«Предвыборные обещания президента никто не собирается выполнять. Даже перевода всей этой лепоты из формата вдохновенной публицистики в формат практических программ и планов не существует». Так или примерно так казахстанские вольнодумцы характеризуют специфику текущего момента. Поясняя, что президент унаследовал от «старого Казахстана» такой государственный аппарат, который превращает Токаева в произносителя правильных, но не имеющих реализации слов. А своей команды у нового лидера нет.
Мне стало интересно, что последует за этими непочтительными речами. За ними последовали выступления важных государственных людей. Ни с кем не вступая в полемику, они подробно рассказали, сначала в «Казахстанской правде», потом в мажилисе, каким именно будет Справедливый Казахстан и как пошагово достигнуть высокой цели.
Вольнодумцы, в свою очередь, со сдержанным ехидством напомнили о судьбе предыдущих пошаговых программ и планов. Заявили, что «в обществе нарастает разочарование». Но, мне кажется, тут они лукавят. Поскольку никто из взрослых людей особо и не очаровывался. А те, кому по работе было положено говорить и писать про обновление, про большие надежды, всё это говорили и писали хладнокровно. В силу производственной необходимости. Так всегда бывает. Новые главные начальники всегда обещают обновление.
Мне кажется, сегодняшнее положение президента Токаева во многом напоминает положение президента Путина в начале и середине нулевых. Через это сравнение можно осторожно предсказать некоторые значимые вещи. Например, судьбу токаевских светлых планов. (Спойлер: в России судьба аналогичных планов не лучезарна, однако и не плачевна).
Уместно ли проводить такие параллели? Думаю, вполне уместно. Оба наши президента — преемники. В первые годы правления (или даже в первое десятилетие) перед ними оказалась триединая сложнейшая задача. Надо выполнять обязательства перед своим благодетелем – а как еще называется человек, подсадивший тебя на высшую государственную должность – одновременно давая народу обещания избавиться от токсичного наследия, а элитам показывая, с одной стороны, крутой норов, с другой – готовность выстраивать компромиссы.
Какие тут, к шутам, программы и нацпроекты. До них ли, когда такие дела на кухне.
Хотя, конечно, быстрые очевидные успехи в хозяйственных вопросах, в отдельных отраслях экономики, способны заметно укрепить рейтинг нового лидера. Но наши президенты не по этой части, не по хозяйственной. Один из КГБ, другой из МИДа. Учреждения серьезные, что и говорить, но, как бы это выразиться — гуманитарные. Вот Лукашенко другое дело. Он руководил совхозом. Там производство, там умри, но дай план. Поэтому, сделавшись президентом в далеком уже 1994 году, Александр Григорьевич быстро поднял белорусское сельское хозяйство. Вернее, не дал ему провалиться вслед за российским и казахстанским. А затем много, много лет этим своим цветущим сельским хозяйством колол глаза кремлёвскому коллеге.
В первое путинское десятилетие часто говорили и писали, что новый российский лидер плохо разбирается в экономике и слабоват как администратор. Не умеет добиваться от правительства, от руководителей госкомпаний и вообще от подчиненных выполнения долгосрочных программ. Поэтому подчиненные их регулярно проваливают. Сейчас то же самое говорят про Токаева. Что из этого следует? Какие извлекаются уроки? Например, такие: Владимир Владимирович, несмотря на былое неумение, на провалы первых программ, по-прежнему у штурвала и чувствует себя превосходно. Значит, успехи в хозяйственном администрировании не самое главное. Как и выполнение обещаний. Более важно было укрепить своё положение в элитах. Выстроить отношения с капитанами бизнеса и лидерами «глубинного государства». Там серьёзные люди, не романтики, и отношения с ними тоже должны быть серьезными, взаимовыгодными.
Кстати, самые важные производственные программы и планы при «раннем» и «среднем» Путине всё-таки выполнялись. Например, подготовка к уже забытой ныне, а когда-то знаменитой и славной сочинской Олимпиаде оказалась очень успешной. Вопреки всем прогнозам. Для Путина это было как строительство Петербурга для Петра Первого. Вызов и триумф. Соратники президента долго вспоминали проявленную ими в ходе этого аврала самоотверженность и ответную задушевность Владимира Владимировича. А потом начали выполняться и другие программы – дорожные, инфраструктурные, сельскохозяйственные.
У Путина была ещё одна проблема. По идее не только рутинную, но и стратегическую организационнно-хозяйственную работу президент мог бы «сгрузить» на премьер-министра. Сосредоточившись на работе с кадрами и на внешней политике, приятной и даже сладостной для бывшего разведчика (как и для бывшего дипломата). Но если премьер окажется очень успешным, он может приобрести лишнюю популярность. Опасную. Поэтому премьеров Путин всегда подбирал себе очень скромных. Однако теперь, когда авторитет российского лидера непоколебим, он и премьера смог себе позволить могучего, супер-профессионального. Михаил Мишустин посреди сегодняшнего разыгравшегося шторма очень грамотно и твёрдо руководит экономикой. Помню, одна из моих московских коллег хорошо сказала про нынешнего премьера РФ (он в то время возглавлял Федеральную налоговую службу): на него один раз посмотришь, и сразу понимаешь, что надо заплатить налоги, все до копейки и лучше вперед.
Есть ещё один важный момент. Может быть, вообще самый главный. Лидер государства так или иначе воплощает в жизнь глубинные чаяния своего народа. Помогает этим чаяниям раскрыться. Или, по крайней мере, не должен им мешать. Нельзя становиться поперёк глубинным народным чаяниям. Путин в конце 90-х пришел к власти как наследник Ельцина. Но российский народ к тому времени уже разочаровался в либеральных чаяниях. Уже понял, что Запад никогда не признает россиян равными себе. Поэтому Россия не может обойтись без державного могущества. Надо его возрождать. В сегодняшнем мире «державное могущество» по факту означает всего лишь право проводить суверенную политику. Быть игроком за шахматной доской, а не фигурой на доске. И Путин начал воплощать в жизнь эти глубинные русские чаяния. Кому-то из соседей они кажутся странными или даже дикими. Тем более, что за них приходится дорого платить.
Токаев, хочет он этого или нет, тоже должен считаться с казахскими народными чаяниями. Казах мечтает быть богатым, успешным, помогать родственникам и землякам, пользоваться за это почётом. Или же, коль не сложилось, чтобы богатый родственник ему самому помогал. Это понятная, конкретная, тёплая справедливость. Выполнение и невыполнение госпроектов имеет к ней очень косвенное отношение. А требования отчитаться за потраченные на проекты деньги часто входят в противоречие с программами конкретной казахской самореализации.
Да, Справедливый Казахстан это в теории тоже хорошо. Но что такое «справедливость для всех» на практике? Кто они, эти «все»? Те неведомые бедолаги, которым токаевские программы должны улучшить жизнь – они в самом деле оценят благодеяния? Они поддержат президента в трудный час, если казахские сильные люди, недовольные абстрактной «справедливостью», ещё раз попытаются его свергнуть?
Как видим, в ходе государственного строительства никак не возможно не принимать во внимание глубинные чаяния. В меру, по необходимости. Правда, мера определяется чисто эмпирически, посредством набитых синяков и шишек. В России, например, до начала СВО в ходе воплощения державных чаяний было распилено огромное количество денег на липовых военных подрядах, на создании новейших моделей танков в количестве двух экземпляров и демонстрации этих танков на парадах под всенародное ликование. Сейчас новый министр обороны вынужден со всем этим разбираться. Потому, что война. Грубая кровавая реальность заставляет поворачиваться к эффективности. Но Казахстан, к счастью, ни с кем не воюет.
***
© ZONAkz, 2024г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.