Не выйти из тюрьмы тому, кто в ней сидел?

Случилось это сразу после того, как вышел президентский указ об амнистии…

Случилось это сразу после того, как вышел президентский указ об амнистии. Стайка воспитанников окружила начальника детской колонии Николая Олейникова. Узнав от воспитателей, что статьи, по которым они были осуждены, подпадают под амнистирование, ребята обратились к начальнику с неожиданной просьбой. “Николай Анатольевич! – кричали, перебивая друг друга, взволнованные пацаны. – Не прогоняйте нас, оставьте здесь!”.


Впрочем, просьба эта “хозяина” детской колонии не удивила: за многолетнюю практику работы с подростками, оказавшимися волею судеб в местах лишения свободы, он повидал всякого. По-отцовски жаль ему было этих мальчишек, обойдённых злодейкою-судьбою. Однако вопрос требовал ответа. “Не в моей это власти, ребята, — честно признался полковник. – Если суд решит вас освободить, я обязан буду исполнить решение. Да и каждый из вас должен на воле определить своё место в жизни. А наше заведение – не самое для этого подходящее место”.


Однако хлопцы не унимались. Неудовлетворённые подобным ответом, принялись уговаривать Николая Анатольевича: “Мы будем много работать, мы будем самыми примерными…”. “Не могу, — прервал их Олейников. – Поверьте, ребята, правда, не могу!”.


Так начался период амнистии в учреждении КА 168/3 города Актобе, в народе именуемой попросту “тройкой”. Домой было отпущено 259 подростков, совершивших нетяжкие преступления. Далеко не все рвались под отчий кров повидаться с родными. У иных не было не только родного дома, но и матери с отцом. Вот и стала зона таким подросткам подобием дома, которого на воле у них фактически не было.


А тут, откуда ни возьмись – амнистия, которая должна была сделать доброе дело и выпустить самых примерных ребят из-за колючей проволоки. Да случилась загвоздка: не хотят они уходить от гарантированного питания, тёплой постели и одежды, подобранной по сезону. Пришлось работникам “тройки” во главе с начальником колонии пуститься в уговоры. И во второй раз довелось ребятам испытать на своей “шкуре” суровость закона.


Прошли суды по рассмотрению дел подростков, подлежащих освобождению по амнистии, и перед работниками детской колонии встала проблема отправки ребят по месту жительства.


Сложное это было время, — вспоминает заведующая спецчастью “тройки” Ирина Григорьева. – Не всем освобождённым ребятам повезло увидеть у ворот детской колонии родных. Многих пришлось везти домой сопровождающим”.


Володе Ерофееву, можно сказать, повезло. За ним приехал отчим. Без лишних сантиментов, оформив все бумаги, посадил Володьку на поезд и увёз в Уральск, где его ждала мать. Только ждала ли? Помыкавшись месяц в новой материной семье, обременённой заботами о годовалом малыше, Вовка оказался в доме у бабушки, где проживал ещё до ареста. Перед тем как уйти, попрощался с отчимом и мамой, да, впрочем, те его и не удерживали. И по дороге к бабкиному дому паренёк понял, что для матери он отрезанный ломоть.


Бабушка приняла приход Володи как должное, поскольку воспитывала его сызмальства, пока дочь предпринимала попытку за попыткой найти своё счастье, напрочь забыв о Вовкином. Так что мальчишка был для бабушки скорее сыном, чем внуком. И в том, что его осудили, винила только себя: не смогла углядеть. Хотя где тут углядишь? Мизерная пенсия, долги за коммунальные услуги вынуждали сидеть с утра до вечера на рынке, приторговывая разной мелочевкой. Вовка был предоставлен сам себе. Может быть, из-за этого и свалилась первая беда: пятнадцатилетнего внука арестовали, судили и приговорили к двум годам лишения свободы.


В Володином уголовном деле несколько эпизодов. Сплошь кражи и грабежи. Однажды при помощи лома он с приятелями взломал стену магазина и через образовавшийся проём вытащил имущество. Среди похищенного было 17 банок “Колы”, 74 пачки макарон, 83 упаковки супа быстрого приготовления, 29 бутылок уксуса и 18 пачек чая. Ни спиртного, ни сигарет пацаны не брали. Это было не единственное похищение. На счету Володьки до ареста оказалось три квартирных кражи, три похищения из магазинов, три ограбления частных гаражей с целью разжиться картошкой и солениями. Походы были “продуктовыми”.


Срок, который определил Володе суд, он до конца не отбыл. Через год и два месяца был освобожден по амнистии. Подросток не был в числе тех, кто хотел остаться в колонии. Он рвался домой: к бабушкиным пирожкам и борщам, к той, ничем не ограниченной свободе от пригляда взрослых, которая была у него в Уральске. Правда, по приезде он должен был встать на учет в детскую комнату милиции и постоянно ходить на отметку. Но это, по сравнению с удовольствием быть на свободе, мелочи.


Однако погулял Володька недолго. И выпало ему стать “первой ласточкой”, которая по весне вернулась в детскую колонию № 3 города Актобе. Ровно полгода пробыл подросток дома после освобождения. 5 марта 2000 года его арестовали и осудили повторно за грабёж – он сорвал с головы женщины норковую шапку. Приговор гласил, что “Владимир Е. 1983 года рождения, освободившись из мест лишения свободы, должных выводов для себя не сделал, на путь исправления не стал и вновь совершил тяжкое преступление. Учитывая, что подсудимый вину свою полностью признал, приговорить его к одному году лишения свободы с отбыванием в детской исправительной колонии”.


— Володя, какая нужда снова толкнула тебя преступить закон, ведь ты уже знаком с его правилами?


— Мне нужны были деньги.


— Тебе одному?


— Нет. Шапку я украл вместе с товарищами.


— И где теперь твои товарищи?


— На воле. Я взял всю вину на себя.


— Куда собирался истратить деньги, вырученные за шапку?


— Часть хотел отдать бабушке, а часть прогулять с друзьями в баре.


— Не слишком ли дорогую цену заплатил?


— Вообще-то я собирался стать бизнесменом и уехать в другой город. Для этого мне нужен был начальный капитал.


— А тебе не приходило в голову, что в других городах и без тебя полно бизнесменов, а 16-летнему парню не мешало бы получить образование?


— Теперь, когда выйду отсюда, то буду учиться на автослесаря.


На вопросы Володя отвечал односложно и нехотя. Его прорвало лишь тогда, когда я спросила: “А ты думал о том, что причинил страдания своим близким?”. Вот тут-то я и поняла, что мальчишка и сам страдает оттого, что никому на всём белом свете до него нет дела (кроме правоохранительных органов, конечно).


Отца своего родного я не знаю, — рассказал он мне. – А отчим мне кто? Никто! Мать занята своей новой семьёй и маленьким ребёнком. А бабушке и без меня тошно: торгует, чтобы свести концы с концами!”.


Вовка – не единственный из “возвращенцев”. И работники пенитенциарной системы знают наверняка, что 70-80 процентов бывших воспитанников в течение ближайших лет снова окажутся на скамье подсудимых. А какая судьба других амнистированных? Иду по адресам бывших обитателей взрослой колонии.


Мама Армана А. встретила меня радушно и поделилась своей радостью. “Сын мой, — сказала она, — совершил глупость. Видя, как я одна надрываюсь, пытаясь прокормить и одеть их с братом, он договорился с приятелем разгрузить машину за две тысячи тенге. А знал ведь, что ворованное, вот и загремел за решётку. Собственно, деньги ему нужны были, чтобы выкупить шофёрские права и устроиться на работу. Теперь всё позади. Он трудится в автосервисе”.


Надежде Сергеевне, маме Юрия У., повезло меньше. Сын, выйдя по амнистии, снова попал на скамью подсудимых и снова за наркотики. Отбывать свой полуторагодичный срок он будет в Атырау, так как при повторном осуждении режим устанавливают строгий. К слову, брат Юрия, Игорь, по той же причине, что и он, тоже сидит в Атырау. Бедная мать, вырастившая двух сыновей (Игорю – 29 лет, Юрию – 35), мыкает горе в одиночестве. “По возвращении, — говорит она, — работу Юра найти не смог, а прежние дружки не оставляли его в покое. Вот и сорвался снова. Так что, если хотите его увидеть, приходите через полтора года”.


Еще по одному адресу, куда я отправилась, бывшего осуждённого тоже не оказалось на месте: он был на работе. Брат Хамита М. Шукан сказал, что после амнистии тот устроился на маршрутку “масломером” (так называют кондукторов в частном транспорте), заверил, что брат с наркотиками “завязал” и теперь со смехом вспоминает, как взял у соседа велосипед покататься, а потом продал его, чтобы купить наркоту. “А про зону, — поведал Шукан, — братишка говорит, что, мол, лучше там не бывать!”.


Его бы слова да Богу в уши! Или, на худой конец, Кайнару М. Потому что когда я встретилась с родственниками этого парня, они сказали: “Был у нас сын, да весь вышел. Это не его дом. Его родной дом – тюрьма. Ему поверило не только государство, отпустив по амнистии. Ему поверили все мы – родные. А он оказался прохвостом. Мать его прокляла. Когда он отсидит свои четыре года, что получил недавно снова, пусть на порог к нам не ступает. Свой позор пусть уносит опять в тюрьму”.


Кто знает, может, государство снова простит Кайнара, хотя по закону это запрещено. Но ведь всякое случается. “У нас в Актобе на учёте состоит опасный рецидивист, семь раз судимый, но тем не менее амнистированный, — говорит подполковник Уалиев. – Надежды на то, что он исправится, не оправдались, так как он снова задержан за наркотики”. Вот вам и закон. А пока взрослые ищут обходные пути в законодательстве, малолетки живут надеждой, что когда-нибудь выйдет “золотая” амнистия, по которой будут отпущены на свободу все малолетние преступники. Такого прецедента в прошлом, правда, никто не помнит, но дети и за колючей проволокой остаются детьми. Для них реальность чересчур жестока!