“Мы – не казахи, мы – алшыны”. Часть 1

Коренное население западного региона, как крупнейшее, наряду с русскими, нацменьшинство в Казахстане

Алшын воспринимается как неприятель на инстинктивном уровне

О такой самоидентификации в последнее время не раз приходилось слышать в среде творческой интеллигенции выходцев из Западного Казахстана, проживающих в Алматы и Астане. Почему они сейчас как бы вдруг стали тяготеть к такому восприятию самого себя – это другой вопрос. Мы тут ниже хотим рассмотреть тему о том, какие есть основания для того, чтобы им можно было так рассматривать себя.

Говорят, покойный уйгурский певец М.Насыров как-то в ответ на вопрос журналиста “Вы – казах?” сказал что-то вроде: “Упаси боже”. То же самое и даже с куда большим основанием могут сказать алшыны, коренные жители нынешнего Западного Казахстана, которых почему-то поныне причисляют к казахам под объединенным названием “Младший жуз”. В действительности же они к этому народу имеют еще меньше отношения, чем те же уйгуры. Почему? Попытаемся объяснить. Уйгуры и уйсыны, составляющие 4/5 казахского Старшего жуза, находились в составе одних и тех же государств со средних веков и вплоть до прихода русских. Сперва это было ханство Могулистана, потом – Джунгарское ханство. И после раздела наследства последнего государства между Китаем и Россией они продолжали жить бок о бок. Правда, уже в двух империях, разделенных четкой границей.

И сейчас у джетысуйского (семиреченского) казаха с бывшим советским и нынешним казахстанским уйгуром куда больше общей исторической памяти, чем с западноказахстанским алшыном. У синьцзянского казаха с тамошним уйгуром – тем более.

А вот алшын, говорящий на общем с тем же казахом кипчакско-ногайском языке, сложившемся в золотоордынскую эпоху, в одном государстве с казахами так называемого Старшего и Среднего жуза оказался лишь после включения их всех в состав сперва Российской империи, а потом Советского Союза. От советов они уже по наследству попали в независимое государство казахов – в Республику Казахстан.

Среди казахов – как на самом верху, так и среди простого населения – очень большое недоверие к алшынам. Их практически считают историческими предателями. Мол, первыми перешли под власть русских. Помнится, еще депутат и народный писатель Шерхан Муртаза в парламенте, обращаясь к главе государства, давал от имени всех казахов ему наказ: “Господин президент, не уподобляйтесь Абулхаир-хану!”. Подтекст тут таков: этот первый и фактически последний младшежузовский хан принял в 1731 году российское подданство. Отсюда поверье среди казахов в то, что алшыны более близки к русским и могут предать казахские государственные интересы. Сейчас даже в русских школах преподаватели-казахи гуманитарных предметов часто повторяют школьникам такое, что-де это младшежузовцы нас в свое время предали. Такие представления к настоящему времени транформировались уже в тотально действующую полуофициальную политику по отчуждению алшынов от всех ключевых сфер общественной жизни. Но наша статья не об этом.

А о том, что историческая память казахов, находящая публичное выражение по настоящее время на самых разных уровнях, в общем-то не лишена основания. Алшыны были включены в состав казахов только после установления над ними власти русских. Более того, именно россияне по своим политическим соображениям постарались обставить все так, что алшыны стали считаться частью казахского народа. Но они ею, как показывает опыт, так и не стали.

Они прежде – то есть до русских — никогда не состояли в одном государстве и обществе. Это не наш вывод. Он вытекает из опубликованных в 1925 году суждений Мухамбетжана Тынышпаева об алшынах: “В то время, как киргизы Старшей Орды совсем не знают Золотой Орды, а в Средней о ней кое-что помнят кыпчаки и аргыны, все предания и былины алчынов говорят только о былой жизни Золтой Орды и ногаев. Что Младшая Орда входила в состав ногаев, это не подлежит никакому сомнению… Известный поэт Мурат Монкин, умерший в 1905 году в очень своеобразной песне “Уч-Кыян” также воспел бесславный конец Золотой Орды и национальную драму ногаев” (“История киргиз-казахского народа”).

То есть до начала XX века алшыны помнили и чувствовали себя не казахами, а, по меньшей мере, ногаями. Их национальная драма – была драма ногайцев, а вовсе не казахов. А ногайцы вплоть до конца XVIII века имели совершенно иную, чем у казахов, историю.

Вот что, к примеру, пишет о происхождении алшынов Букеевской Орды или междуречья Волги и Урала живший и работавший долгое время в Турции башкирский историк Ахмед-Заки Валиди Тоган, чьи труды хорошо известны на Западе: “Казахские племена прибыли сюда в 1801 году под руководством Bukey Han’а из Младшего Жуза (Kichiyuz), и состояли полностью из бывших ногайских родов (Nogay tribes), когда-то там уже живших”.

Но тут вот что еще надо уточнить. Ногайцы так же, как кипчаки или татары, были большим, с весьма разнообразным по составу миром. Алшыны со средних веков до XVIII века не просто входили в ногайский мир, все события в котором тогда разворачивались между Дунаем с одной стороны и Волгой и Уралом, с другой. То есть, история казахов за этот период – это для алшынов история другого народа. А позже это была уже история России.

Но и в ее составе казахи и алшыны, несмотря на все старания тех, кто пытался сплавить их в единый народ, остались обособленными друг от друга. Прежде всего – духовно. Всего лишь один пример. Казахи об Абае, как русские о А.С.Пушкине, говорят: “Абай – это наше все”. Так оно и есть. Но Абай совершенно очевидно не воспринимал алшынов как казахов. Это был гениальный человек, как бы сейчас сказали, с энциклопедическими знаниями. Он хорошо знаком с историей человечества с древнейших времен, прекрасно знал произведения как персидских средневековых поэтов, так же и современных ему русских и западных литераторов. Также он хорошо знал казахских поэтов и давал творческую оценку им. А вот о Махамбете, самом великом поэте алшынов, ничего не знал и не сказал. Или знал, но, посчитав его чужим поэтом, ничего про его произведения не сказал. А ведь Махамбет ушел из жизни всего за несколько лет до рождения Абая. Они оба жили в XIX веке. У Абая также ничего нет обо всей своеобразной литературе алшынов, называвшихся младшежузовцами. То есть хотя волею Российской империи алшыны, вышедшие из состава ногайцев, были приписаны к казахам еще в XVIII веке, эти два разных по происхождению и прошлой истории народа до начала XX века не слились в единый этнос.

Из них один народ стали практически делать уже в советское время. Появились общее школьное образование, общие книжные учебники, общие институты культуры и науки и т.д., и т.п. Казалось, что советская власть практически добилась реализации задачи слияния казахов и алшынов. Но она ушла в историю. А казахи быстро реанимировали свое традиционно отчужденное отношение к алшынам. Это, видимо, не мудрено сделать, так как исторически неприятие ими коренного населения Западного Казахстана было очень сильным.

Тот же М.Тынышпаев в 1925 году писал об “употребительном у аргынов выражении: “сонша, меным алшыным ба един”, т.е. ты поступаешь (или поступил) так, как будто ты мне алшын, понимая здесь под последним словом – врага”. Тут любопытно вот что. М.Тынышпаев говорит не об употреблявшемся в прошлом выражении. Он говорит об употребительном на тот момент, когда он писал свой труд, выражении. А это – уже советское время, 1925 год. И было это всего восемь десятилетий тому назад. Если в казахской памяти тогда слово “алшын” ассоциировался со злейшим врагом, почему сейчас надо удивляться тому, что выходцы из Западного Казахстана вызывают у нынешего поколония казахов, мягко говоря, сильнейшее неприятие. В принципе, это – уже инстинкты. То есть казахом алшын воспринимается как неприятель на инстинктивном уровне.

Поэтому становится понятным игнорирование Абаем Махамбета и других великих алшынских поэтов. Проясняется также многое другое.

Да, пока не разберешься с прошлым, многое в настоящем остается непонятным. Автор этих строк не претендует на пальму первооткрывателя в этом вопросе. Ибо действительность тут совершенно очевидно известна многим. Она замалчивается. И в Казахстане, и, скажем, в России.

В России – потому, что признание в этом вопросе вызовет пересмотр ряда сложившихся исторических представлений великой державы. С учетом непростой ситуации на ее южных рубежах, а также на Северном Кавказе там вряд ли сейчас сочтут приемлемым проливать свет на действительное прошлое алшынов.

(Окончание следует)