Казахские ханы Хивы. Часть 2. Окончание

Часть 1

***

Потерпев неудачу в попытке лишить Нуралы покровительства российских властей, Каип и Батыр были вынуждены начать мирные переговоры напрямую. Тем более, что сыновья Абулхаира своими нападениями совершенно перекрыли торговлю. Хивинские купцы банкротились один за другим и, естественно, высказывали свое сомнение в необходимости хана, неспособного защитить торговые интересы государства. Через посредников Каип предложил еще раз породниться двум самым влиятельным семьям чингизидов в Младшем жузе и прекратить затянувшуюся вражду. Нуралы, который и сам уже желал как-то разрешить сложившуюся ситуацию, идею поддержал.

Воспользовавшись мирными переговорами чингизидских кланов, российские власти незамедлительно снарядили большой караван в Хиву с товарами на сумму 20 тысяч рублей. На сей раз Нуралы обеспечил дипломатов и торговцев надежной охраной. Они были препровождены до самой границы Хивинского ханства. Кроме того, Нуралы присоединил к ним и свое посольство для проведения переговоров с Каипом.

Но оказалось, что на сей раз главная проблема заключалась не в том, чтобы безопасно пересечь степь. Российского посланника и купцов в Хиве ожидал неприятный сюрприз. Хан Каип, недовольный тем, как оренбургские власти в свое время отреагировали на его инициативу, долгое время не принимал посланника, и переговоры ограничились краткой аудиенцией, в ходе которой стороны лишь обменялись приветствиями. Российским купцам было запрещено торговать, а большая часть товара была изъята в ханскую казну без какой-либо компенсации. Причина гнева хивинского хана вскоре прояснилась.

Направляя караван, российские власти рассчитывали на покровительство мангытского бия Кораза, который всеми силами содействовал торговле, возрождал города, прокладывал новые каналы для земледельцев, стараясь вернуть Хиве былую славу. Мунис, касаясь первых годов правления Каип-хана, писал, что в это время “подданные пребывали в спокойствии, а государственные дела находились в деснице обладания и руке власти Хораз-бека. У Гаиб-хана ничего не было, кроме имени [хана]. По этой причине хан [постоянно] был в смятении”.

Нежелание Каипа оставаться формальным правителем и привело к конфликту. Однажды, один из представителей хивинской знати совершил тяжкое преступление – изнасилование – и по приказу хана был заключен в темницу. Но Кораз-бий освободил преступника и “произнес неподобающие слова относительно хана”. Оставить этот инцидент без внимания, означало стереть в порошок свою репутацию, поэтому, перед самым прибытием российского каравана, Каип отдал приказ убить Кораз-бия и его сородичей.

Убийство популярного бия вызвало волну возмущения среди населения. Все конфискованные у российских купцов товары Каип пустил на подарки для влиятельных хивинских и туркменских вождей, стремясь тем самым перетянуть их на свою сторону. Ограбленные российские купцы могли радоваться только тому, что их самих публично не казнили на одной из хивинских площадей или не подарили какому-нибудь степному беку. Каип долго думал, что с ними делать, и лишь через год решил все же отпустить их на родину. Вместе с ними хан отправил в Оренбург своего посланника.

Видимо, хивинский посланник должен был принести официальные извинения и попытаться как-то замять неприятный инцидент. Но, к удивлению царских властей, хивинский посланник стал жаловаться на своего правителя и просить россиян свергнуть его. Это обращение было следствием деспотической власти, которую установил в Хиве хан Каип. Мунис по этому поводу сообщает: “Хан был человеком заносчивого и жестокого нрава. В конце его правления гнет его и притеснения перешли за грань умеренности и он обложил ра`иий Беш-Калы налогом в сорок тысяч тилла. Он не внял мольбам бедняков и несчастных”.

Конечно, российское правительство желало отомстить наглому хивинскому хану, но рисковать регулярными войсками не хотелось. После некоторого периода размышлений Коллегия иностранных дел своим указом от 2 апреля 1755 г. отказала в просьбе хивинскому посланнику, но в то же время ему было разрешено вступить в переговоры с казахскими ханами и султанами. В свою очередь, сыновьям Абулхаира российскими властями было тайно предложено совершить поход на Хиву и свергнуть с престола Каипа. Этот план казался вполне реальным, тем более что брат хана Нуралы – султан Ералы – не скрывал своего желания воцариться в Хиве. Он только просил выкупить его, если вдруг потерпит поражение и попадет в плен.

Но столь хитроумный замысел окончился крахом. Неожиданно выяснилось, что у идеи воевать с Каипом, а значит и с его отцом Батыром, не так уж и много приверженцев. Немалая часть денег и товаров, собираемая Каипом, шла к казахам Младшего жуза, и хивинский хан не ограничивался только традиционно преданными их клану родами алимулы. Выяснилось, что Батыр и Каип сумели задобрить престарелую вдову хана Абулхаира — ханшу Бопай. И она, не слушая своих сыновей, решила выдать свою дочь замуж за султана Карабая, сына Батыра. Младший брат Нуралы султан Айшуак, женатый на дочери хана Батыра, также не горел желанием воевать с собственным тестем.

В такой ситуации, Нуралы и Ералы не смогли оправдать возложенных на них ожиданий. Нуралы сообщил оренбургским властям, что войска, способного сравниться по численности с войском хивинского хана, он собрать под свое знамя не сможет. Кроме того, хан Младшего жуза указывал, что идти в поход ему и остальным казахам запретил какой-то абсолютно неведомый российским властям ходжа, взявшийся заключить между сторонами мир.

Но, как оказалось, самому Каипу оставалось провести на престоле уже не так много времени. Его подданные были полны решимости избавиться от хана и без помощи извне. Чувствуя эти настроения, Каип в 1756 г. оставил трон и бежал. Правда, клан Батыра пытался еще оставить престол под своим контролем. По договоренности с эмирами, новым ханом стал другой сын Батыра – Карабай. Однако он был свергнут в том же году. Новым ханом стал ставленник бухарского эмира султан Тимур-Гази.

В 1762 г. был лишен власти и третий сын султана Батыра – Байбори, правивший каракалпаками. Бывшие подданные отвезли хана в Хиву, где он был предан казни. Это было явно необдуманное решение. Байбори приходился зятем султану Аблаю, который осенью того же года выступил с войском на помощь своему свату Батыру. Поход сложился не совсем удачно вследствие возникшей эпидемии, но одной только угрозы нападения хватило для возникновения новой смуты. В 1763 г. в результате заговора был убит Тимур-Гази-хан. Устроившие переворот эмиры, похоже, действовали совершенно спонтанно, поскольку у них не было даже подходящей кандидатуры на пост хана. В результате, в одном из караван-сараев был найден приехавший для торговли казахский султан Тауке и спешно возведен на вакантный престол.

Неожиданно новый правитель пришелся по нраву своим подданным. Так, Мунис отмечал: “Он был человеком очень добрым, правдивым, набожным, отрешенным от мира и подобным дервишу. В его время из хорезмской страны полностью исчезли следы смуты и беспорядков”. Однако, как оказалось, самого безобидного Тауке роль повелителя Хивы совсем не устраивала, и через полтора года он решил добровольно отречься от престола.

После этой довольно непривычной отставки по собственному желанию хивинские эмиры решили возвести на трон другого казахского султана — Шах-Гази. Помимо юного возраста, а значит – очевидной управляемости, этот претендент привлек внимание знати, вероятно, и тем, что он был тесно связан с обоими сильными чингизидскими кланами Младшего жуза. Шах-Гази принадлежал к той же усековской ветви, что и потомки Абулхаира, и вместе с тем приходился пасынком хану Батыру. Но правление очередного казахского хана также оказалось недолгим.

Хивинская знать возобновила междоусобные распри, и та ее часть, которая сочла себя обиженной, решила обратиться за помощью к вождям туркменских племен. Последние быстро отозвались, и вскоре значительная часть территории Хивы оказалась под их контролем. В 1765 г. Шах-Гази был смещен, но его преемник, сын хана Каипа Абулгази III, оказался также не угоден эмирам и спустя полгода был изгнан. Новым ханом стал Нуралы, сын хана Барака. Вскоре туркменские вожди свергли его и возвели на престол своего кандидата, правда, также из числа казахских султанов – Джахангира, сына султана Каипа и внука хана Батыра. Это решение, очевидно, было продиктовано стремлением заручиться поддержкой сильного казахского клана, способного противостоять потомкам Абулхаира.

Соперничество клана Абулхаира с туркменскими родами в Хиве было вызвано в очередной раз обострившейся борьбой за Мангышлак. Первое упоминаемое в источниках нападение на туркмен Ералы-султан совершил вместе со своим племянником Есим-султаном в 1766 г. Туркмены подверглись разгрому. “Многие из них при этом были убиты, многие попали в плен к киргизам, остальные же, лишившиеся почти всего своего скота, бежали за Тюбкараган и, наконец, даже в Хиву, чтобы там найти защиту против киргиз”, — сообщал Гмелин.

В январе 1767 г., туркмены при поддержке некоторых хивинских правителей нанесли ответный удар по казахским зимовьям. В результате этого набега было убито около тысячи человек и более трех тысяч казахов уведено в плен. Хан Нуралы пробовал обратиться к российским властям с просьбой предоставить ему артиллерию, но, как нетрудно догадаться, получил отказ. Тем не менее казахские батыры собственными силами организовали мощное давление на туркменские племена. Не выдержав этого натиска, туркменские вожди решили вступить в переговоры с российскими властями. 17 августа 1767 г., Коллегия иностранных дел предоставила Екатерине II доклад, в котором сообщалось о прибытии туркменских посланцев с прошением о приеме в российское подданство “по причине происходящего им от киргис-кайсак притеснения”.

Российские власти, реально осознавая свои возможности в регионе, решили не брать под свою опеку еще один кочевой народ, который к тому же пользовался славой самых отчаянных разбойников Востока. В результате, все больше туркменских родов стало покидать Мангышлак и уходить в пределы Хивинского ханства. Правда здесь они вели себя не как беженцы, а как завоеватели. К 1768 г. туркменские батыры чувствовали себя полновластными хозяевами Хивинского ханства, беспощадно разоряя местное население. Один из самых влиятельных хивинских сановников, Мухаммад-Амин-инак из племени конрат, в такой ситуации не видел другого выхода, как обратиться к казахским правителям. В “Фирдаус ал-Икбал” по этому поводу сообщается следующее: “В это время господство и засилие йомутов перешло за границу умеренности, а гнет их и притеснения поразили душу подданных… Мухаммад-Амин-инак начал враждебные действия против йомутов и послал своего младшего брата Адил-бека с просьбой о помощи к Ир-Али-хану, сыну Абу-л-Хайр-хана, подобного которому в то время в пределах Дашт-и Кипчака не было столь славного и могучего государя”.

Сыновья Абулхаира были готовы к подобному обращению, поскольку их планам захват Хивы туркменами тоже не соответствовал. Правители Младшего жуза сумели быстро найти общий язык с Мухаммад-Амин-инаком, и в 1768 г. султан Ералы вместе с султаном Айшуаком и бием Бармаком выступил в поход на Хиву.

Соединившись, войска союзников немедля вступили в ожесточенные бои с туркменами, однако успеха добиться не сумели, в результате чего Айшуак и Бармак со своими отрядами приняли решение уходить в родные степи. Но даже с поредевшими войсками Мухаммад-Амин-инак и Ералы продолжали оказывать упорное сопротивление туркменам вплоть до осени 1769 г., когда противником была взята Хива. Мухаммад-Амин-инак был вынужден бежать в Бухару, а Ералы вернулся в свои кочевья.

Новые хозяева страны, продемонстрировав незаурядную отвагу на полях сражений, оказались совершенно безграмотными управленцами в “мирное время”. Никем не сдерживаемый грабеж населения, в конечном итоге обернулся вполне предсказуемыми последствиями. Мунис с горечью сообщал, что вскоре в Хивинском ханстве “возник голод [и население] ело собак и ишаков, продавало детей казахам [и тем] поддерживало себя. Сверх того в Хиваке появилась чума. По этой причине большинство узбеков и сартов пришли в расстройство и ушли в Арал и Бухару. К тому же и йомуты выкрадывали [людей] и продавали казахам… В Хиваке не было других людей, кроме сорока семей бедняков… В городе зазеленели тамариск и саксаул, а в руинах гнездились дикие звери. Все возделанные земли, кенты и озерные места покрылись густым камышом и непроходимыми зарослями кустарника”.

В сентябре 1770 г., туркменские племена оказались вынуждены покинуть дотла разоренную Хиву. Их дальнейшая судьба складывалась достаточно драматично. Тот же Гмелин сообщал: “Едва достигли они своей страны в состоянии полнейшего истощения, причиненного отчасти болезнью, отчасти тяжестью обратного пути, совершенного почти пешком из-за недостатка лошадей, как Нурали-хан прислал к ним своих послов, дабы объявить им под угрозой их полного истребления, что они должны признать своим верховным главой его сына — Пир-Али-хана. При создавшемся положении им не оставалось ничего другого, как согласиться на это. Вскоре Пир-Али-хан появился среди мангишлакских туркмен. Он ввел жесточайшие наказания, самовластно забирал себе наибольшую часть имущества богатых туркмен и отнял у них почти все огнестрельное оружие, так что последнее встречается у них сейчас очень редко”.

Туркменские племена, не желавшие признавать власти новых правителей, стали подвергаться жестоким набегам казахов из чрезвычайно воинственного рода адай и были вынуждены отступать в каракумские пески. Это время стало порой окончательного закрепления казахов на Мангышлаке, который на протяжении столетий являлся предметом раздоров. Хрисанф Неопатрасский, описывая обстановку в регионе, указывал: “Туркоманы, будучи теперь слабы, не смеют там селиться, боясь Киргис-Кайсаков”.

Некоторые туркменские старейшины продолжали надеяться на помощь России. Так, майор Бланкенагель отмечал, что “мангислатские Трухменцы действительно желают вступить в российское подданство и иметь на своем берегу город и крепость, в том нет сомнения, потому что под покровительством России избавятся они от беспрестанных угнетений и страха, причиняемых им Киргизцами, пред коими они весьма безсильны”. Но имперские власти, придерживаясь выбранного курса, оставались в роли наблюдателя.

Что же касается Мухаммад-Амин-инака, то ему даже не пришлось прикладывать особых усилий для восстановления своей власти. Туркменский ставленник Джахангир был выпровожен в свой улус, а новым ханом эмир провозгласил сына своего союзника Ералы — султана Булекея. Впрочем, через месяц этот хан, “по наветам клеветников”, был свергнут, а впоследствии принят каракалпаками, которыми управлял почти сорок лет. Мухаммад-Амин-инак, не желая портить отношений с казахами, возвел на престол другого внука Абулхаира — Агына, сына Адиля. Но и этот хан в 1772 г. был лишен власти. После этого Мухаммад-Амин сделал ханом никому не известного каракалпакского чингизида, вошедшего в историю Хивы под именем Абулгазы IV. Этот правитель фактически сидел взаперти в одном из своих домов и, тоскуя о прежней вольной жизни, явно тяготился своей должностью.

На этом и закончилась история казахских ханов Хивы. Они желали не только править, но и управлять, а подобные настроения были совсем не по нраву всесильному конратскому эмиру. Потомки Мухаммад-Амина решили последовать примеру Коканда и Бухары, где после долгих колебаний выходцы из племен минг и мангыт решили править открыто без всяких подставных марионеток. Согласно данным Анке фон Кюгельген, бухарский эмир Шах-Мурад в 1789 г. даже обратился к турецкому султану Селиму III, чтобы он назначил одного из своих сыновей “правителем Турана, поскольку в Трансоксании якобы больше не было чингизидов, а казахские чингизиды не почитали ни потусторонний, ни этот мир”.

К сожалению, по указанным в первой части статьи причинам еще многие события и факты в сорокалетней эпохе правления казахских чингизидов в Хиве остаются неизвестными. При более активном подключении к этой работе казахстанских ученых могли бы быть совершены новые открытия, очень важные и в том числе для более полного понимания казахской истории. Так, к примеру, интерес вызывает мазар Гаип-ата, который работавшие в Узбекистане западно-казахстанские историки сочли надгробным мавзолеем Срыма Датова лишь на том основании, что, по утверждению местных жителей, здесь был похоронен какой-то знаменитый казах. Но даже по сохранившемуся в народной памяти имени видно, что скорее в мазаре могут покоиться останки одного из казахских ханов XVIII века. Либо старшего казахского хана Каипа (сына Хусрау), правившего в 1715-1718 гг., либо его внука, хана Каипа (сына Батыра), правившего Хивой в 1746-1756 гг. и частью Младшего жуза в 1786-1791 гг. Вполне допустимо также, что это может быть могила мятежного султана Каипгали (первая половина XIX века). Вот для того, чтобы можно было уверенно отвечать на подобные вопросы, и требуется более углубленное изучение истории Хорезма и Хивы, как, впрочем, и Центральной Азии в целом.

***

© ZONAkz, 2010г. Перепечатка запрещена