Как это было на самом деле

В январе 2004 года в Аркалыкской тюрьме сотрудники тюрьмы избивали осужденных…

В январе 2004 года в Аркалыкской тюрьме по классификации Управления исправительных систем (УИС) — УК-161/12 сотрудники тюрьмы избивали осужденных. Это было заснято на видеопленку, которая попала к журналистам Коммерческого телеканала и показана в эфире. Последовал серьезный скандал, в результате которого председатель УИС и два его зама подали в отставку. Ниже предлагается беседа, записанная мною с одним из участников этих событий.


***


— Представьтесь, пожалуйста.


Я, Руслан Сайфутдинов, родился в 1974 году в Кокчетаве. Не буду рассказывать о том, за что сел: долгая история.


— С какого времени ты находился в учреждении УК-161\12, в просторечии именуемом “крытка”?


В Аркалыкскую тюрьму я попал в 2002 году. Вначале там было нормально, начальство относилось более-менее по-людски, не били. Хотя приходилось ремонт камер, где мы сидели, делать самим. Осужденные сами, за свой счет покупали краску, другие стройматериалы. Но мы не возмущались, понимали, что у администрации не хватает денег, да и самим по-людски хотелось жить.


— На чьи средства делался ремонт?


Что-то давала администрация, что-то мы “затягивали” с воли. Имущество, материалы для обустройства своего быта. Кое-что, конечно, и из того, что было не положено. Но начальство закрывало на это глаза, разрешая это проносить в камеры в обмен на то, что мы им делали ремонт. Так привели все в порядок, обжились. И им хорошо, и нам удобно.


В конце апреля 2003 года приехала комиссия из Кустанайского управления исправительных систем (УИС). Был майор Громченко, майор Казаков, еще один был, не помню его фамилию. Приехали проводить инвентаризацию, но инвентаризацией это трудно назвать.


Это был грабеж. Забирали и то, что не положено, и то, что можно иметь в камерах. Понятно, что кое-кто из наших стал возмущаться. Мы же все это за деньги с согласия администрации доставали, почему теперь отнимают. До этого начальник учреждения сам говорил: “Ребята, обживайтесь. Это ваш дом”. Там, в камерах, одни голые стены были. Каждый старался сделать в своей камере более-менее чисто, нам же годы там сидеть. В общем, все это отобрали, сорвали, вырвали с корнем. Тех, кто стал возмущался, начали бить и сажать в изолятор. Все это в присутствии комиссии. Из камер все ценное забрали себе, барахло сожгли.


— Я знаю, обыск — это вполне законное мероприятие, предусмотренное законом. Насколько оправданно было ваше возмущение? Расскажите о том, из-за чего произошел конфликт, после чего начались ваши неприятности?


Первый раз меня били 6-го июня. В камере делали обыск. Обыск с пристрастием: ломали всё, полы разбирали, потолок простукивали, матрацы вспарывали, простыни рвали, забирали книги, продукты питания. Я начал возмущаться. Это было в присутствии майора Громченко.


Обычно заходят два-три человека, делают обыск, как положено по закону. Тут же в камеру набилось народу, яблоку негде упасть. За всеми не уследишь. Под шумок кто сигареты ворует, кто еще что. Потом ничего не докажешь ведь. Один ответ — мы ничего не брали. Напишешь жалобу. Но толку-то от этих жалоб нет.


У меня был один такой случай. Написал жалобу, ходил к начальнику, тот говорит — не пиши, сами разберемся. Однако, никого не наказали и ничего не вернули.


Вот и в этот раз стал я возмущаться. Меня избили. Хорошо так отделали, что пришлось медиков вызывать. Они оказали мне первую помощь, зафиксировали побои. Еще кое-кого за это же избили. Понятно, что остальные стали в знак солидарности поддерживать нас.


Вот тогда начали бить всех осужденных уже массово. В камерах били, в изоляторе бить стали.


В ответ люди начали резаться. В знак протеста против беспредела администрации несколько десятков человек вскрыло себе животы.


— Как повело себя руководство? Были ли с его стороны попытки договориться?


“Хозяин” (начальник тюрьмы) попробовал успокоить, снять напряжение: пришел, пообещал, что все восстановят и вернут, только не надо резаться.


Я в то время лежал в больнице с пробитым кишечником. 24 июня мне сделали операцию. На следующий день привезли обратно. 26 июля в присутствии Аркалыкского прокурора, того же Громченко и Казакова нас начали вытаскивать из камер и избивать. Даже из санчасти вытаскивали, больных, резаных. Тоже избивали. Включили музыку на всю мощь, чтобы не было слышно, как кричат. А кричали сильно, потому, что били зверски. Было ощущение, что в тот день менты озверели.


В санчасти было больше 60-ти резаных. Представляете, людей только что зашили, а их бьют.


Били с утра до вечера. При этом издевались, на колени ставили, в общем унижали как могли. Принуждали вступать в СПП (Совет правопорядка). У кого были часы – забрали. Из камер забирали все телевизоры, радиоприемники, даже чай весь отобрали.


Нам майоры из Кустанайского УИСа, Казаков, Громченко, напрямую говорили, что, мол, у нас есть добро: 5-6 человек списать на несчастный случай. Вечером раскидали по камерам. На следующий день опять начали бить.


— Ты можешь кого-нибудь назвать из тех, кого избивали в тот день?


Среди нас Жакупов Куантай был. Он в знак протеста вторично распорол себе живот.


Кого еще назвать могу? Фамилии всех не помню. Ярославов был, Шамиль. Они из Павлодара. Да, они на той видеопленке, что по телевизору показывали. Один из них Акулов.


Всех били. У нас такой порядок, когда в одной камере начинают бить, то другие в своих камерах начинают стучать, кричать, греметь — мол, что делаете. Всегда так в тюрьмах делают. Вот нас всех и били за поддержку товарищей: вытаскивали и избивали. В шизо тогда 10 человек сидело. Их всех в одиночную камеру запихали. Над ними больше всех измывались. Фамилии их не вспомню. В тюрьме же, все больше “погоняла” (клички). Помню, что был там Чабан, ему в апреле освобождться. Ему руки тогда сломали. Яковский Сергей, он там сидит и сейчас в Аркалыке. Коблинский Илья, Ерлан, он там же, в Аркалыке, чахоточный. В общем, большинство еще там.


— Как долго это продолжалось?


Все эти события с избиениями, отсидкой в шизо продолжались 6 месяцев. Все это время нас пытались сломать и заставить смириться с беспределом администрации. Мы пытались писать жалобы, но без толку: за стены тюрьмы они не выходили.


В августе меня увезли на 35 зону (сан.город) лечиться. Перед этапом менты предупредили, если вздумаю жаловаться, куда-то писать, то по возвращении “опустят” (изнасилуют и переведут в гарем).


Как только меня вывезли в сан.город, я стал писать жалобы. Обращался в Ген. прокуратуру, в ОБСЕ. Где-то 4-5 жалоб написал. Как потом выяснилось, все мои жалобы попали в Кустанайское управление.


Когда привезли обратно в зону, сразу же с этапа избили. Опять запугивали, заставляли подписать, что не имею претензий к администрации. Про мои жалобы они уже знали, поэтому заставляли их забрать, то есть отказаться.


Я знаю, что многих, которых за то, что не хотели подписывать отказные, пытались опустить. В таких случаях единственный шанс избежать позора — вспороть себе живот, поэтому у каждого зэка в одежде припрятана “мойка” (половинка лезвия). Для нормальных мужиков попасть в гарем – это высший позор. Лучше уж не жить.


— Но зэки сами “опускают” провинившихся.


Правильно, если человек “скрысятничал” (украл), на своих “настучал”, сподличал, то его могут “опустить”. Это наказание за проступок. Это по зэковским законам. А в каком законе написано, чтобы менты этим занимались. У них свои методы. Вот пусть их и используют.


Кто им позволил превращаться в преступников и “опускать”? Слава Богу, сам я это не испытал, но это все правда.


— Кто конкретно этим занимался из числа администрации?


Есть там зам. по РОР (заместитель по режимно-оперативной работе) Хамитов Жан Хамитович, начальник опер.части Алимов Ербол Жолдыбекович, режимник Дастан Дастанов. Так вот конкретно эти люди присутствовали, когда их подчиненные на зэков надевали наручники, снимали штаны и говорили: “Сейчас мы тебя изнасилуем, дубинку в задницу засунем”. Или еще, заводят “голубого”, и он лезет целоваться. А по понятиям, если тебя “голубой” поцеловал, то ты уже замарался.


Я не знаю, добровольно ли они (голубые) на это идут или их запугали. Может быть, за какие-то поблажки: за чай, сигареты. Понятно, человека пытаются сломать физически, потом морально. Он должен бояться, что все узнают, что с ним произошло.


Непосредственно Хамитов этим всем заведовал. Его приказы исполнялись. Было и такое — надевали презерватив на резиновую дубинку, совали ее человеку в зад. Так добивались, чтобы человек написал, что претензий не имеет, чтобы стал сотрудничать с администрацией. Разные бумаги заставляли подписывать. Чтоб писал отказ от воровских идей. Очень многие ломались. Эта процедура применялась очень часто. Уже многие заранее знали, что заведут в комнату, загнут раком, и он ничего сделать не сможет, поэтому ломались.


— Вы говорили, что приезжали разные комиссии из УИС. Пробовали жаловаться?


Перед каждой комиссией всех обрабатывают. Оперативники вызывают, говорят, мол, комиссия как приехала, так и уехала, а мы остаемся. В смысле, если у нас из-за вас будут неприятности, то мы вам тоже устроим “веселую жизнь”


Такой случай был. Приехала комиссия из УИСа, заходят с “хозяином” (начальник тюрьмы) в камеру, и тот спрашивает у одного: “Ты что, еще живой? Ну что, жалуйся”. Затем обращается ко всем: “Что молчите. Ведь жаловались же”. Члены комиссии стоят, понимающе улыбаются.


Поэтому никто не верит в эти комиссии. Там такие же менты, которые всегда своих кентов прикроют. Жаловаться на администрацию себе дороже. У кого жалоба есть, того вытаскивают и бьют. Потом заставляют писать, что написал по провокации осужденных. Кто так напишет, тот, по их понятиям, встал на путь исправления.


— У тебя получается, что сотрудники, охраняющие заключенных, чуть ли не все преступники. А сами заключенные исключительно положительные. Не странно ли это?


Конечно, нет. Они преступники и отбывают наказание. Там отморозков среди них хватает. Были случаи, когда осужденных принуждали бить осужденных. Со мной в камере сидел парень, его зовут Аманов Руслан. За то, что он накрыл одного парня своей рубашкой, когда тот, избитый, без сознания, лежал на бетонном полу, его самого избили. Причем били двое других заключенных, которым дали палки и заставили бить. Кто отказался бить, самого до полусмерти избили. Я об этом говорю. Не имеют они права это делать. Они сами закон нарушают этим.


— Кто конкретно бил?


Били оперативники, режимники, контролеры. Сам Хамитов, зам. по РОР, лично избивал. По ушам бьют, по почкам, по печени. Этап приходит, его рассеивают по разным местам, и уже там по отдельности бьют. Так ломают волю, а потом заставляют подписывать бумаги о сотрудничестве с администрацией. Пристегивают наручниками к столу. Если не хочет, могут пригласить “обиженных”. Они его там начинают целовать. Жаловаться, как я уже сказал, бесполезно.


У них там еще комната есть, где они все отобранное у осужденных складывают. Не удивлюсь, что они потом все это на базаре продают.


— Как насчет “развода”? Можно ли за деньги решать заключенным свои проблемы на зоне?


Еще как! Все берут. Начальник Учреждения, Аринов, Молдагулов Талашпай, начальник режимной части Абен. Да что об этом говорить. Это нормально. Если бы только брали, то жить можно. А то ведь одной рукой деньги с тебя берут, а другой бьют.


— Оказывали ли на тебя давление по поводу того, что ты знаешь, как непосредственный участник событий, правду о той пленке, которая была показана по телевидению?


— Когда я освобождался, меня прессовали конкретно. Угрожали, мол, тебе здесь жизнь адом покажется. 11 января, когда били, начали пугать: что посадят в гарем, что я вообще не освобожусь. Заставляли написать, что ничего такого всерьез не было, что все это инсценировка.


А когда освободился, меня из Кустаная Лискевич встречал, меня до этого в ГУВД Аркалыка сутки продержали. Он показал пленку, я ее тогда в первый раз увидел. Он интересовался, били ли, я говорю: “Да. Постоянно”.


— То, что на пленке, – это единичный случай?


Да нет же. Напротив, это только маленький кусочек правды, которая попала на волю. На самом деле там так всегда. Врут те, кто хочет представить этот случай как исключение. В тюрьме все гораздо страшнее.


— Ты не боишься?


По правде говоря, я боялся, что не освобожусь. Что подкинут мне что-нибудь — и все. Я вообще не употребляю наркотики. Но как потом докажешь. И свидетели найдутся, и отпечатки обнаружат. Конечно, я боюсь. Это же целая система. Если в присутствии проверяющих из УИСа, прокурора, открыто бьют, чему тут удивляться.


Начальник перед освобождением вызывал. Говорит: “Лучше тебе домой спокойно ехать, сам же понимаешь”, — намекая на то, что мне лучше держать язык за зубами. Оперативники перед освобождением часто вызывали, угрожали: “Будешь болтать, с тобой все что угодно произойти может. Сам ведь понимаешь”. Причем это не пустые угрозы. У них есть возможность отомстить. Поэтому многие боятся. У ментов на зоне есть такая поговорка: “Легче тебя списать, чем матрац”. Я это так понимаю, что если они меня убьют, то никто за это не пострадает. Потому что прикроют, найдут способ отмазать.


— Как ты думаешь, после огласки в прессе что-то изменилось в тюрьме, где ты сидел?


Сейчас там, в Аркалыкской зоне, один парень лежит, язык себе отрезал, неходячий. И еще с ним трое неходячих. Отчего они такие? Их там такими сделали. Там калечат, а потом прячут от комиссии. Там оперативников все боятся. Там эти прапора сами боятся оперативников, зам. по РОРа. По струнке перед ними бегают. Любой их приказ выполнят. Скажут им — убивать, будут убивать. Сейчас я слышал — на 50% им зарплату подняли. Конечно, кто хочет работу терять. Где ее потом найдешь. Тем более, что работа такая, что ничего делать не надо. У них там все есть. И питаются там, и одеваются. Объедают заключенных и строго следят, чтобы эту кормушку у них не отняли. Недаром там бояться жаловаться на плохое питание. Один парень пожаловался, так его вытащили, избили, говорят, еще будешь жаловаться, будешь хрен сосать. Кто после этого будет на что-то жаловаться?


Доходит до маразма. Сейчас там ввели новый порядок посещения туалета ночью. Теперь если заключенный захочет в туалет (туалет находится непосредственно в камере и выходить из нее для этого не надо), он должен постучать в дверь и громко сообщить об этом охране. И наплевать, что при этом он разбудит всю камеру. Если ты не отметился таким образом и самовольно справил нужду, а тебя увидели в глазок, утром будешь писать объяснительную. Представляете, в камере 10 человек. Мы начали прапорам говорить, что это не дело. Они ссылаются на приказ начальства. Оказывается, у них там план есть, сколько объяснительных надо, чтобы написали осужденные. Если мало объяснительных, то значит плохо работаешь. Вот они и ходят, ищут, до чего докопаться. Начинаешь объяснять, что не виноват, начинают бить.


Обидно, когда бьют ни за что. Просто так, для профилактики. Доходит до того, что выведут из камеры и начинают докапываться. Скажем, заставляют раком ходить, голову вниз, руки вверх. Называется “птичка”. Приказывают поднять голову, а потом бьют по голове, прикалываются. Что-то скажешь, вообще отпрессуют, ушатают. Последнее здоровье отнимут.


Потом сами же посмеются и спрашивают, ты сам понял, за что тебя били. Да, да, конечно, понял, говоришь. Разговора нет, есть среди них и такие парни, что сожалеют об этом и стараются не зверствовать. Но их мало, и не они там тон задают. А извергов сколько. На людях удары отрабатывают “герои”. Вот такие вещи происходят изо дня в день.


***


Д.С. Рассказанное Русланом у меня, знающего об этой системе не понаслышке, абсолютно не вызывает сомнений. Любой, соприкасавшийся с лагерной (тюремной) жизнью, вряд ли чему-нибудь здесь удивится, потому что — это вполне обычная практика. Если и можно чему-то удивляться, то только тому, что это получило огласку и что нашелся человек, который вот так открыто, не прячась, рассказал об этом.