Россия до востребования

Искусство без поддержки государства не выживает. Я это могу продемонстрировать на примере Кирсана Илюмжинова. К нему по-разному относятся. Когда Кирсан пришел к власти в Калмыкии, там процветали страшное воровство, нищета… Культура и искусство полностью развалены. Кирсан занялся возрождением национального искусства, и он его возродил. Стал помогать художникам. Я был с ним в Швейцарии на чемпионате по шахматам. Он привез с собой несколько творческих коллективов, которые дали грандиозный концерт. Кирсан представил свою республику за рубежом. Ну кто тут слышал о Калмыкии, если даже в России не каждый знает ее местоположение. На мой взгляд, он поступил правильно, вложив деньги в искусство. Я думаю, так должны поступить и остальные… О Казахстане судят по Розе Рымбаевой и по “А-Студио”. Я не знаю, помогает ли им государство, но если нет, то это очень плохо.

По предложению из Швейцарии в 1992 году я начал снимать Владимира Жириновского, который, как ни странно, стал лидером партии. Потом с канадской журналисткой Хайди Холлинджер я стал снимать других российских политиков. Я их очень многих хорошо знаю, снимал в основном в нашей домашней студии. Я считаю, что большинство российских политиков глупы и бездарны. Я не хочу, чтобы моя жизнь хоть в чеи-то зависела от них.

Могу сказать, что многих из них я абсолютно не уважаю. Время, проведенное с ними, только утвердило меня в мысли, что ждать от них ничего хорошего нельзя и надо думать об отъезде из России. Я дружил с Лимоновым и Анпиловым, и чтобы о них ни говорили, на тот период это были единственные люди, которые выступали против разрушительной политики бездарного правительства.

Россия сейчас — гиблое и заброшенное место, которое разрушила сама власть при помощи тех же американцев. Все кредиты, которые давались России, вывезены опять в Америку и продолжают работать на американцев. Все было сделано очень хитро, а в результате — развал Великой Державы, с помощью дерьмократов — гайдаров и чубайсов. Если бы я влез в политику, то как человек очень импульсивный стал бы активно в этом участвовать. И думаю, что это закончилось бы очень плохо скорей всего для меня. У меня была такая альтернатива: либо уехать, либо брать автомат в руки. Потому что я их очень хорошо знаю, и многих из них — лично. Обидно ли мне? Конечно, обидно… Но я решил не драться, а уехать.

Правда, перед отъездом зашел к Лимонову, с которым дружил, и предложил-таки не молчать, а ответить на их дефолт. Но он не согласился и сказал, что хочет прийти к власти законным путем. Что было дальше вы знаете.

Я еще очень долго сомневался: ехать мне или не ехать. Но однажды, в ноябре 1998 года, я уехал из Москвы. Прилетел в Нью-Йорк с 50 долларами в кармане и начал все сначала.

Есть и другие отличия. Работать по принципу сделал и расслабился здесь нельзя. Расслабляться мне здесь не приходится. Если я сегодня заработал какую-то сумму денег, но мне предлагают еще заказы, то я не отказываюсь, несмотря на усталость. А в Москве я отказывался… Здесь другой ритм, другой темп, другое отношение к работе.

Я уехал из Манхеттена, чтобы сэкономить. И живу сейчас на квартире в Квинсе вместе со своим старым знакомым — джазовым музыкантом. В квартиру я приезжаю только спать, а вся моя жизнь проходит в Манхеттене. Языковой проблемы для меня не существует. Язык я изучил самостоятельно еще в Москве.

Конечно, я скучаю по близким: мама осталась в Караганде, сын — в Москве. Я переписываюсь с ними по электронной почте. А всех моих друзей, и карагандинцев тоже, как взрывом разбросало по всему миру…

Вся американская пропаганда проходит мимо меня. Я практически не смотрю телевизор. “Промывание мозгов” у американцев идет намного интенсивнее, чем даже в бывшем Союзе. Если там большинство не верило пропаганде, то здесь почти все — верят! На меня это “промывание мозгов” не влияет, а на кого влияет — пусть кушают свои биг-маки. Общения с американскими обывателями я избегаю.

Расовая проблема, конечно, существует. Но здесь, в Нью-Йорке, идет перегиб. Скоро защищать нужно будет уже белых.

Война полов тоже проблема. Ты не можешь на улице запросто познакомиться с девушкой. За небольшой флирт или за двусмысленный анекдот ты можешь сесть в тюрьму. Не дай Бог положить руку женщине на колено или приобнять ее. Поэтому здесь полно одиноких девушек, которые во всех проявлениях мужского внимания видят сексуальное оскорбление. Так их воспитали. Одиноки и мужчины. Я захожу к своей американской знакомой и вижу большой фаллоимитатор рядом с зубной щеткой. Она мне говорит: “Некогда, Павел. Ведь мужчины все просто идиоты”. Короче, надо ехать в Казахстан и выбирать там нормальную девушку. А с американкой сойтись просто невозможно. Скоро они будут размножаться почкованием. Или просто в нужный момент будут выбирать себе здорового самца и использовать его по назначению, разве только что не съедая его потом. В этом, конечно, виновата демократия и здесь, и в Европе. Какое равноправие? Как же женщина может быть равна мужчине? Они, конечно же, не равны, хотя бы анатомически… Я никогда не уступаю женщинам место в метро, не говоря уже про то, чтобы подать руку при выходе из автобуса. За это можно получить по морде. Меня били по рукам, когда я пытался подать пальто своим знакомым швейцаркам. Представьте картину: идут два здоровых итальянца и с ними красивая итальянка, которая прет два огромных чемодана, а у них и в мыслях нет помочь ей. Для меня это было просто дико.

Я уже здесь третий год и у меня не разу не было даже намека на ностальгию. Я много пережил тяжелого в России — был ранен в Чечне во время съемок, был спасателем в Армении после землетрясения. О возвращении сегодня не может быть и речи. Я хочу получить здесь паспорт и свободно ездить по всему миру. И при виде моего паспорта таможенники будут вести себя соответственно.

Я жил в многонациональной Караганде, и это мне сейчас очень помогает. Нью-Йорк напоминает мне Караганду своей многонациональностью и разнообразием национальных кухонь. Караганда дала мне опыт совместного проживания с людьми разной национальности.