Новости из Актобе

Продразверстка двадцать первого века, или Булка хлеба по пять тысяч тенге. За что актюбинцы избивают местных медиков и пьяные будни полицейских

Три корочки хлеба

“Сдача хлеба государству по фиксированной цене есть патриотический долг каждого крестьянина”, — такой лозунг выдвинул глава актюбинского представительства национальной компании АО “Продкорпорация” Тагиберген Курманалин.

“Продкорпорация” работает по четырем основным программам. Финансируя осенне-весенние полевые работы под 8% годовых: 28 хозяйств отоварились весной на 485 миллионов тенге.

Закупая зерно в госрезерв (квота на Актюбинскую область 5 тысяч тонн зерна в этом году), 5 хозяйств взяли зерно на 101 миллион тенге.

— По весеннему закупу план мы перевыполнили, набрали 8300 тонн зерна, — говорит Курманалин.

Третья программа работает на выдачу семенной суды – 6% годовых.

Четвертая — так называемый коммерческий закуп. Республиканский бюджет выделил под нее 9 миллиардов тенге.

– Мы скупаем пшеницу в зависимости от сорта от 25 тысяч тенге до 26400 тенге. И это очень хорошая цена! Но конкурировать с российскими трейдерами или местными спиртзаводами сложно. Они дают “наличкой” и зерно скупают, что называется прямо из-под комбайна. Нам же требуется пшеница гарантированного качества, лежащая на элеваторах. Но уже сегодня план, спущенный сверху, выполнен. Надеюсь, что 20 тысяч тонн зерна в Актюбинской области “Продкорпорацией” будет заготовлено.

По мнению г-на Курманалина, одной из причин, по которой люди не хотят сдавать зерно – слухи, что пшеница будет вывезена за пределы области.

— Всё останется здесь, на актюбинских элеваторах, — заверяет представитель нацкомпании, — мы гарантируем, что зерно никуда не будет отгружаться.

Кроме того, система работы Продкорпорации такова, что наиболее выгодно иметь с ней дело крупным сельхозтоваропроизводителям. Тем, кто не только сеет хлеб, но и имеет свои тока и элеваторы для хранения. В этих случаях нацкомпании приходится еще и доплачивать хозяйству за хранение зерна.

— В целом, — подчеркнул Тагиберген Курманалин, — собрать урожай для государственных нужд было бы куда сложнее, не будь поддержки акимата. Стабилизационный фонд, забитый зерном, своего рода признак авторитета акима области.

А завтра хлеб будет по пять тысяч?

Между тем цены на продукт первой необходимости в Актобе держатся на прежнем уровне – 35 тенге за булку хлеба первого сорта. Собственно только за хлеб этого сорта и борются власти. Стоимость остальных хлебобулочных изделий – на совести производителей.

Антимонопольный комитет бодро рапортует: ни один из двух хлебных монополистов даже не заикается о поднятии цены. “Рамазан” держит марку в 31 тенге, “Актобе-нан” — 32 тенге. В департаменте сельского хозяйства заверяют, пока существует стабилизационный фонд, цену на хлеб областной акимат будет диктовать производителям сам. Вопросов о повышении нет, не будет, не дождетесь.

Примечательно, что власть акимата области заканчивается за пределами границы областного центра. Хлеб в сельских райцентрах продают по невиданно завышенным ценам, а именно: от 50 до 80 тенге за булку в зависимости от качества хлеба и времени продажи – ночью подороже. Причем цены в районах выросли еще месяца полтора назад.

— Булка ржаного хлеба у нас в городе Шалкар стоит сегодня 80-85 тенге, — рассказывает правозащитник Ильяс Резванов, — белый хлеб, который пекут местные производители, продается уже по 50-55 тенге. Говорить о контроле или регулировании цен местным районным акиматом не приходится. Кому это здесь нужно? Частники диктуют цены!

Ильяс Резванов, школьный учитель, а по совместительству местный правозащитник уверен, что высокую цену на хлеб можно поднимать бесконечно.

— Каждый народ заслуживает ту власть, которую имеет. А народ у нас очень пассивный, очень инертный. Я предлагаю поднять цены на хлеб до пяти тысяч тенге за булку! Пачку чая в 50 граммов оценить в шесть тысяч тенге, литр коровьего молока продавать за 15 тысяч тенге, а верблюжье – не меньше 25 тысяч. Только тогда наше население опомниться, воскликнет “Ой бай! Как будем жить?”. А до тех пор народ жалеть не надо.

Избитые во вшах

Медики актюбинской станции скорой помощи обратились в прокуратуру с жалобой на работу полицейских Саздинского отдела полиции. Последних обвиняют в намеренном затягивании расследования против некоего г-на Салихова, который чуть не прибил бригаду “скорой помощи”.

Врач линейной бригады № 9 Орынша Адилгалиева

Орынша Адилгалиева

Как рассказывает врач линейной бригады № 9 Орынша Адилгалиева, 13 сентября они выехали на вызов к 83-летней женщине, потерявшей сознание. Путь от станции до района Сазды занял 25 минут, что при нынешних пробках в Актобе — не редкость. Однако пациентка к этому времени успела отправиться в мир иной.

— В доме было много людей, на кровати лежала покойница, челюсть зафиксирована повязкой, умерла, получается, час назад, — рассказывает Орынша Хамитовна, — фактически нас вызвали, чтобы констатировать смерть бабушки. Но мы этим не занимаемся, только по просьбе родственников мы прошли в комнату.

То, что последовало дальше, для врача Орыншы Адилгалиевой и фельдшера Гульмиры Жекеевой до сих пор как страшный сон.

-В комнату вошел мужчина лет сорока, начал материться. Гульмира стояла рядом с ним, он ударил ее кулаком по лицу, так что она отлетела к стене. Потом бутылкой минералки наотмашь бил ее по голове. Я так и вижу эту картину: она встает, он опять ее бьет, не давая опомниться, Гульмира отлетает к стене. Так несколько раз: беспричинно и беспощадно. Я в шоке, сказать ничего не могу. Тут он кинулся ко мне, бросил “баклашку” в меня, я увернулась, он еще раз что-то тяжелое метнул, не помню что. Домашние кинулись нам на выручку, он ударил одного родственника, тот быстро куда-то спрятался. Тут он схватил покрывало и стал укрывать им покойницу. Миг, несколько секунд и мы успели выбежать из того дома.

Сразу же отправились в ДВД, но там дежурный на их жалобы среагировал просто: обратились не по адресу, отправляйтесь в Саздинский отдел. В указанном месте пришлось ждать больше часу, пока следователь принял заявление и выслушал жалобы. Вскоре состояние фельдшера Жекеевой ухудшилось, появились все признаки сотрясения головного мозга: слабость, тошнота, рвота. Коллеги отвезли ее в БСМП, но там свободным оказалось только место в коридоре на кушетке. По блату больную приняли в железнодорожной больнице, где она пролежала две недели.

— Полицейских мы просили выслать опергруппу, чтобы схватить мужчину, избившего Гульмиру, — продолжает рассказ врач. — Но и через два дня опергруппа не съездила в тот дом. А спустя неделю молодая следовательша объяснила нам, что личность подозреваемого устанавливается, задержать его пока не удалось, известна только фамилия — Салихов. Родственники приходили в больницу к Гульмире, просили забрать заявление.

У фельдшера Жекеевой трое детей, и о последствии травмы медик знает не понаслышке: в дальнейшем могут появиться судороги, спазмы. Работа на станции скорой помощи по-своему опасна и трудна.

— Главное, что мы чувствуем себя абсолютно беззащитными, — говорит врач кардиобригады Акбупе Спанова, — я работаю здесь 14 лет, был случай и с ножом на меня кидались и шилом хотели проколоть. Девчат наших собаки бешеные кусали, и наркоманы лезвие к горлу приставляли, если не вытянешь их друга из комы. Домой частенько со вшами или блохами приходим: по бомжатникам лазаем, из колодцев теплотрасс людей вытаскиваем.

— Да у нас на станции скорой помощи работает до 90% женщин. Но о какой помощи вы говорите? — удивляется заместитель главного врача станции Утеген Крамбаев, — этот случай избиения фельдшера Жекеевой никто не ожидал, никто помочь не мог. Даже шофер, хоть он мужчина. Его обязанность охранять транспорт, машину оставлять никак нельзя, были случаи, разбивали стекла, царапали обшивку.

Чувство беззащитности у медичек станции всеобщее.

— Спасают нас только ноги, — без шуток признается Орынша Адилгалиева, — жаловаться в полицию бесполезно, начальство родное только больничный лист оплачивает. Еще никому из наших производственной травмы не засчитали. О страховке от несчастных случаев можно только мечтать.

Пьяные будни Саздинского ОП

Сразу два офицера из Саздинского отдела полиции города Актобе на днях “отличились” “по пьяной лавочке”.

Следователь Саздинского отдела полиции в невменяемом состоянии решил покататься на автомобиле. Пьяный “Шумахер” сбил человека, в настоящее время против полицейского возбуждено уголовное дело. Интересно, что мент ничего из произошедшего не помнит, очнувшись на нарах после загула, он до сих пор искренне считает, что вся история с его участием в главной роли – происки врагов.

Другой полисмен – заместитель начальника Саздинского ОП – подозревается в убийстве. Свидетели преступления в один голос говорят, что подполковник был невменяем: то ли обколот, то ли пьян.

Дело было так. Сын подполковника вместе с друзьями решил справить свое восемнадцатилетие. Папа снял для мероприятия квартиру у своего подчиненного. Молодежь “гужбанила” до часа ночи. Соседи стали возмущаться: пьяные крики и шум музыки не давали спать.

Один из соседей посмел постучаться к веселящимся парням и выразил свое недовольство. Сынок вызвал на помощь папу-мента. Полицейский примчался через несколько минут и на глазах жены, дочери и соседей стал избивать человека, потребовавшего прекратить банкет.

Подполковнику помогали сын и его команда. Потом молодежь сбежала с места преступления, а мент придушил свою жертву вешалкой.

Вскоре и он попытался скрыться, но соседи не дали. Кстати, двух соседок разъяренный полицейский тоже успел избить.

Руководство Актюбинского областного ДВД пыталось скрыть эти преступления от общественности. Не вышло. Теперь преступник в погонах выдвигает версию, которая несколько реабилитирует бешеного подполковника. Дескать, ему позвонил сынок, пожаловался, что его избивают. Полицейский помчался на помощь, стал защищать свое чадо, но не рассчитал силушки.

Свидетелям, которые выдели, как происходило преступление, пытаются методом угроз внушить, что все происходило так, как вспоминает подполковник.

А тем временем, подполковника хотят уволить из органов задним числом. Это – старая традиция в Актюбинском областном ДВД. Как правило, так поступают со всеми провинившимися полицейскими. Чтобы пострадавшие от ментов впоследствии не могли потребовать возмещения морального ущерба от полицейского руководства.