Наглотавшись городского воздуха, разбавленного выхлопными газами, шашлычным дымом и асфальтной пылью, я решил: «Хватит» и отправился в аул к бабушке. Не буду рассказывать, как был встречен любимый внук, то есть я — речь пойдет не об этом. Откинув в сторону мысли и думы, я решил заняться физической работой — благо, на полях ее хватало. После пятнадцати взмахов тяжелым кетменем меня вдруг охватило чувство тоски и нежелания далее заниматься полеводческими работами. Работающие неподалеку арендаторы — корейцы и дунгане — продолжали весело копаться в земле, обливаясь потом. Отбросив в сторону возникшее чувство стыда, я успокоил себя мыслью, что такая работа не для казаха. Враз вспомнилась «Ода конине» Казиса Тогузбаева и баран, зарезанный моей бабушкой в честь приезда внука. Действительно, зачем копаться в земле, когда можно спокойно сидеть и есть мясо? Вообще, я заметил среди жителей аула интересную особенность. Практически все они получили, после распада колхоза, землю в постоянное пользование. Но из казахов на этих гектарах работают в основном полукровки. В отличие от турков и таджиков, которые предпочитают обрабатывать землю сами, мои соплеменники либо сдают ее в аренду, либо нанимают безземельных русских из пригородных рабочих поселков. Последние произвели на меня впечатление довольных людей, получая в день обед, 200-300 тенге и бутылку водки для мужиков. Еще до весенних полеводческих работ казахи буквально подвергаются натиску со стороны арендаторов — корейцев и дунган. Они знают, что только у них они могут получить поля в аренду. Но ничто не может заставить казаха продать свое право землепользования. Он никак это не объясняет, просто земля не продается — и все. Может быть, поэтому введение частной собственности на землю вызвало такое неприятие со стороны национальных организаций. Кстати, многие аульные русские в свое время продали свои права на землепользование и остались ни с чем, работая ныне на бывших покупателей. Правда, это касается не всех. Есть достаточно много русских, трепетно возделывающих свои маленькие поля, встречались и казахи, пропившие принадлежащие им земли. Если осень означает для крестьян пору сбора урожая, то для депутатов — это время возвращения с каникул. И вновь в законодательном органе страны вспыхнут баталии о проекте Закона РК «О земле». Аграрная партия будет лоббировать введение частной собственности, «красные» депутаты в пику им будут против. И никто не предложит альтернативы, поскольку они не видели реальной жизни аула. Между тем в селе уже сложилась картина того, как должны будут складываться земельные отношения. Попытаюсь сформировать свое видение, основанное на наблюдениях во время махания кетменем. Во-первых, частную собственность на землю вводить надо, но частично и без права продажи. Касаться это должно аульных казахов. Писатель Сапарбек Асипулы как-то писал, что казахскому аулу надо дать статус резервации. Не нужно этого делать. Просто даем аульным казахам, как аборигенам, часть земель в собственность без права продажи. Большая часть моих соплеменников поля возделывать не будет, но зато найдется куча охотников-арендаторов. А это живые деньги, на которые можно будет поддержать казахский аул. Государство должно будет установить минимальную ставку арендной платы за землю. Конечно, будут вопли о «привилегированности», нарушении «прав человека», но большая часть населения отнесется к этому с должным пониманием. Село, деревня, аул, которые являются хранителями генофонда и духовности любой нации, медленно, но верно вымирают. И если аул не поддержать, то не будет такого этноса, как казахи, который является государствообразующим для Казахстана. Справедливости ради надо предоставить право частной собственности на землю и лицам иных национальностей, проживающих на селе, могущих доказать свое переселение в Казахстан еще до столыпинской реформы. Но подходить к этому вопросу нужно очень корректно, дабы в их собственности не оказались территории, имеющие историко-культурную ценность для казахов. Львиная часть земель должна оставаться в государственной собственности. Сельчане, не имеющие в собственности поля, оформят права постоянного землепользования, за что будут платить государству ренту. Думаю, особых возражений не будет. Ведь казаху земля нужна для чувства обладания ею, а турки, корейцы и дунгане просто хотят на ней работать. Внезапно налетевший смерч прервал мои размышления и отлынивание от полеводческих работ. Порыв ветра был настолько сильным, что дунгане и корейцы принялись прятаться в вагончиках и шалашах. Я, оказавшись в центре смерча, никуда не побежал, а инстинктивно припал к земле. Так вот зачем казаху земля? Именно в ней мы ищем спасения!