За навязчивость прощения не прошу. Россия — такая же моя Родина, как и ваша, и я вправе надеяться, что рулевой приведет ее в предназначенную гавань. Известные мне пращуры мои из колена в колено, не требуя наград, но и не склоняя головы, то есть подвижнически, служили России и умирали за нее. (Кстати, мой дед — ваш коллега, Владимир Владимирович, только полковник царской разведки.) Я памяти их не предавал — смею ожидать подвижничества и от вас. Понимаю, какие буреломы вам придется разгребать, и поверьте, тревожусь за вашу судьбу. Но судьбы людей — это судьбы Родины; ее честь и достоинство — наши честь и достоинство. Реформация же, в которую тянут Россию верхогляды от политики, ни чести, ни достоинства ей не принесет.
Понадобятся ли вам мои наработки, нет ли, потому что, возможно, знаете больше, — другой вопрос, но как интеллигент ознакомиться с ними обязаны: мои тревоги, это — тревоги общие.
* * *
Современное российское общество по духовному признаку делится на четыре основных категории: а) личности обÓ
женные — от силы процентов 5; б) особи очеловеченные, то есть обретшие личностное самостояние, но не воспринявшие сердцем Бога, те, кого мы привычно именуем полуинтеллигентами, — процентов 30; в) слой личностно не осознавших себя, тварных людей — процентов 50; г) и процентов 15 тех, кого марксизм назвал деклассированными элементами. Понятно, что все слои, кроме первого, находятся в постоянном диффузионном движении, а потому их духовные устремления неустойчивы. Эта неустойчивость духосознания, при отсутствии четкой государственной идеологии, расшатывает общество сверху донизу и может легко привести к глобальной катастрофе.
Опаснейший из слоев — второй. Сохраняя тварные черты и играя на животных позывах людей, он формирует видимую (представительскую) и невидимую (олигархическую) власти и осуществляет управление с помощью то возбуждаемой по мере надобности, то приглушаемой преступности: охлократически огосударствлена ли эта преступность (сталинский репрессивный аппарат), благословлена ли олигархами в целях создания или сохранения мутного болота (взяточничество, киллеры, воровские шайки и даже бандитские анклавы), не играет роли, а потому популистские заявления о борьбе с преступностью — фикция. Пока не будет кардинально изменен сам взгляд на сущность государства, ничего не изменится. Судя по вашим заявлениям о равенстве перед Законом, накатанно видите сущность государства и вы, Владимир Владимирович. А потому давайте-ка разберемся, что такое — Закон.
Известно, что десять Заповедей Моисея, призванные регламентировать нравственность, никогда не работали и работать не могли в силу лишения человека какой бы то ни было инициативы (Сократ, Платон, Маркс). Но ведь на Заповедях построено и запретительное юридическое право, которое тоже, якобы, регламентирует нравственность. С какой же стати оно должно работать на развитие личности, а значит, и на совершенствование государственной системы? Из практики мы знаем, что как раз нарушение законности, то есть игнорирование нравственного догматизма , вело человечество по восходящей.
У Сократа, а он был первым в ряду равных, хватило ума понять, что даже приблизительное следование Заповедям, сиречь юридическому праву, делает Бога господином, а человека при таком Боге — рабом, что в корне противоречит Божественному Замыслу, где Бог — Цель, а Цель у человеческих сообществ для дальнейшего совершенствования — Высшая Справедливость. Путь к этой Справедливости преодолевается с помощью Добродетели об руку со Свободой. Что касается Свободы, то она — Ответственность исключительно перед Добродетелью, а Добродетель в своем осуществлении руководствуется Любовью к обÓ
женному человеку и Ненавистью к тварочеловеку, а потому, по Сократу, человек, понимающий сущность Добра, но при этом творящий зло во имя Добра, насилием утверждает ни что иное… как Добро. Это и есть настоящая нравственность, это и есть настоящий Закон, это и есть забота о развитии личности, а вместе с нею и государственности. Христос, многократно расширив круг духовно-нравственных проблем, шел в названных позициях, однако, за Сократом, понимая, что мысли грека Божественно освящены, — похерил иудаистских пророков с их националистическими устремлениями, утвердил богоизбранность исключительно обÓ
женной личности, но не народа, за что и был казнен.
К месту отметить, Владимир Владимирович, что в вопросе о Чечне вы идете не за кем-нибудь, а за Сократом. Пойди вы за Юстинианом, попали бы в жаркие объятья западных либералов, так как потворством транснациональной олигархии повели бы Россию прямой дорогой в пропасть. И еще. Вам никогда бы не добраться до вершины, если бы вы не использовали олигархов в своих целях, но, отдавая должное вашему уму, хотелось бы верить, что вы — обÓ
женная личность, во всяком случае, к такой личности я обращаюсь, а потому и не согласитесь быть в их руках марионеткой. И дай вам Бог мудрости, чтобы проявившийся в вас Сократ не был подменен безликим Законом, так как юриспруденция во многих случаях — лишь орудие лицемерия в руках все тех же олигархов (дело Листьева).
Дважды Россия находилась на пороге великих свершений, исполняя указания Христа. Третий порог — день нынешний. Первый раз личностно вызревшей она сделалась еще при Сергии Радонежском — свалила монгольское иго, родила мудрейшего Нила Сорского и дала политика, во многом вообще перевернувшего представления о политике, Ивана Третьего. Однако иосифлянское поповство смешением Ветхого и Нового Заветов идеологически направило ее по иезуитски подложенным такими же недобросовестными католическими жрецами мосткам. Не грех напомнить, наше православие и нынче постоянно склоняет ухо к Ветхому Завету, то есть делает Бога господином, а человека — куклой, и тут вашей команде, так как без церкви не обойтись, предстоит немало потрудиться, чтобы прекратить эту практику.
Второй раз к личностному вызреванию Россию батогами погнал Петр Великий; низвел церковь до простого госучреждения, дабы она не заковывала человека в рабские цепи и не мешала бы личности устремиться именно к обожению, и — добился своего: таких гигантов культуры, как Пушкин, Герцен, Достоевский, Толстой и Вл. Соловьев, не знала и, неизвестно, узнает ли хотя бы еще одна нация. Но Вершины не были бы возможны, если бы впервые в истории Петр своими могучими плечами не приподнял весь российский хребет, словом и делом утверждая: народ управляет страной, он в ней — хозяин, а потому я иду к нему рядовым работником. Особенно явно хозяйское, то есть личностное, отношение к стране было проявлено народом в войне двенадцатого года. Но царьки не захотели этого заметить, хотя как раз на это обращали самое пристальное внимание Пушкин и декабристы. Пушкин писал, что Реформацией Запад уничтожил все перспективы своего очеловеченного развития, Россия же, где «феодализма» в западном понимании из-за нашей некровной семейственности «не было», сохранила себя для культурного пересоздания. И в другой статье с сердцем добавлял: «Поймите же… Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою… история ее требует другой мысли, другой формулы». И как только формула была изменена на европейскую, как только удавкой перехватили наше, российское, дыхание, покончила с собой Юлия Друнина, человек высокой чести и достоинства. Неужели тут не над чем задуматься?
Лозунг «народ — хозяин в стране» не без успеха использовали и коммунисты, и не только в пропаганде, что само по себе немаловажно, но и на практике: сделали весь народ образованным, чем создали предпосылки для вызревания личности; во главе каждого участка работы у них стояли, пусть недоразвитые, но, безусловно, ответственные перед добродетелью личности; утвердили отнюдь не юридические, а, как это странно не прозвучит, мистические, пусть с колоссальными издержками, но возможности для достижения Справедливости. Противоречие заключалось в том, что одной рукой большевики за уши тянули личности из тварности, другой же — кулаком вколачивали их снова в тварность. Это противоречие и разрушило режим.
Однако те же коммунисты понимали, что ни вытащить из разрухи страну, ни взрастить мощную промышленную базу, ни первично окультурить народ, ни выиграть в войне без массовой соборной личности было невозможно. Этой личности боялись, ее уничтожали, но она тут же воскресала при надобности. Тому доказательство — целина, когда народ вторично после войны осознал радость обÓ
женного подвига, проникся самоуважением, а говоря по—иному, величием бытия. Судя по некоторым, к счастью, не с экономическими требованиями, а осмысленным на духовном уровне выступлениям рабочих коллективов, судя по пробуждению чести и достоинства, или самостояния, у солдат в Чечне, судя по затаенной и незатаенной ненависти к нуворишам, то и дело прорывающейся у рядовых граждан, личностное подвижничество в России не выветрилось и требует своего утоления, которого нет и не может быть на пути западной демократии.
Демократия без общности судьбы тем и плоха, что — безличностна, или тварно-личностна, а потому своей властной сменяемостью воспроизводит обновление без обновления, то есть создает иллюзию общественного развития, так как никаких культурообразующих подвижек не осуществляет: нарабатывает цивилизационные технологии, построенные на экономических и социальных факторах и — все. Застойная тварность таких систем очевидна, соборный дух в них отмирает, индивид превращается в животное и, дабы сломить никогда не исчезающий богоданный личностный дух, устремленный к Высшим идеалам, человек вынужден прибегать к различного рода наркотикам, в лучшем случае, если можно назвать его лучшим, — к сублимации мистического творчества: к олигархичности, к тварному бизнесу, к шоу-искусству, к войне. Подчиняющееся таким правилам общество обязано отвергать и — отвергает нравственность как таковую. Становится материально богаче — да, но — и только. А потому, если вы решили идти Христовой дорогой Сергия и Петра, вам придется прибегнуть к диктатуре, положившей в свое основание, однако, общность судьбы власти и народа.
В отличие от демократии, диктатура всегда личностна и не может существовать вне личностей на местах, вне пробуждения соборного духа масс. И совершенно другой вопрос — идеологическая направленность диктатуры, то есть ее выбор между Богом и дьяволом. Скажем, император Марк Аврелий ни тираном, ни тварью не был, хотя со злом, и — жестоко, ему бороться приходилось. Из государственной и нравственной необходимости. И духовно страдал при этом. Но справедливость была для него превыше всего. Кстати, Россия прониклась к вам, Владимир Владимирович, доверием только потому, что почувствовала в вас именно личность, снабженную самостоянием. Стряхнув шелуху идеологических невнятностей, туманящих ее духосознание, она захотела распознать в вас самое себя, свою Добродетель и свою Справедливость, а Добродетель и Справедливость России, как известно, исключительно богоносна, не случайно же «русь» в переводе на современный язык это — «распахнутая миру душа». Именно об общности судьбы власти и народа, о подвижничестве массовой личности, способной брать ответственность на себя, отвергая демократию и ратуя за просвещенную монархию, мечтал другой великий грек — Платон, не предложивший, однако, технологий, помогающих возбудить подвижничество массовой личности.
Я приветствую создание проправительственной партии, Владимир Владимирович. Партийность, то есть объединение масс в едином идеологическом пространстве, как съезды рабочих, крестьянских, солдатских, интеллигентских, студенческих делегатов, как детские и юношеские организации, как коммуны, или ассоциации независимых производителей, это не бронированный все подавляющий «колхоз», но, в отличие от цивилизационнных (материалистических) — экономических и социальных, — мистические технологии, позволяющие выращивать соборную личность, а при умном правлении, к тому же, создавать возможности для ее реализации. Только эти, и никакие другие, технологии способствуют расширению культурообразующего поля, а при некровной семейственности, то есть соборности, или общности судьбы, кардинально меняют взгляд на сущность государства, уничтожают его в качестве юридически оснащенного аппарата насилия и пересоздают в аппарат взаимопатернализма, который, утверждает свои принципы Добродетели и Справедливости с помощью интеллигентского среднего класса, в весьма аморфном виде существовавшего при коммунистах, так и не понявших в своем мелкокорыстном юродстве, какой силой они располагают. И не важно, что мистическими технологиями пользовался прежний режим — не следует считать себя слишком гордыми и отворачивать от них нос. Только они дают выигранные войны и поднятую целину — вот что важно.
Фр. Рузвельт, взяв за основу своих реформ герценовский нэп, допустил, однако, две колоссальных ошибки: во-первых, не включил культурообразующих рычагов и, во-вторых, на время поприжав, чтобы дать возможность устояться мелкому и среднему предпринимателю, даже и не подумал об уничтожении мафиосоздателей-олигархов, а в результате США сегодня — полностью криминализированная (куда уже дальше, если школьники взялись за пистолеты) тварная страна, не производящая, а пользующаяся чужими гениями и живущая в материальном смысле за счет преступной выкачки ресурсов из других стран — способ, на основе египетского опыта разработанный еще древнеиудейскими ростовщиками. Вот почему Герцен в спорах с Марксом, мютюэлистами и Прудоном, настаивая на политике, которая впоследствии была поименована нэпом, утверждал, что без культурообразующих технологий, без уничтожения любых контактов и соглашений с олигархами, без отставки, данной по большинству параметров технологиям экономическим и социальным, так как они всего лишь приложение к технологиям мистическим, полностью высвобождающим творческий потенциал человека, никаких действительно совершенствующих общества подвижек добиться нельзя. В то время он не был услышан, но, может быть, мы хотя бы теперь его услышим?
Понимаю, что после десятилетия сплошных политических глупостей, основательно расшатавших народное духосознание, говорить о сиюминутном возвращении к интеллигентскому среднему классу, по меньшей мере, смешно. Да и стоит ли возвращаться к нему — подневольно-коммунистическому, если в сегодняшней непростой ситуации он самоустранился от борьбы за свои идеалы? Но будем снисходительны, он не мог не самоустраниться, так как у него не было возможности глубинного осмысления своих идеалов в силу запрета практически на всю мировую философию, кроме марксистской, да к тому же, он не обладал достаточной материальной собственностью, обеспечивающей прочное независимое самостояние: известно, что интеллектуальная собственность в СССР, впрочем, во всем мире — тоже, из-за превосходства тварных технологий над мистическими, оценивается не так, как она того заслуживает. Понятно, что это нужно исправлять и — немедленно. Однако не забудем, что хороший, плохой ли, но уже дан толчок развитию частнохозяйственной (производственной) инициативы (не выехать бы, как Рузвельт, за рамки нэпа), которая может принести немалые дивиденды: и страну оденет-накормит и наполнит казну. Важно, на мой взгляд, объединить мелкого и среднего производителя (об олигархах не говорю — тут я готов идти дальше Герцена: они должны быть физически устранены) в ассоциации, дабы придать материальному производству мистический характер, иными же словами, создать возможности для вызревания и здесь подвижнической личности, иначе тварность захлестнет все — придется нам опять бороться с кулаками. Но главное, безусловно, коренная переоценка интеллектуальной собственности, то есть ее прогрессивное стимулирование, что, при отдаче, материально и духовно обогатит общество так, как о том даже не посмеют возмечтать адепты цивилизационных технологий.
Что касается сотрудничества с Европой, о котором много говорят, но из которого пока ничего не получается, то оно может осуществляться только культурным вторжением, чем чуть ли не в одиночку занимался, и плодотворно, Илья Эренбург. И надо сказать, добился очень многого: вспомните испанских добровольцев, вспомните антифашистский конгресс, вспомните сопротивление, которым руководили интеллигенты — антифашисты. Во всех этих деяниях есть весомая лепта Ильи Григорьевича. Но необходимо культурное, и — не одиночное, эмиссарство по всем направлениям. Только так можно помочь Европе вырваться из-под тварной американской пяты — сделать ее нашим союзником.
* * *
Не знаю, Владимир Владимирович, прочли ли вы мое первое письмо и в какие нети я отправляю второе. Даже Сталин, понимая ее незаменимость, никогда не брезговал обратной связью — во всяком случае, письма ученых и писателей читал. Впрочем, известно, что читал и другую почту. Это постсталинские маразматики перепоручили заботу об обратной связи бдительному оку своих слащавых, но нахрапистых царедворцев. Не хочу верить, что вы из той же когорты руководителей. А потому черкните пару слов: получил, прочел. Тем более, что письма отправляются, кроме других, и на ваш личный сайт.
Не жду ни благодарностей, ни поощрений — мне они не нужны. Я стар, чтобы, как мальчишка, только и печься о лаврах или тугриках; просто горько умирать, зная, в каком тревожном состоянии Россия.
Искренне желаю вам успехов на Христовом пути.