“Если люди порочные связаны между собой и
образуют силу, то людям честным нужно
сделать только то же самое”
(любимое Аркеном Уваковым выражение Льва Толстого).
![](\"Valera.jpg\")
|
|
Валерий СУРГАНОВ |
На митинге оппозиции 18 марта сего года в Алматы, проведенном “За жизнь и безопасность граждан против произвола силовых структур и спецслужб”, среди прочих ораторов выступал и 72-летний пенсионер, в советском прошлом известный общественный защитник Аркена Увакова, политосужденного за организацию и активное участие в декабрьских событиях 1986-го года, Валерий Александрович Каро-Мадэ.
В своей речи правозащитник призвал дать новое имя площади Республики в южной столице, куда 26 февраля этого года прорвались тысячи сторонников застреленного властями Алтынбека Сарсенбаева, назвав ее в честь убитого политика.
Интересно, что события 20-летней давности слишком тесно переплетаются с днем сегодняшним. Абсолютно не изменилась технология работы спецслужб против политических оппонентов действующей власти. Казахстанские суды расправляются с неугодными ничуть не хуже знаменитых троек. А книжные издательства выпускают монографии, дискредитирующие жертв и обеляющие палачей Желтоксана.
О Дне вчерашнем и нынешнем наш разговор с Валерием Каро-Мадэ в преддверии 20-й годовщины декабрьского восстания…
***
Кровавые реки вышли из берегов
— Валерий Александрович, это правда, что вашему знакомству с Уваковым в те далекие годы поспособствовало то, что вы оба были беспартийными?
|
|
Валерий Каро-Мадэ |
— Можно, конечно, и так сказать. Но если быть точным, то это помогло нам сблизиться. Ведь мы уже были знакомы, хотя и отношения между нами были весьма осторожными. Вначале нашей совместной работы в КазГАСА (Архитектурно-строительная Академия, студенты которой принимали активнейшее участие в декабрьском выступлении 1986-го – авт.) я относился к нему с некоторой прохладой. Он был заведующим кафедрой механики грунтов, оснований и фундаментов, и, как я полагал, как и любой другой начальник среднего звена, был в одной упряжке с ректором. Мне, естественно, представлялось, что он член КПСС, а членов этой партии я как-то патологически не переваривал. Дело в том, что, то ли оттого, что мне на людей не везло, толи еще почему-то, но меня все время обманывали члены этой организации…
Так вот, как мне казалось, он с ними за одно. Когда же я узнал, что Аркен Батталович беспартийный, то моментально проникся к нему уважением, которое потом, впрочем, подкрепилось его честными и мужественными поступками.
В частности, Уваков возглавлял так называемую группу народного контроля – веяние перестройки в рамках отдельно взятого ВУЗа, которая занималась вскрытием язв сопровождавших тогда, как весь учебный процесс, так и работу ректората в целом. Например, когда мы получили шведскую мебель из черного дерева, которую должны были использовать по назначению, обставив аудитории и кабинеты академии, она была растащена по домам и квартирам нашего руководства. Ее, как водится, грамотно списали, так что концов было не найти. Вот тогда – то Аркен очень сильно возмутился, а я его поддержал…
С негативными явлениями он боролся сверхактивно. А самое главное, не переносил блатмейстерства и протекционизма при поступлении в ВУЗ. У нас около половины поступавших были детьми высокопоставленных чиновников. С ними приходилось страшно мучаться. И мы несли этот крест с Уваковым вместе.
Тем не менее, до конца 86-го года мы работали, не зная преследований и репрессий.
26 декабря того года, уже после грянувших на площади событий, я, как мы и договаривались с ним, пришел на кафедру, где застал полный разгром. Все было перевернуто верх дном, какие-то люди в форме, по всей видимости, чекисты, проводили обыск. Меня вывели в коридор, и я увидел Аркена, которого вели в наручниках, а за ним бежала и рыдала наша заведующая учебной частью. В тот же день, параллельно, обыскали и его квартиру.
Наша неформальная организация по претворению в жизнь идей перестройки лишилась своего лидера. Вышло так, что его обвинили в организации студенческой молодежи на поход к площади, где разворачивались основные события Желтоксана. Но я утверждаю, что никакой организации, никакого подстрекательства с его стороны не было.
Его младшая дочь училась в Женском педагогическом институте. И поскольку этот институт находился недалеко от площади, а Уваков знал, что на ней собралось много народу, он на своей “Ниве” поехал туда, искать ее. Дочь он нашел и привез домой, но увидел собственными глазами, что там творилось. Ведь он приехал как – раз в тот момент, когда совершалось кровопролитие. Его это страшно задело, страшно оскорбило.
По графику Аркен должен был дежурить в одном из общежитий Академии. Студентов необходимо было удерживать от выхода на площадь. Он удерживал, но в тоже время позволил себе заметить, что там совершается жуткое кровопролитие.
Для меня до сих пор остается загадкой, по чьему доносу его арестовали. Однако, факт остается фактом: приняв во внимание то, что Уваков был на площади, разговаривал с молодежью и т.д., его обвинили в организации и проведении студенческого мятежа.
Начиная с января 1987 года меня и многих, кто его поддерживал, стали таскать на допросы. Приехала специальная следственная группа из Москвы. Меня полгода, еженедельно, иногда по два раза в неделю, допрашивал старший следователь КГБ СССР Владимир Павлович Попов. Он все время склонял меня к даче ложных свидетельских показаний, компрометирующих Аркена Увакова. Более того, раздавались такие обещания: дескать, мы знаем, что вы живете сейчас в однокомнатной квартире, стоите уже в голове очереди на новую жилплощадь и т.д., выдайте негатив на Увакова, и вы станете заведующим кафедрой, получите трехкомнатную квартиру и сможете приобрести автомобиль. В общем, обыкновенная технология склонения к сотрудничеству, применяемая органами ГБ. Я, разумеется, отказался оговорить Аркена Батталовича.
— Любопытно, что сейчас некоторые политики склонны переписывать под себя историю тех дней. Вот, например, про Назарбаева говорят, что он тоже был на Площади, тоже вел за собой прогрессивную молодежь против замшелых порядков…
— Я могу сказать так. Мне сам Мухтар Шаханов, тогда председатель комиссии по расследованию декабрьских событий, рассказывал, как в бытность его депутатом первого съезда народных депутатов СССР, лично получил пощечину от самого Назарбаева…
Как это было?!
На съезде депутатов в Москве он, Шаханов, попросил слово, а выступления тогда, как вы знаете, транслировались на весь Союз. А Горбачев спросил у Колбина, о чем он, дескать, будет говорить? Ему ответили, что об экологии, так как Шаханов занимался проблемами Аральского моря, очистки воздушного бассейна в Алматы и т.д. Ну, об экологии пусть говорит, якобы ответил Михаил Сергеевич. А Шаханов вышел, да как дал про декабрьские события, в течение 5 минут, – видимо, у него это было наизусть заучено. Остановить его уже было нельзя.
Затем, во время перерыва, как он мне рассказывал, к нему вначале подошел Колбин, сказав: “Мухтар, ты меня погубил!”. А Назарбаев подскочил и, ни слова не говоря, влепил ему пощечину. Тогда Шаханов схватил его за руку и произнес по-казахски: “Эх ты, козел, эта пощечина еще войдет в историю!”.
По итогам своей работы комиссия Шаханова пришла к выводу, что жертв декабрьского волнения, на самом деле, было не двое, как пытались преподнести власти, а больше сотни человек.
— Вы-то сами как оцениваете эти события?
— Вы знаете, неоднозначно. Понимаете, в те годы, “благодаря” политике Горбачева, по всему Союзу пошло обострение межнациональных отношений. И Алматы не стал исключением. Ведь тогда в оцеплении стояли в основном русские, а среди бастующих были в основном казахи. Это факт, который не требует доказательств, это общеизвестно. И даже после того, как силой было подавлено это восстание, еще долгое время было опасно выходить на улицы города, особенно в вечернее время. Потому что ежедневно происходили убийства. Если, например, идет группа казахов, увидели одинокого русского: нападают, сзади остается труп, который затем просто вывозится. Это повсеместно было.
Поэтому Аркен меня тогда предупредил. До 26 декабря, дня его ареста, он каждый вечер дожидался меня, когда я закончу свои занятия, чтобы на своей машине отвезти меня до дому. Мало того, он оставался под моим окном, ожидая, когда я поднимусь в квартиру и посигналю ему, включая и выключая свет. Это означало, что, мол, все в порядке.
Конечно, поначалу я отнесся очень негативно к этим событиям. Меня они страшно встревожили. Но когда я узнал, что власти вот так жестоко расправляются с участниками, я возмутился.
У меня была кураторская группа ПГС – 82 — 4, то есть 82-го года поступления. Ко мне в самый разгар Желтоксана подошла ее староста и сказала: “Валерий Александрович, поехали с нами на площадь, там творится история!”. Тогда я ответил ей, что если хоть один человек из нашей группы будет на площади, я им не куратор. Я запретил им туда идти и сам не пошел. Вы уверены, сказал я ей, что вернетесь оттуда живой и невредимой.
Через 4 дня, она снова подошла ко мне и благодарила. Заявила, что ни одного человека из нашей группы там не было и слава Богу, потому что из тех, кто был на площади из других групп, далеко не все вернулись. Многие были арестованы или убиты. Более того, ко мне подошла одна девушка с этого же потока со слезами на глазах, которая призналась, что их студенток ОМОНовцы забрали и куда-то увезли, где группой изнасиловали. Причем никакого заявления она написать не может, так как насиловал их ОМОН в масках.
Есть человек, который работает в Аксайской мужской пустыне, в монастыре. Я туда иногда хожу, чтобы помолиться и исповедаться. В 86-м он жил как раз в одном из высотных домов – близнецах, что на площади Республики. По его словам, жителей этого дома 4 дня не выпускали из него, даже за продуктами нельзя было сходить. Но сверху, в окно, он все видел своими глазами. К тому же, на одной лестничной клетке с ним жил некий Котов, генерал КГБ: автор и исполнитель операции “Метель”. Эта операция по ликвидации участников декабрьских событий.
Так вот, этот ныне монах утверждает, что по данным его соседа – генерала, погибших в те дни было не менее 2 тысяч. Котов потом спился и умер. Уехав за границу, он скончался от перепоя, потому что не смог вынести чувства вины в таком количестве жертв.
Шло время закручивания гаек…
— Так как вы были общественным защитником Аркена Увакова, расскажите о перипетиях судебного процесса по его делу. Ведь, как никак, Уваков это казахский политзаключенный эпохи перестройки.
— Начну с того, что 5 января 1987 года к нам в КазГАСА приехал член ЦК Компартии Казахстана Федор Башмаков для того, чтобы провести по горячим следам декабрьских событий акцию интернационального воспитания студентов и преподавательского состава. Я был на этом собрании, хотя истины ради, надо сказать, что туда затолкали буквально всех преподавателей, так что яблоку негде было упасть.
Когда сидевший в президиуме вместе с ректоратом Башмаков закончил свое выступление, я поднял руку и попросил: помогите нам встретиться с Колбиным. Зачем вам Колбин?! На что я ответил, что арестовали нашего коллегу, причем, как я считаю, арестовали несправедливо и Колбин нам нужен для содействия в его освобождении. На это Башмаков поинтересовался, каков мой партийный стаж. Мне пришлось сознаться, что я беспартийный и никогда в КПСС не состоял.
— Вот видите, — выпалил, глядя на меня Башмаков, — в силу того, что вы беспартийный, вы не понимаете тех масштабных задач, которые партия ставит перед советским народом по интернациональному воспитанию трудящихся и студенческой молодежи.
В общем, прочитал мне целую лекцию. Я выслушал его и снова спросил, так можно или нет, нашей инициативной группе встретиться с Колбиным? На что из-за его спины, сидящий рядом с ним будущий ректор КазГАСА Павел Атрушкевич показал мне кулак. Атрушкевичу немногим позже суждено будет сыграть одну из ключевых ролей в травле и смерти студента-первокурсника Кайрата Рыскулбекова и дискредитации самого Увакова. Но об этом я расскажу ниже…
— Так увиделась ваша инициативная группа с Колбиным?
— Получилось вот как. После того, как Аркена фактически посадили, наша инициативная группа, к счастью, не распалась. Ее возглавила также наша преподавательница Нинель Фокина, ныне руководитель Хельсинской группы в Алматы, став по сути дела преемницей Увакова на этом посту.
Фокина была на описанном собрании, сказав мне после, что я был слишком смел при изложении своей просьбы Башмакову, но раз уж он отказал, то можно попробовать самим найти выход на Колбина. И ей удалось с ним встретиться.
В морозный день 14 января 87-го у стен “Белого дома” в Алматы было настоящее столпотворение. Нам удалось записаться на прием к первому секретарю ЦК, однако пропустили одну лишь Фокину. После того, как она вышла от него, на ее лице светилась радость, а в глазах было возбуждение. Колбин ее очаровал. Коллективное письмо об освобождении Увакова, всеми нами подписанное, он прочитал и наложил резолюцию. Правда, Нинель ее не видела, но была уверена, что по духу состоявшейся беседы, резолюция вряд ли была отрицательной.
Потом, впрочем, оказалось, что своим походом к Колбину мы только усугубили положение Аркена. Он, видимо, наложил такую резолюцию на наше прошение, чтобы тому впаяли на всю катушку.
— Вы заикнулись о Павле Атрушкевиче и его особой роли злого гения в расправе над Уваковым и первокурсником Рыскулбековым. Можно поподробнее.
— Вскоре после Желтоксана, наш прежний ректор Байболов был отстранен от занимаемой должности. Вновь назначенным и оказался Атрушкевич. Хотя мы все, участники нашей неформальной группы, протестовали против его кандидатуры. Не из-за какой-то личной неприязни, а потому что он не был специалистом в строительной отрасли. К тому же не был даже архитектором. Имелись гораздо более достойные люди.
Но в то время надо было учитывать политический момент. А он состоял в том, что по следам алматинских событий было издано специальное постановление ЦК КПСС, не ручаюсь за точность формулировки, о казахском национализме. Тогда из-за него послетали многие ректоры-казахи, а на их места были назначены русские. То есть, шла чистая политика и русским ректорам предстояло бороться, давить, так сказать, в зародыше своих ВУЗов корни национального экстремизма.
Так вот новый ректор Атрушкевич первым делом собрал преподавателей и обратился к ним с просьбой делегировать из своих рядов общественного обвинителя на суд над Уваковым. Но никто из тех, к кому он обращался, не поднял руки, никто не хотел пятнать себя клеветой на своего коллегу.
Тогда вспомнили об одном преподавателе, Тауке Алтынбекове, который ранее был уволен за аморальное поведение. Оно выражалось в том, что он курсовые проекты студентам третьего курса просто продавал за взятки. Путем шантажа его заставили быть общественным обвинителем. Сказали так: если согласишься, мы тебя восстановим на прежней работе, если – нет, тогда посадим, благо компромат на тебя мощный. Так что ему пришлось пойти на эту сделку.
Уже потом он признавался мне, что ему дали установку, как общественному обвинителю, просить у суда высшую меру наказания, то есть расстрел. Установку давал ректор Атрушкевич и вся та “шайка”, которая стояла за ним. Алтынбеков вспоминал, что оказался в те дни в глупейшем положении. Но спасение для него пришло, откуда не ждали.
Во-первых, против его кандидатуры выступил сам подсудимый Уваков, пояснив, что у него еще на свободе сложились с Алтынбековым натянутые отношения, они друг с другом постоянно конфликтовали.
Во-вторых, желание своего подзащитного поддержал опытный адвокат Аркена Григорий Кармановский.
Суду пришлось удалиться на короткое совещание, после которого судья Раимбаев, сейчас, насколько я знаю, работающий заместителем председателя Верховного суда, удовлетворил ходатайство защиты, чем несказанно обрадовал общественного обвинителя поневоле.
Алтынбеков говорил мне потом, что у него словно камень с души упал в ту минуту.
Вообще, все судилище над Аркеном от и до изобиловало препонами на пути свидетелей защиты и, напротив, зеленым светом перед обвинителями…
Не убили коммунисты, добили дикие капиталисты
— Теперь о Кайрате Рыскулбекове. За месяц до вынесения приговора Увакову, к смертной казни приговорили студента-первокурсника КазГАСА Кайрата Рыскулбекова. Представляете, что должен был чувствовать Аркен, зная, что за участие в декабрьских волнениях уже есть расстрельный вердикт и не кому-нибудь, а учащемуся ВУЗа, в котором он же преподавал. Каково было его состояние, когда он полностью отдавал себе суровый отчет в том, что он вполне может стать следующим, кто окажется под дулом.
18-летнего Рыскулбекова приговорили за убийство дружинника Савицкого, произошедшего возле здания телевидения. Ректор Атрушкевич вновь проявил инициативу и потребовал, но теперь уже от старост групп выдвинуть из студенческой среды общественного обвинителя. Не знаю, кого они там выдвинули, знаю только, что со стороны Атрушкевича это сопровождалось огульными обвинениями Кайрата в убийстве, дескать, дело уже решенное – он преступник и все.
Я лично ходил к Грабарнику, председателю коллегии по уголовным делам Верховного суда КазССР, пытаясь объяснить, что голословно обвинять парня в убийстве нельзя, ведь это была давка, куча-мала, там кто угодно кого угодно мог затоптать. Однако судья рекомендовал мне прийти на суд и там изложить свои доводы. Приходите и доказывайте в зале суда, сказал он, чтобы я отказался от вынесения высшей меры.
Конечно, я не был уверен в том, что Рыскулбеков не был причастен к убийству. Может быть и был. Но я категорически убежден, что за смерть нельзя присуждать смерть.
Когда я, Нинель Фокина и Тохтар (жена Увакова) пришли на суд, чтобы попытаться отстоять свою позицию, то столкнулись с тройным милицейским кордоном. Нас даже близко не подпустили. Мать Кайрата Рыскулбекова, это страшная картина, буквально ползала в ногах у милиции, обнимала их, только, чтобы ее пустили в зал суда. Когда же она узнала, что ее сына приговорили к высшей мере, с ней стряслась истерика.
— Однако позже Кайрата все-таки помиловали…?
— Да, его адвокат написал прошение на имя Горбачева. И через 20 дней пришел удовлетворительный ответ, правда, за подписью председателя Верховного Совета СССР Громыко. Высшая мера заменялась 20-ю годами лишения свободы. Согласитесь, это была хоть какая-то отдушина, хотя бы небольшой, но прорыв. Мы получали стимул бороться дальше.
Немаловажно, что Рыскулбекова соблазняли перспективой облегчить его участь, если он пойдет на сделку с КГБ и оговорит Увакова, назвав его, главным организатором декабрьского мятежа и подтвердит якобы тот факт, что именно заведующий кафедрой вывел своих студентов на площадь. Но Кайрат проявил мужество, наотрез отказавшись сотрудничать с органами.
Его судьба, увы, трагична. Когда его этапный вагон шел через Семипалатинск к месту отбытия наказания, на станции, в городе, к вагону подошли сотрудники КГБ и сказали, что появилось указание снять Рыскулбекова с поезда. Его сняли и отправили в местную пересыльную тюрьму. Вначале определили в одиночную камеру. А примерно через неделю к нему подсадили матерого уголовника, некоего Власова. И спустя два дня после подселения, Кайрата нашли повешенным на собственной майке.
Через некоторое время, если мне не изменяет память, вскоре после объявления Назарбаевым амнистии всем участникам декабрьских событий, обнаружился настоящий убийца Савицкого. Впрочем, его миновала чаша наказания, ибо он автоматически попал под президентский указ.
В трагической же судьбе молодого студента, именем которого назвали бывшую улицу Обручева в Алматы, до сих пор во многом остается повинным ректор Атрушкевич. Общественный комитет “Желтоксан-86” и, в частности, мать Кайрата Рыскулбекова, хотят возбудить против него уголовное дело за соучастие в убийстве юноши.
— А ваш друг Уваков? Насколько я знаю, после реабилитации он еще долгое время жил в Казахстане и даже пытался, причем не безуспешно, заниматься бизнесом?
— Его судьбе тоже не позавидуешь. Прокурор Лепихин в 87-м году потребовал для него 10 лет. Суд же вынес решение – 8 лет с конфискацией имущества, с содержанием в ИТУ усиленного режима на Колыме, с лишением всех гражданских прав, отстранением от преподавательской деятельности на 15 лет и лишением всех научных степеней и званий.
Его отправили на Колыму, в поселок Талое Магаданской области. Практически без права переписки. То есть, ему туда можно было писать, а ему оттуда – нельзя. Тем не менее, он писал – по зэковскому телеграфу и мне лично по подпольному адресу, который организовал для меня один из кэгэбэшников. Супруга дважды ездила к нему в Магадан, как в свое время жены декабристов.
Не молчали общественные деятели: Олжас Сулейменов, Мурат Ауэзов и Мухтар Шаханов. Я тоже не сидел сложа руки, побывав однажды на приеме у Анатолия Лукьянова в Москве, заведующего государственно-правовым отделом ЦК Компартии.
В 90-м году, спустя три года после приговора, наш Верховный суд принял решение смягчить ему меру наказания, поместив под домашний арест в Алматы. Для нас это уже был праздник. Полностью же он был оправдан за отсутствием в его действиях состава преступления лишь в 1994 году, то есть фактически все 8 лет, присужденные ему, он отмахал.
Будучи еще под домашним арестом, Аркен попросился поработать. Ему разрешили выехать в поселок Жайрем тогда Джезказганской области, где он открыл свое малое предприятие “Элуэт” по обогащению руды. Я дважды ездил к нему, помогая построить наклонную эстокаду для подачи руды. Пошла руда, пошла и прибыль.
После того же, как его предприятие заработало и стало приносить доход, его мигом отобрали. Этот бизнес был его детищем, которое он выстрадал, открыв, пять месторождений марганцевой руды, начав получать ферромарганцевый концентрат в больших количествах, который стали приобретать заказчики, в том числе и зарубежные по 240-250 долларов за тонну.
Но грянула прокурорская проверка с пристрастием, были найдены необходимые недостатки и его отстранили от руководства предприятием. Оно было передано в руки господина Ибрагимова, который сейчас составляет небезызвестную евразийскую золотую тройку миллионеров вместе с Шодиевым и Машкевичем.
Аркен Уваков перенес многое в этой жизни: и травлю на работе, и несправедливый суд, и лагерь на Колыме, но беспардонно отобранное дело, которое он поднял с нуля после своего “возрождения”, добило, доконало его окончательно. Так и не придя в себя от очередного беззакония в отношении него, он скончался в 2003 году.
Причем сильнее всего на Аркена подействовала не столько нахальная передача его собственности Ибрагимову, сколько история с выигранным Верховным судом, в котором он отстоял свое право на отстроенное предприятие, но чье решение набирающий силу олигарх абсолютно проигнорировал. Кто знает, быть может, самоуверенность Ибрагимова проистекала от каких-то неформальных связей с экс-премьер-министром и министром иностранных дел Касымжомартом Токаевым, бывшим его сокурсником…
Так или иначе, не убили Увакова при советской власти, так добили при казахстанском режиме.
Желтоксан. Наши дни.
— Валерий Александрович, вы недавно выиграли судебный процесс по вашему же иску, который касался вышедшей уже в независимом Казахстане книги обеляющей самого Павла Атрушкевича. Что это за книга и что за судебная тяжба?
— Книга так и называется “Павел Атрушкевич”. Ее автор – главный редактор “Юридической газеты” Ольга Бабий.
Для меня нет никаких сомнений относительно этого биографического описания. Оно призвано отмыть имя порядком запятнавшего себя ректора КазГАСА. Сейчас он уже на пенсии и живет в Белоруссии. Однако, как я уже сказал, желтоксановцы спят и видят его на скамье подсудимых. Того же хотят как мать Кайрата Рыскулбекова, так и жена покойного Аркена Увакова.
Лично я, обратившись в суд с иском о защите собственной чести и достоинства, оскорбленных в этом “произведении”, потребовал в качестве ответчика вызвать и самого Атрушкевича. Однако он отказался приехать в Казахстан по причине якобы боязни за свою жизнь в связи с теми кровавыми событиями, которые произошли у нас в конце прошлого и начале текущего года.
— Что же вас оскорбило?
— Меня оскорбил ярлык, повешенный на меня с Уваковым на страницах книги, представившей нас разжигателями межнациональной розни. Якобы мы с Аркеном уже в период развала Советского Союза, препятствуя избранию Атрушкевича в Верховный Совет, выступили в одной из республиканских газет (не указывается в какой) с националистическими бреднями в адрес бывшего ректора КазГАСА. Причем статья вроде как была написана на казахском языке.
Когда же я на суде потребовал от Ольги Бабий предъявить этот, так сказать, шовинистический опус, она не нашлась, что ответить, не говоря уже о представлении каких-то доказательств существования провокационной заметки.
Одним словом, суд я выиграл. В том числе и требование о возмещении морального вреда. Вот только не знаю, как его решение будет исполняться в отношении пресловутой книги. По-хорошему, отправить бы все ее экземпляры в топку. Не гоже про человека, который по подозрению в неблагонадежности выгнал из ВУЗа 360 студентов и 70 преподавателей, писать: “Маховик партийно-репрессивной машины все время крутился рядом с Атрушкевичем, и так случилось, что накрыл его своими лопастями”.
— Действительно, забавно написано. А сегодня, пройдя такой солидный путь сквозь партийно-репрессивные лопасти, как бы вы могли охарактеризовать уровень свободы в Казахстане.
— Да как охарактеризовать то, чего на самом деле нет. Сегодня у нас опять начинаются кровавые события, которые уже опозорили нашу республику на весь мир. Вон, даже бедолага Атрушкевич предпочел остаться в Белоруссии Лукашенко, чем приезжать в Казахстан Назарбаева.
Я хорошо знал убитых Заманбека Нуркадилова и Асхата Шарипжанова. Заке был отличным старостой потока в КазПТИ имени Ленина. Может с учебой у него, и возникали проблемы, однако что-что, а лидером он был прирожденным. С Асхатом же меня познакомил Аркен Уваков в конце 90-х, когда тот работал еще на телевидении. Кстати, Шарипжанов брал у меня интервью, точь-в-точь, как вы сейчас, правда, опубликовать его не успел. Впрочем, как не успел и с интервью с Заманбеком…
Я целиком и полностью поддерживаю оппозицию, которая пытается добиться справедливости в расследовании убийств Заке, Асхата, Алтынбека Сарсенбаева и Оксаны Никитиной. В конце концов, был еще и такой журналист, как Нури Муфтах.
Ведь ни одно из этих преступлений не было не то, чтобы раскрыто, а вообще должным образом расследовано.
Увы, сейчас в Казахстане до сих пор процветают те, кто в 1986 году стоял по ту сторону баррикад и занимался травлей таких, как Уваков, Рыскулбеков и т.д. Тогда как те, кто защищал их или же те, кто сам принимал активное участие в борьбе против несправедливости или за национальное самоопределение, оказались на обочине дороги.
Чем принципиально не похож современный Казахстан, современный Алматы, на Алма-Ату из романов Юрия Домбровского, Алма-Ату Аркена Увакова и конца 80-х годов прошлого столетия? Да ничем! Все как было в 30-х, 80-х, так и осталось в 90-х и 2000-х. Опять же этот политический сыск органов НКВД-КГБ-КНБ, прослушки, преследования инакомыслящих и запреты собираться больше трех человек. Может быть, жертвы Желтоксана оказались напрасными…