Одной из причин, замедляющих развитие системы демократических институтов, является традиционно сложившаяся клановая структура общества в Центральной Азии, в частности, в Узбекистане, которая всесторонне влияет на процесс выработки политики. Исторически все народы, населяющие данный регион, разделены на кланы, которые являются, по сути, территориальными группировками. В связи с этим политический статус-кво в Узбекистане является отражением баланса власти и борьбы между кланами, которые установились на определенный момент времени. Как отмечают эксперты, “для поддержания политической стабильности очень важно сохранять этот баланс сил. Даже при советской власти в узбекских органах управления наблюдалось распределение власти между кланами”.
Вышеуказанный баланс был нарушен в начале 90-х годов в Таджикистане, когда Союзный центр не имел никакого влияния на Центральную Азию. В результате борьбы кланов за ограниченные материальные и финансовые ресурсы вспыхнул гражданский конфликт между регионами республик. Религиозный фактор был привнесен позднее и стал знаменем “джихада” группировок, но в действительности каждая сторона стремилась получить экономические рычаги для собственного благополучия.
Кроме того, в результате не всегда продуманной политики приватизации значительная часть государственной собственности оказалась в руках малочисленных, но могущественных кланов, распространяющих свое влияние на политику исполнительной и законодательной ветвей власти. Тем самым эти “империи” превращают существующий режим в корпоративно-олигархический с элементами восточной деспотии. Только в Узбекистане чиновники распространили свое влияние на весь государственный ресурс, в частности, на конвертацию валюты, продажу хлопка и другого стратегического сырья, распределение бюджетных средств, создавая во всем непрозрачную систему контроля. В результате произошли серьезные перекосы в экономике, усилилась коррупция и усилению теневая экономика, доля которой оценивается от 40 до 60% ВВП страны. Нужно добавить, что в Узбекистане отсутствует закон о государственной службе, что является хорошей лазейкой для кланов в постановке собственных кадров во всех властных структурах государства. Административная реформа ограничилась в основном декларативными намерениями о борьбе с кумовством, коррупцией, разделением власти между кланами и регионализмом, то есть практически с момента независимости в системе государственного управления не произошло серьезных изменений.
Ситуацию в современном Узбекистане нельзя объяснить адекватно без принятия этого явления во внимание. Изменение клановой структуры, которая служит основой правящей элиты, является намного более сложной задачей, нежели институциональная реформа. Как заявляет социолог Баходир Мусаев, “есть основание утверждать, что в Узбекистане происходит институализация кланов. Это видно уже по тому, что клановость и местничество обретают серьезную значимость при определении внутренней, в частности, кадровой политики. Последней присуще кумовство, протекционизм”. Здесь эксперт уточняет, что другими важнейшими признаками институализации кланов выступают следующие:
— на низких уровнях социума очевидны попытки выделения отдельных родов;
— на областном уровне – приоритетность кланов и клановых отношений при управлении;
— на общереспубликанском уровне – попытки узурпирования основных рычагов власти, проникновение клановых отношений в структуру взаимоотношений “центр-регион”.
Между тем сегодня трудно отслеживать клановые группировки, действующие на уровне республики. Вместе с тем отмечается региональный характер кланов:
— Ферганский (Ферганская, Андижанская и Наманганская области);
— Ташкентский (г.Ташкент и Ташкентская область);
— Самаркандский (Самаркандская, Бухарская и Навоийская области);
— Джизак, Сырдарья;
— Кашкадарья, Сурхандарья;
— Хорезмский (Хорезмская область, южные районы Каракалпакии, выходцы из узбекской диаспоры Ташаузской области Туркменистана);
— Каракалпакский.
С 1924 года, с момента завершения национально-государственного размежевания Средней Азии, в Узбекистане основными региональными группировками, претендовавшими на лидирующее положение в центре, являлись Ферганский, Самаркандский, Ташкентский региональные кланы. В свете изложенного самую негативную окраску в глазах населения приобретает такая ситуация, когда основные рычаги власти в центре узурпировали представители самой столицы. Б.Мусаев прогнозирует: “Если регионы не смогут найти из-за столкновений межклановых интересов “общий язык” с центром, то результатом будет возрастающее отчуждение регионов, нарастание в них сепаратистских настроений. То есть нельзя исключать вариант событий, когда сами региональные кланы становятся неконтролируемыми, представляющими угрозу целостности государства”.
Насколько обоснована эта тревога? Об этом следует судить, отмечая заметное оттеснение ферганской группировки с главных ключевых позиций власти. Вместе с тем надо признать: многие элитные семейства Ташкента, составляющие важную опору Ташкентскому клану, по происхождению из Ферганской долины. Налицо также психологическая близость Ферганского и Ташкентского кланов. Нет, наверное, необходимости доказывать, что объективно активизация кланов и усиление их роли в Узбекистане становится одним из основных препятствий при построении демократических государственных институтов и открытого общества. Как пишут эксперты Центра региональной поддержки ПРООН (Братислава), “очень часто современная и полудемократическая система органов власти является лишь “тонкой оболочкой” клановой структуры власти. Такое явление не ново, и оно не является специфической особенностью Средней Азии”. Профессор Роберт Путнем провел длительные исследования в Италии в течение 1970-1990 годов. Результаты исследования показали, что традиционная клановая структура общества в Южной Италии сильно замедляла институциональную реформу в этих регионах.
Каким же образом сломать клановость? Уже имеющийся опыт борьбы с данным явлением в Узбекистане в первой половине 80-х годов прошлого столетия показал свою неэффективность. Следует признать, что явления клановости и местничества сохраняют устойчивые позиции в общественной жизни благодаря сохранению доминирующего положения традиций в структуре социальных отношений. Видимо, политика должна быть более гибкой при решении этой проблемы, но при этом следует сохранять баланс интересов различных кланов. Б.Мусаев утверждает: “Пример Таджикистана демонстрирует, что именно нарушение баланса при подборе кадров из существующих областных кланов привели в конечном счете к братоубийственной войне, тогда как в Кыргызстане наоборот, политика равного представления выходцев из различных кланов в правительственных структурах предопределила формирование более или менее устойчивого режима власти”.
Он же добавляет, что задачи борьбы с клановостью чрезвычайно осложняются тем обстоятельством, что сама природа власти в Узбекистане неразрывно связана с кровнородственными, местническими отношениями. Объективности ради следует отметить, что именно эти связи составляют ресурс нынешней власти. Кланы центрального (общереспубликанского) уровня не ограничиваются возможностями регионов, а распространяют свое влияние через различные отрасли экономики, в первую очередь, через высокоприбыльные сферы. В результате негласного дележа между основными кланами главных отраслей (в частности, нефтегазовой, финансово-банковской, агропромышленной, торговой) сложилась ситуация, где конкретные персоналии, представляющие конкретные кланы, используют возможности данных отраслей в своих интересах. Обычно ведущие представители кланов, становясь во главе определенной отрасли экономики, пытаются воспользоваться корпоративностью работников этой отрасли в целях распространения влияния личности, а значит, представляемого ими клана. Не стоит персонализировать людей, которые курируют и контролируют торговлю, поставку зерна, хлопка, шелка, золота, валюту, газ и нефть, инвестиции, ибо это весьма небезопасное занятие, но любой эксперт сам может проследить проявление интересов кланов через высокопоставленных чиновников, держащих в руках ключевые сферы. В то же время кланы, выходя на общереспубликанский масштаб, стремятся распространить свое влияние по горизонтали (регионам) и по вертикали (отраслям), при этом они умело используют эти возможности для собственных интересов. Несомненно, развитие рынка заставляет группировки приспосабливаться к новым условиям. Особенно опасно это тем, что институциональные преобразования идут в интересах не государства, а отдельных кланов, которые контролируют внешнюю торговлю, валютные операции, инвестиции.