В конце августа — начале сентября достоянием публики стали 2 события общеказахстанской важности: в правительстве произошли кадровые перестановки и агентство “Хабар” объявило о своей новой вещательной политике. Сейчас общественность и СМИ горячо обсуждают первую новость, а вторую практически игнорируют. А по идее, большего внимания должны были бы удостоиться перемены на “Хабаре”, а не в правительстве. Почему? Потому что перетряски в высших эшелонах власти – дело привычное. Каждые два года у нас меняются премьер и правительство, каждый год – функциональные обязанности вице-премьеров, каждые полгода – главы целого ряда министерств и ведомств. Но при этом в стране все остается без изменений. Поэтому давно пора догадаться, что кадровые перетряски на самом высшем уровне обусловлены не какими-то деловыми соображениями государственного порядка, а дворцовыми интригами и частными интересами.
Другое дело – переход главного идеологического аппарата правящей элиты на новую вещательную политику. Судя по всему, речь идет о революционной перемене. Если то, о чем было объявлено пресс-службой агентства, действительно осуществится, в стране произойдут значительные перемены.
Что мы имеем в виду? Как известно, агентство “Хабар”, выделившееся из Гостелерадио Казахстана в 1995 году и сделавшееся за прошедшие годы, вследствие режима наибольшего благоприятствования, предоставленного ему властями Казахстана, наикрупнейшей медиа-структурой в стране, изначально раскручивалось на основе идеологических, организационных и творческих возможностей русскоязычных ведущих кадров. Казахскоязычное вещание пользовалось меньшей престижностью и популярностью по причине того, что в руководящих и журналистских кругах самого же “Хабара” считалось, что его потенциал воздействия на общественное мнение на три-четыре порядка меньше. Его терпели, но много на него не ставили. Потому что возможностям казахскоязычных журналистов не очень-то доверяли. И, наверное, не без основания. Даже у такой программы, которая должна была учить казахскому языку самих же казахов (русскоязычных, конечно), в качестве авторов и руководителей выступали чисто русские люди. Журналисты с казахским языком, показавшие себя русскоязычному руководству “Хабара” с наилучшей стороны, получали возможность переходить в русскую службу агентства. В качестве примера можно назвать популярную ныне ведущую новостей на русском языке Айгуль Мукей, гигантские портреты которой нынче красуются на центральных проспектах южной столицы. Она появилась когда-то на “Хабаре” как журналистка с казахским языком… Ее случай является яркой иллюстрацией той очевидности, что даже в самой главной в Казахстане государственной информационной структуре творческая эволюция и карьерный прогресс журналиста имеет двухступенчатый вид, где казахская журналистика — нижняя ступень, а русская – верхняя. Можно подняться из казахской журналистики в русскую как в агентстве “Хабар”, так и во всем медиа-пространстве Казахстана. Обратное движение – это как бы падение, регресс. Поэтому казахская служба “Хабара” представляла из себя нечто вроде кадрового отстойника, где лучшим открыта дорога в русскую службу, а прочим – прозябание. Результатом такого положения со временем стало то, что казахская служба вытеснена на “Хабар-2”, переименованный сравнительно недавно в “Ел Арна” (в переводе на казахский язык означает “Народный канал”), русская служба осталась на первом, собственно “хабаровском”, канале практически полным монополистом. Кто знает, тот знает: казахскоязычные журналисты в своей среде, а также в кругу казахской журналистики до сих пор не жаловали руководство своего агентства, считая их русофилами и казахофобами.
С 3 сентября эта ситуация в корне меняется. Во всяком случае, такое заявление уже сделано. Новая вещательная политика агентства “Хабар” заключается в том, что отныне его \»первая кнопка\» заговорит на государственном или казахском, а \»вторая\» — на языке межнационального общения или русском. Другими словами, теперь уже русская служба вытесняется на “Хабар-2”, а казахская служба оттуда выдвигается на “Хабар-1”. Но, судя по пресс-релизу агентства, изменения не исчерпываются этой рокировкой. Все дело в том, что и “Хабар-1” (общественно-политический канал), и “Ел Арна” (образовательно-развлекательный канал) сохраняют свою специфику, но при этом первый канал начинает вещать вместо русского на казахском, а второй – вместо казахского на русском. В распространенном 3 сентября пресс-релизе переход на новую политику объясняется так: “До настоящего времени большая часть телезрителей, проживающих в отдаленных районах и сельской местности, не имела возможности смотреть программы и получать полноценную информацию о событиях в стране и в мире на государственном языке. Переход большинства телепередач на казахском языке с телеканала \»Ел Арна\» на \»Хабар\» устраняет эту проблему и решает вопрос выполнения государственного заказа. Не менее важно и то, что заполнение эфира ведущего национального телеканала качественными телевизионными передачами на казахском языке позволяет нам РЕАЛЬНО, а не формально (как это происходит на многих телеканалах, где программы на государственном языке транслируются по остаточному принципу, в ночное время) соблюдать законы РК о СМИ и о языках”.
Все это означает одно. Власти, которые стоят за этими нововведениями, впервые за десятилетнюю историю независимого существования государства Казахстан взяли курс на выравнивание ситуации, характеризующейся несоответствием реальности сложившегося в обществе положения существующей структуре власти. Что же это значит?
А то, чего нет и не было практически ни в одной стране мира. Разве что еще в Зимбабве… Элита – административная, предпринимательская и культурная – на 80-90 процентов состоит практически исключительно из представителей коренного населения. А средний класс, в классическом понимании, состоит практически исключительно из русскоязычного населения. Те слои казахского населения, которые якобы примыкают к нему, относятся к этой категории главным образом по уровню благосостояния и потребления социальных благ, а не по функциям. То есть это – льготное положение, а не фактический статус. Ибо в казахской среде, как и в прошлом, мало насчитывается хороших специалистов, задействованных в сфере обеспечения функционирования социально-экономической инфраструктуры общества. Весь этот комплекс поддерживается в рабочем состоянии благодаря знаниям и усилиям русскоязычного населения. И, наконец, аульчане из неблагоприятных в климатическом и экологическом отношении регионов представляют собой самую обездоленную часть населения Казахстана. Практически на все 100 процентов они состоят из представителей коренного населения и составляют подавляющее большинство проживающих в стране казахов.
Таким образом, получается, что элиту, занимающую привилегированное положение в обществе, подпирает средний класс, в дееспособной части состоящий практически исключительно из русскоязычных. Вряд ли подобное положение могло устраивать последних. И не устраивало. Около трех миллионов человек покинули страну за прошедшие 10 лет. Эмигрантов могло бы оказаться больше, если бы власти объявленное выведение казахскоязычия на первую позицию во всех сферах общественной жизни сразу же взялись претворять в жизнь. Но до сих пор фактически правило обществом русскоязычие, а казахский же язык оставался везде на вторых ролях. И не только потому, что власти в первую голову были озабочены сохранностью общественного мира и согласия. Им в общем-то до поры до времени и дела-то не было до казахского языка. И это вызывало недовольство казахскоязычных масс.
Положение по сию пору усугубляется еще и тем, что элита, как руководящая и направляющая сила, все меньше и меньше демонстрирует примеры ответственности и компетентности. Более того, сама она давно перестала восприниматься как нечто единое. К примеру, культурная (по статусу) в большей своей части элита тяготеет к казахскоязычию. А предпринимательская элита все чаще демонстрирует вызывающее безразличие к своему казахскому происхождению и преклонение перед инобытийными идеалами. Административная же элита до сих пор на словах благоволила казахскоязычию, но фактически все 10 лет независимости попустительствовала распаду казахского общественного сознания, а в конечном итоге – казахского общества. Оно и понятно. Ибо, как это уже не составляет никакого секрета, наше правительство связано интересами с олигархией. А той олигархии казахи и казахскоязычие нужны постольку, поскольку они дали и дают ей основание обойти русскоязычных конкурентов не в честной борьбе, а по факту национального происхождения. В остальном же они ей совершенно безразличны.
Административная элита, повторяем, в этом смысле от нее отличается лишь тем, что не может позволить себе демонстративного безразличия по отношению к социальным низам, от имени которых она правит. До сих пор она в языковом вопросе говорила одно, делала совершенно противоположное. Именно поэтому в течение длительного времени сложилось и устоялось то положение на “Хабаре” с прозябанием казахского вещания на вторых ролях. Административная элита свыше 10-и лет сохраняла такую ситуацию и терпеливо ожидала распада казахского сознания и казахского общества. Теперь же, когда это произошло, и изменения приняли необратимый характер, она на главном в государстве телеканале вдруг без всякого перехода выносит впавшее в летаргический сон общественное казахскоязычие на первую позицию, а всецело властвующее в общественной жизни русскоязычие задвигает в тень. Что же означает такое решение?
Ведь еще весной этого года руководство “Хабара” выступало с той позиции, что даже у них казахскоязычное вещание, к сожалению, испытывает серьезные проблемы с привлечением зрителей. Поэтому агентство решило выделить его в отдельную структуру, предоставив ему карт-бланш, с тем, чтобы оно, с одной стороны, самостоятельно доказывало свою жизнеспособность, а, с другой, не сковывало деятельность основного, русскоязычного вещания. Прошло всего 4-5 месяцев. А позиция агентства изменилась кардинально. И теперь уже русскоязычное вещание уходит на “вторую кнопку”, чтобы не мешать казахскоязычному вещанию развернуться во всю мощь на первом канале. Это шараханье, скорей всего, означает не столько реверанс в сторону казахскоязычия, сколько необходимость как-то начинать “гасить” официозную русскоязычную журналистику, проявляющую все меньшую и меньшую лояльность властям в свете громких политических событий последних месяцев. Ничем другим разумным это резкое перекладывание “руля языковой и информационной политики” объяснить невозможно. Из самого хода развития событий в сфере СМИ в Казахстане оно никак не вытекает.
Выше мы упомянули африканскую страну Зимбабве в качестве аналога уникальности Казахстана с определенной точки зрения. Так вот, там нынче тоже оказывается колоссальное давление на некоренное, европейское население, хотя в течение почти двух десятилетий именно оно являлось там средним классом и опорой властей в обеспечении страны соответствующими этому сословию функциями. Но в стране все 20 лет независимости неуклонно ухудшалось положение и росло недовольство. Руководство сдавало одну положительную позицию за другой в попытках отвести от себя гнев социальных низов, состоящих целиком из коренного населения. В конце концов настал черед инородцев-европейцев.
В Казахстане ситуация, конечно, не столь критическая. Но основание для проведения аналогии, согласитесь, есть. Власти в своих осложнившихся отношениях со средним классом начинают по-серьезному заигрывать с социальными низами с тем, чтобы заручиться их поддержкой. Видимо, назревает политический кризис.