее руководителю, с которым договорились, и сообщают, что такой-то умер, звоните по такому-то домашнему телефону родственникам умершего, а телефон, конечно же, записан в истории болезни. Или вот на \»Скорой помощи\»… Там диспетчеры обязаны звонить домой еще одной ретивой \»похоронщице\» и сообщать о каждом смертном случае. Она тут же собирается и едет по этому адресу следом за \»скорой помощью\». Пока родственники думают, что, где заказывать, а она с гробом уже за дверью стоит! Если же, не дай Бог, она опоздает, то начинает орать на диспетчера: \’\’Почему вовремя не сообщили?!\»

Другая похоронная служба занялась милицией. Руководители опергрупп, как только пошел сигнал со \»Скорой\», что у них внезапная смерть, тут же звонят еще одной руководительнице похоронного бюро. И она уже если не быстрее, то вместе с ними подъезжает на место. А бывает и так, что заинтересованные материально врачи и милиционеры настойчиво рекомендуют родственникам умерших обращаться именно в лоббируемое ими похоронное бюро и никуда больше!

— Не вижу ничего зазорного. Вот это сервис!

— Зазорное заключается в том, что, пользуясь первым, наиболее сильным взрывом горя, можно сказать, шоком родственников, эти представители похоронных служб частенько завышают цены на свои услуги, а родственники умерших на все соглашаются и даже благодарят за заботу, хотя с них за эту \»заботу\» по полной программе сдерут. Если же \»похоронщики\» чувствуют, что родственники не потянут слишком высоких цен, то им предлагают скидочку, но незначительную.

Правда, иногда встречаются предусмотрительные люди. Прихожу как-то раз я по вызову, смотрю: гроб — от одной похоронной службы, а катафалк — от другой. Спрашиваю, почему? А женщина отвечает, что сначала ей одно бюро предложило услуги за 15000, а она обзвонила несколько других и нашла услуги за 9000 тенге, пришлось как-то выкручиваться… Молодец, сориентировалась!

— Если идет такая конкуренция в борьбе за покойников, значит, люди стали жить дольше и умирать реже?..

— Вовсе нет. Если подходить к этой проблеме, скажем, по мировым меркам, то наш Казахстан в целом и Алматы в частности стоят по смертности на уровне зон военных действий. Если судить по данным, зафиксированным в судебно-медицинских учреждениях, загсах, на центральном кладбище, из 100 умерших — 5-6 женщин, несколько стариков, остальные же 90-92 человека — молодые парни и мужчины в возрасте до 40 лет. Получается, что вымирают наши мужчины. В России сейчас то же самое происходит, но там все-таки сказалась война в Чечне, а у нас без всякой войны вымирание происходит. Не парадокс ли?

— А почему у нас мужчины вымирают?

— Основные причины — это наркомания, передозировки, затем идут убийства, автокатастрофы, самоубийства и отравления водкой. Еще очень высок процент умирающих от рака. Причем у нас все чаще встречаются самые быстротекущие формы — рак печени и почек. И если раньше считалось, что до \»своего\» рака человек должен еще дожить, то есть болели им в основном в преклонном возрасте, то сейчас и молодежь тоже болеет часто. Так что покойников, прости Господи, с избытком хватает на все похоронные бюро, а договариваются с врачами и другими службами они для того, повторю еще раз, чтобы по возможности использовать шоковое состояние людей для своей наживы. И мало того, что обдирают людей как липку, так еще и предлагают горем убитым людям расписаться в бумажке, что они претензий к ним не имеют. Когда же до людей доходит, что их обманули, то они даже в суд подать не могут. Я не утверждаю, что все поголовно похоронные бюро так поступают, но основная масса — точно.

А про сами похоронные бюро хочу сказать отдельно. Для сравнения возьмем аптеки. Чтобы открыть аптеку, нужно пройти санитарную службу, пожарную охрану, а если в ней и наркотические препараты продавать собираются, то и полицию. То есть сложностей хватает. А вот похоронное бюро у нас открыть проще простого. Многие из них в таких \»гадюшниках\» находятся, что просто диву даешься. Где-нибудь в частном секторе в полуразвалившемся домишке со двором, загаженным собаками. Ну совсем как у Ильфа и Петрова в \»Двенадцати стульях\’\’ написано про похоронное бюро \»Нимфа\» и про погребальную контору мастера Безенчука — \»Милости просим\». Разве это дело? На Западе все обстоит совсем по-другому.

— И как там, на Западе, обстоят дела с похоронными бюро, да и с похоронами, и с бальзамированием тоже?

— Для сравнения расскажу, как все делается у нас. Допустим, умер человек. В первую очередь нужно взять справку о смерти в больнице, если умерший там состоял на учете по онкологии или по какому-то другому заболеванию. Если же человек умер внезапно, то в первую очередь выясняются причины смерти. Если есть подозрение на насильственную смерть, то труп везут на судебно-медицинскую экспертизу, чтобы при вскрытии врач-патологоанатом сделал свое заключение. Потом родственники забирают тело домой. Видите ли, у нас такой обычай — покойник почему-то обязательно должен переночевать дома. Опять же принято, когда в доме стоит гроб с телом, нужно плотно закрыть окна и двери. Какая бы жара ни была летом или как сильно не было бы натоплено зимой — окна и двери открывать не принято! Оденут какую-нибудь старушку-покойницу в три кофты и в три юбки, привяжут ее палец к батарее проволокой, заземляют бедную, и думают, что это ее от порчи спасет, и через сутки, когда она распухнет, из квартиры уже бежать надо от запаха. А бальзамировщика, который может предохранить труп от порчи, редко кто вызывает сразу, да и то только те, кто сталкивался с подобными проблемами раньше. А ведь тело сохраняется лучше только тогда, когда его бальзамируют в первые шесть часов после смерти.

На Западе же все происходит конкретно. На место, где кто-нибудь умер, выезжают три человека: полицейский, врач-патологоанатом и представитель юридических органов. Они сразу выписывают документ, а врач-эксперт направляет умершего в одно из похоронных бюро, где, если не назначено вскрытие, сразу же начинается процесс подготовки трупа к бальзамированию. Из сосудов откачивают кровь, а вместо нее закачивают специальный раствор, а потом — в холодильник. Если же полицейский или патологоанатом в чем-то сомневаются и назначено вскрытие, то его делают независимые врачи-патологоанатомы. Допустим, человек умер от болезни или после операции. Все пациенты больниц там застрахованы. А при страховой компании всегда есть эксперт-патологоанатом. Он вскрывает труп, берет историю болезни и смотрит, что в лечении этого человека сделано не так, правильно ли поставили диагноз, те ли таблетки прописывали. Если все правильно, то претензий нет. Ну а если что-то не так, то страховая компания подает на больницу в суд, и отсуживает у нее приличную сумму — и для себя, и для родственников умершего. Там родственники сами не бегают и не доказывают, что их близкого \»зарезали\» на операционном столе.

Ну а когда все спорные вопросы решены, забальзамированного покойника обмывают, одевают, делают прическу и визаж. Потом уже с родственниками решают, что делать с трупом — кремировать или хоронить. И назначают родственникам время для прощания с телом. Тут уж кто как закажет, кто 15 минут, а кто-то и час. Само прощание тоже цивилизованно проходит, в специальном зале. Потом подъезжает машина, и все едут на кладбище. То есть там нет такого, чтобы умершего на третий день забирали из морга и несли хоть на седьмой, хоть на девятый этаж для того, чтобы он переночевал дома. Умерших бальзамируют там сразу, не дожидаясь трупных изменений. А вскрытие умершего на операционном столе делают не в той же больнице, в которой его \»зарезали\» и в которой главврач делает все, чтобы не выносить сор из избы и прикрыть своих коллег, как это подчас делается у нас, а в централизованном бюро анатомических услуг, где работают независимые врачи-эксперты.

Вообще, на Западе в больших городах все централизованно, продуманно. Кстати, в России в Санкт-Петербурге тоже все сделано по западному образцу. Там есть роскошный зал для прощания, где соблюдаются все обряды и есть свой батюшка, раввин и мулла.

— Ну а почему бы у нас, в Алматы, такого не сделать? Кто-нибудь выходил на акимат с таким предложением?

— Да, выходили. И, насколько мне известно, этот вопрос сейчас решается. Но где они возьмут средства и где выберут место под это — я не знаю.

— Виктор Григорьевич, расскажите конкретнее о своей работе. Как-никак, а профессия редкая…

— Честно сказать, у нас и профессией-то это не считается. Я ходил в городской отдел здравоохранения, чтобы они выдали лицензию на право бальзамирования тел умерших. Там мне заявили, что они занимаются только профилактикой и лечением заболеваний, а тем, что происходит после смерти, они не занимаются. Вот и приходится нам, бальзамировщикам, приобретать патент, допустим, визажиста-парикмахера…

В прошлом я — военный врач, ездил по гарнизонам, был в Афганистане. Там, кстати, мне тоже приходилось заниматься сохранностью тел перед отправкой гробов домой. Поэтому мне-то проще этим заниматься, так как я в медицине разбираюсь. А вот как бальзамируют мои конкуренты — в прошлом слесари или водители, ну, в лучшем случае, бывшие санитары морга — сами можете представить! Иногда меня вызывают их огрехи исправлять. Но наряду с бракоделами у нас есть специалисты, которые и по международным стандартам могут бальзамировать. А стандарты эти установлены единственным в мире институтом танатологии, который находится во Франции.

— А вообще, сложно правильно забальзамировать человека?

— Сложно. Вы думаете, обколол труп формалином — и порядок?! Нет уж. Если просто формалин использовать, то человек, умерший от заболевания печени и, конечно же, пожелтевший, становится зеленым или синим. А сердечники — черными. И если не использовать для каждого случая специальные составы, рецепты, то можно получить и разноцветного покойника. Чтобы такого не происходило, нужно знать, какого красителя подбавить, чтобы кожа была ровного нежно-розового цвета, чтобы родные, прощаясь, не брезговали поцеловать покойника. Так что качественно забальзамировать труп сложно. Недаром на Ленина целый институт работал. И не просто так именно к этим специалистам обращались и Вьетнам, и Корея, и Китай, чтобы их лидеров они бальзамировали. А специалисты того института и сейчас бальзамируют. Только уже богатых иностранцев или крутых бандитов, авторитетов разных и новых русских, то есть тех, у кого есть деньги. Так они так бальзамируют, что труп можно через год выкопать и он будет как новенький — одежда, гроб, все истлеет, а он останется. Сейчас ноу-хау этого института рассекречены, и мы можем их использовать в своей работе.

— Трудные случаи встречаются в вашей работе?

— Конечно. Совсем недавно меня вызвали к покойнику, который умер от лейкоза. Тянули его до последнего, крови почти не осталось и ему вливали глюкозу по литру в день. Прихожу, думаю — чем это пахнет? Вроде на трупный запах не похоже. Оказывается, глюкоза в теле забродила, и пахло вином. Еле-еле я с этим процессом брожения справился. Еще бывает сложно с умершими от рака. Их тела разлагаются очень быстро. А иногда покойник без видимых причин начинает так быстро портиться, что поневоле суеверно думаешь: \»Ну, натворил же ты в этой жизни дел, что даже до похорон полежать, как человек, не можешь!\»

— А долго пролежавших можете в порядок привести?

— Могу. Только очень это неприятно, особенно когда покойник запущен и червячки уже появились. Гнилые вздуваются, в них газ накапливается. Если труп вскрыт, формалином обкалываю, бальзамирую, чтобы кожа на лице не сочилась, грим не расплывался. Для этого в лице специальные отверстия проделываются, чтобы газ выходил. В общем, как из мокрого пластилина лепить приходится, чтобы хоть денек нормально полежал, пока хоронить будут.

— Скажите, а услуги визажиста-парикмахера вам часто приходится оказывать?

— Мужчинам — редко, только если в аварию попал и нужно кусок кожи с ноги пришить на лицо, а потом подкрасить, потому что нога бывает бледнее, или черепу надлежащую форму придать и подретушировать. А женщинам — часто. Женщины в любом возрасте даже в гробу хотят выглядеть привлекательно. При накладывании грима на холодное лицо есть, конечно, свои сложности, но я с ним справляюсь. И еще я стараюсь гримировать так, чтобы было не аляповато, чтобы чувствовалась мера — немного теней, помады, румян. Под веки, чтобы глаза не проваливались, вату подкладываю. Иногда приносят фотографию и просят: \»Сделайте ее такой, какая она тут!\» Делаю. Ну а прическу чаще всего заменяю париком. Это проще. Но если надо, то и причешу сам. Ну а самое большое удовольствие я получаю, когда друзья и родственники покойной заходят в комнату, видят преобразившуюся женщину и говорят: \»Надо же. какая красавица, как живая!\» Кстати, в Париже сейчас модно хоронить людей с открытыми глазами. Я видел фотографии в журнале: девушка с красивыми блестящими открытыми глазами в гробу. Если и до нас эта мода дойдет, то я тоже смогу даже блеск глазам придать.

— Вы с таким азартом говорите… Наверное, и бутерброд, как в кино часто показывают, во время вскрытия съесть сможете? Кстати, это от цинизма патологоанатомы делают или по привычке?

— Так делают заработавшиеся люди, которым некогда отвлечься и сходить в столовую. Это фанаты, энтузиасты своего дела, они сутками, как говорится, находятся на боевом посту.

Виктор Григорьевич, у вас нормальная семья, сын. Но тем не менее хочется знать — работа с мертвыми накладывает отпечаток на ваши отношения с живыми людьми?

— Не знаю. К покойникам я отношусь нормально — это просто работа. А вот живых людей не люблю. Мужчин — за то, что пьют и идут на поводу у женщин, а женщин не люблю за то, что часто просят меня принести им веревки, которыми связаны руки покойников, и мыло, которым тело обмывал. Видите ли, по обрядам черной магии, если женщина веревку эту в карман или еще куда мужу положит, то он налево ходить не будет, и мыло для тех же целей… Как после этого к живым людям относиться?!