В настоящее время самая большая трагедия казахского языка заключается в том, что он целиком и полностью отдан на откуп личностям с маргинальным сознанием. Если рассматривать их интеллектуальный потенциал с точки зрения жизни общества во всей ее полноте и многообразии; личностям, которые вместе с тем дремуче невежественны даже с позиции знания элементарных нормативных основ этого самого родного для них языка.
Трагедия же самих людей названной категории (в основном это честные, искренне желающие процветания родной речи люди, действия которых искусно дирижируются своекорыстными карьеристами из числа представителей этнокультурной элиты и официозной филологии) в том, что они не осознают такого очевидного факта: чем больше рвения они проявляют, тем хуже становится положение государственного языка. Иными словами, они не ведают, что творят.
Но одно дело, когда этим на свой страх и риск занимаются рядовые казахские граждане. И совсем другое — когда высокопоставленные официальные лица, облеченные властью принимать решения по всему комплексу языковых проблем. Речь в данном случае идет о 31-томном казахско-русском и русско-казахском терминологическом словаре, подготовленном авторским коллективом во главе с руководителем департамента издательств и полиграфии Министерства культуры, информации и общественного согласия Алибеком Аскаровым и изданным издательством “Рауан”. К слову сказать, именно это министерство представляет в своем лице верховную власть в стране, отвечающую за состояние государственного языка. Этот словарь выдвинут названным ведомством на Государственную премию. Почему мы взялись рассматривать его? Потому что в нем как в капле воды отражается все то, из-за чего казахский язык не только не может встать с колен, но и опускается все ниже и ниже.
Словарь нежизнеспособен уже хотя бы потому, что методика его построения ни в коей мере не учитывает того очевидного факта, что казахский по сравнению с русским языком представляет собой совсем иную систему мышления (ведь не зря же они принадлежат разным языковым семьям). Собственно, методики-то никакой и нет. Есть только абсолютно лишенная всякого творческого начала дремуче-невежественная компиляция, из-за которой складывается впечатление, что терминотворчество русского языка является непререкаемым абсолютом, который надо копировать до мельчайших деталей, и нет в этом смысле в природе ничего другого. Это — во-первых. Во-вторых, копировать тоже надо уметь. То есть надо хотя бы сносно знать русский язык. Но русского языка на том уровне, чтобы можно было претендовать на выполнение какой-то интеллектуальной работы, авторы явно не знают. Тому есть масса примеров в каждом томе 31-томного сборника. Но и это не все. Везде в первой, то есть главной части авторы выносят свою убогую копию на первую позицию, а русскоязычный оригинал — на вторую. И это выглядит как издевательство над остатками здравого смысла. В-третьих, авторы не знают элементарных особенностей и казахского языка, даром что они — директора департаментов и издательств и выдвинули себя от имени своего профильного министерства на Государственную премию Республики Казахстан.
Но самое нетерпимое — это то, что авторы исходят из непререкаемого, как это видно из содержания их труда, для себя постулата, который заключается в том, что весь спектр значений любого заданного русского слова должен стопроцентно совпадать со всем спектром значений казахского слова, которое они ему подобрали. То есть они доходят, предельно упрощая себе работу и даже примитивизируя ее, до полного убожества из правила, согласно которому русскоязычные и казахскоязычные терминологические ряды — абсолютно тождественны друг другу.
Обратимся к примерам. Возьмем те тома, что имеют отношение к таким сферам жизни, где казахский язык хотя бы формально занимал и занимает какие-то позиции. Ибо во всех других томах, которые имеют отношение к сферам, традиционно далеким от практики использования казахского языка, — сплошная смесь беспомощного прямого копирования (по принципу асбест-асбест) и произведений оголтелого невежества (эти последние и комментировать-то затруднительно, поскольку они никак не укладываются в рамки здравого смысла).
Итак, обратимся к тому 29. Ибо он посвящен делопроизводству, перехода которого на базу казахского языка требуют все казахскоязычные газеты. Посмотрим, каковы в этом смысле возможности, которые столь любезно создали казахстанскому обществу руководящие работники Министерства культуры, информации и общественного согласия. Возьмем русское слово “программа” (оно-то, собственно, и не русское, а древнегреческое). В казахском языке в силу исторических обстоятельств более других закрепилось то его значение, которое передается словом “багдарлама” и которое по смыслу перекликается с лозунгом из коммунистическо-партийных программных лозунгов “Партия — ведущая и направляющая сила!” Иначе говоря, “багдарлама” по природной семантике означает “путеводитель”, “определитель направления”, “маршрут”. Теперь же усилиями авторов этого терминологического словаря и других официозных горе-филологов в казахском языке им обозначаются все значения “программы”. Ведь это русское слово восходит к соответствующему греческому слову, обозначающему “распоряжение”, “объявление”. “Программа” — термин международный. Его авторы казахизируют. А вот простое русское слово “палата” оказалось им не по зубам. И в результате появляется “жогаргы” — “палата” (“верхняя палата”). Этот факт говорит не только об убожестве запаса русского языка, но и еще о том, что тут отсутствует сколько-нибудь последовательная методика. Весьма распространенный международный термин показался авторам очень знакомым, они взяли, да и перевели его. А чисто русское слово “палата” оставлено ими в неизменном виде. Хотя, если исходить из сложившейся практики в данной области и элементарного здравого смысла, должно было быть как раз наоборот. Таких ляпов в этом многотомнике полным-полно.
Авторы не знают русского языка в том объеме, который элементарно необходим при такого рода занятии. Более того, они вряд ли сумеют растолковать, к примеру, то, что сами изложили в переводе на казахский. Ибо это — нечто, лишь отдаленно напоминающее нормальный казахский язык. Если вы захотите воспользоваться в прикладном смысле казахской частью, вам придется ломать голову над каждой статьей, толкуя на свой лад, что бы означало то или иное значение на нормальном языке, чему в реальной жизни было бы адекватно
то или иное понятие. Иными словами, эта часть словаря в целом очень напоминает талантливо составленный ребус или кроссворд, чрезвычайно запутанную шифровку. И чтобы с успехом пользоваться им, надо быть любителем ребусов и кроссвордов или иметь подготовку дешифровальщика. Но иногда и этого может оказаться недостаточно, потому что некоторые “новаторские приемы” авторов никакой логике неподвластны. Вот, к примеру, слово “сыйакы”. Оно слеплено из двух известных всем казахских слов: “сый” означает “особый почет”, “уважение”, а “акы” — “плата”. С точки зрения норм казахского языка, они совершенно не совместимы. Не зря казахи говорят: “Сыйга акы сурамас болар” (“За уважение платы не просят”). А наши авторы взяли да совместили.Другой пример: “тiкушак” — “вертолет” из тома 22 (“Военное дело”). Этот, с позволения сказать, неологизм вообще сомнителен с точки зрения этимологических норм казахского языка. В обратном переводе на русский он означает “вертикалет”. Сильно подозреваю, что его авторы перепутали глагол “вертеть
” в этимологии “вертолета” с существительным “вертикаль”. С другой стороны, насколько мне известно, вертикально летают лишь ракеты, да и то не все и не всегда. Кстати, об этом казусе с “тiкушак” спецы писали еще в начале девяностых в газете “Панорама”… Но дебилизация языка продолжилась.По сути, с какой бы стороны ты ни подошел к рассмотрению этого масштабного по объему, с позволения сказать, труда, тут же нарываешься на выдающиеся образцы творения непуганого невежества. В словаре то и дело существительные русского языка переводятся на казахский как прилагательные, а прилагательные — как существительные. Стоит ли после этого удивляться тому, что на улицах наших городов то и дело нарываешься на вывески типа “нотариалдык кенсесiн”, “туристiк
фирмасын”, “стоматологиялык емханасы”, что при переводе на русский означает соответственно: “нотариальная конторы”, “туристическая фирмы”, “стоматологическая клиники”. Белибердистика, да и только! Но разве можно осуждать составителей таких вывесок за неумение отличить прилагательное от существительного, если в этом деле столь же неграмотны высокопоставленные чины Министерства культуры, информации и общественного согласия под руководством директора департамента издательств и полиграфии Алибека Аскарова, взявшиеся через составление 31-томного терминологического словаря учить русских казахскому, а казахов — русскому и скромно выдвинувшие себя за это на Государственную премию.В 1990-2001 гг. было издано множество подобных трудов, якобы призванных способствовать укреплению государственного языка. А на самом деле это — широкомасштабное развертывание и наступление невежества на сохраняющиеся еще естественные основы оригинального казахского сознания, другими словами — дебилизация казахов! Данный многотомник — венец достижений этого самого невежества, его славный “подарок” к десятилетию независимости Казахстана!
Что из всего этого следует? Из этого болота наш государственный язык и казахскоязычие, пытающиеся в последнее время с опорой на требования Закона “О языках” от 1997 года административно-принудительными методами вовлечь в свой оборот все больше и больше русскоязычных граждан республики, может быть теперь вытянуто лишь в том случае, когда президент поручит дело спасения языка добросовестным и образованным людям и возьмет под свой личный контроль его продвижение.
Иначе язык уже не спасти. Слишком далеко зашло дело.