Несколько спонтанно и неожиданно Казахстан оказался на пороге новой фазы своего развития. Мозаика правил игры применительно ко всей стране сложилась достаточно внятная. С каждым днем она осознается все большим числом участников самых разнообразных процессов (от экономических до юридических), и можно констатировать: большинство недовольно. Это еще не начало нового этапа, но уже его предтеча, потому что на такой почве и прорастают перемены.
Большие ожидания
Привычка политического руководства страны акцентировать внимание населения на успехах экономического роста Казахстана сыграла злую шутку. Люди непроизвольно повысили радужные горизонты своих ожиданий, о которые разбились реальные ресурсные возможности экономики и политической системы. Или наоборот. Однако здесь важен итог: надежды не оправдались, и волна разочарований нарастает.
Широко известна точка зрения марксистов, что революция происходит тогда, когда верхи не могут, а низы не хотят. Но это далеко не единственный теоретический взгляд на проблему устойчивости. Есть еще концепция, согласно которой потрясения происходят после кратковременного улучшения ситуации без четких перспектив дальнейших положительных изменений. Именно такая ситуация сейчас и наблюдается. Приток нефтедолларов на рубеже веков заметно оживил социально-экономическую сферу республики (пенсии и пособия, новые рабочие места, разветвление линий жизни, обновление инфраструктуры), но он же обострил проблемы, которые пока не нашли адекватного решения. Среди них социальная незащищенность и рост цен на весь потребительский ряд, за которым не успевают доходы крайне многочисленных групп казахстанцев, проблемы защиты собственности и соблюдения обязательств.
Происходит все это на фоне коммерциализации социальной сферы. “Бесплатные” образование и здравоохранение становятся все дороже, а качество данных видов услуг падает вместе с их доступностью. По отношению к государству население можно разделить на две основные группы. Первая видит в государственных институтах менеджера и ждет от него эффективного управления, вторая воспринимает государство как отца и надеется на заботу и справедливость. Обе эти категории (каждая по своим основаниям) разочарованы. Как результат появились массовые сомнения в долгосрочных перспективах хорошего.
Власть стала виновата за то, в чем еще совсем недавно ее никто не обвинял. К примеру, когда на все вопросы в середине 90-х годов был ответ “нет денег”, все еще как-то создавалась видимость нахождения на своих местах. Однако теперь не только заражение ВИЧ или полицейский произвол, но и плохая работа транспорта, неубранный мусор, завядшие цветы на газонах, вырубленный сквер, астрономическая в сравнении с зарплатой стоимость недвижимости имеют совершенно иной резонанс в массовом сознании.
Ментальный сбой
Жизнь меняется очень стремительно, причем сама по себе, без чьего-либо специального умысла. Глобализация – это ускоренное протекание исторического времени. При этом в Казахстане на уровне политического руководства управления изменений нет. Не создано системы, способной оперативно и качественно реагировать на новые и нестандартные вызовы. В общем, политическая надстройка не соответствует требованиям момента.
Завышенные ожидания проникают во все элементы жизни страны и проявляют себя в форме несоответствия ресурсов поставленным задачам. Практически это выражается в том, что в отделах продаж частных фирм установлены планки, которых трудно достигнуть в реальности, или от исследовательских структур требуют ответов на вопросы, которые они не могут дать в силу ресурсной базы (интеллектуальный уровень сотрудников, дефицит достоверной информации, отсутствие необходимого инструментария). Доступ к Интернету и хорошая оргтехника, разумеется, вещи важные, но сами по себе они не залог стремительного увеличения производительности труда.
В стране возник феномен “новых угнетенных”, которые по своим статусным, финансовым и образовательным характеристикам под классическое определение “пролетариат” никак не подходят. В основном это менеджеры среднего звена в компаниях и банках, разрывающиеся между валом предъявляемых к ним требований и дефицитом ресурсов. Перманентный производственный стресс накладывается на невозможность полноценного отдыха и дополняется угрозой безработицы. Напряжение в данном социальном звене пока только растет.
Ментальность не меняется либо изменения протекают крайне медленно. Жизнь требует активного продвижения проектного мышления и таких же методов управления (цель – задачи – ресурсное обеспечение – результат), но во многом господствуют процессуальные подходы, где процесс – все, а конечный результат мало кого волнует.
Все больший конфликтный потенциал возникает в точках взаимодействия частных и государственных структур. Они живут как бы в разных измерениях, при этом отрыв коммерческих фирм от государственных органов по формату “цена — качество — время” только усугубляется. Два обширных блока логикой жизни обречены работать совместно, и формы их взаимодействия постоянно усложняются, а находить компромисс им все труднее.
Создается впечатление, что все сели на нефтяную иглу, хотя реальных оснований для такого поведения нет. Подавляющая часть населения оказалась за стенами “сырьевого форта” либо пользуется положительными плодами от его функционирования крайне опосредованно. С другой стороны, издержки добывающей экономики видны невооруженным взглядом. Их материальное оформление в виде роскошных автомобилей и особняков, высоких цен и роста популяции “неадекватных” людей (с точки зрения рядовых граждан) невозможно не замечать.
Предельная разбалансированность
Социальные конфликты наиболее актуальны там, где сильная поляризация населения. О богатых и бедных в Казахстане написано и сказано очень много, но мощное воздействие имущественного фактора абсолютно реально. И оно тоже вносит вклад в неизбежность предстоящих перемен. Человек, у которого в карманах не бывает меньше тысячи долларов (непринципиально, в какой валюте), не может понять пенсионерку, идущую в магазин за несколько кварталов, потому что булка хлеба там на несколько тенге дешевле, чем рядом с ее домом. Проблема усугубляется тем, что решения, определяющие судьбы бедных, принимают богатые, да еще и непрозрачно, без учета рекомендаций экспертов.
Масс-медиа постоянно тиражируют символы успеха по-казахстански (дом — “полная чаша”, высокооплачиваемое место работы, элитные клубы и рестораны, разнообразные предметы роскоши), но легальные дороги к этим вещам крайне узки, а конкуренция на них предельно высокая и не подпадает под определение “справедливая”. Как результат – всегда благоприятная среда для коррупции, откровенного криминала и девиантного (отклоняющегося) поведения. Получается, что мотивация к получению символов успеха массовая, а возможности для ее реализации замкнуты на сравнительно узкий круг.
В предыдущий исторический период (назовем его “безденежный”) проблема спонтанного протеста во многом снималась рядом факторов. Например, низкие цены на водку для мужчин и бесконечные “мыльные” сериалы для женщин существенно гасили протестность либо делали ее неопасной для фундаментальной устойчивости системы. Теперь данный фактор уже не работает в прежней мере. Контакт “успешных” и “неуспешных” граждан стал слишком полным, взять хотя бы изъятие земельных участков или столкновения на трассах. Их неравенство в возможностях от моментов образования до защиты своих интересов в суде также очевидно.
Более четкое оформление государства как организации резко сократило для людей поле свободы. Как политической, так и экономической. В “безденежный” период государство неактивно пресекало незаконные с формальной точки зрения виды деятельности, шире был спектр критики и проблем, разрешенный к освещению в СМИ. Активная динамика увеличения несвободы, выражающаяся в ужесточении санкций за “неразрешенное” с одновременным расширением списка запретного, накапливает негатив внутри социума. Пока он себя еще не проявил из-за высокой цены протеста, но это не означает, что данный потенциал рассосался.
Специфика урбанизированного времени главные очаги напряженности переносит в города. Стали массово оформляться феномены и люди, на которых можно ставить лейбл “агрессивен, водится в мегаполисе”. Современный этап развития породил ситуацию, когда протестность одновременно охватывает и патерналистов, и солдат рынка, и сельскохозяйственных рабочих, и офисных служащих. Механизма, способного установки разных групп населения направить в русло общего развития и прогресса, не наблюдается.
Фаза ясности
Уже накопилась критическая масса людей, которые хорошо понимают, как работает система. Ведь важно не то, есть ли в стране фискальные органы, прокуратура, механизм государственных закупок или конкурсы на места в госаппарате, а как все это функционирует. Правила игры уже устоялись. Большинство они не устраивают. Дальше встает вопрос о том, какой возможен расклад сил между недовольными и теми, кто работает на консервацию сложившейся модели.
Стержень причин недовольства сложившимся порядком вещей кроется в том, что отсутствие правил – ключевое положение действующих правил игры, распространяющееся на любую сферу, где можно применить политические рычаги. При этом обстоятельства смерти Заманбека Нуркадилова, Алтынбека Сарсенбаева и его помощников, Оксаны Никитиной и Асета Бейсенова, создали прецеденты, после которых отыграть назад, куда-нибудь в 2004 год, уже невозможно. Аргумент пули выпущен на казахстанское поле. Причем пришел он не в горы Чечни или на поля Дарфура, а в страну, где на фоне многих замакимов любой комиссар Европейской комиссии просто нищий.
Масса людей, недовольных установившимся порядком вещей на системном уровне, может приобрести элитную недвижимость хоть в Праге, хоть в Женеве. А системное недовольство проистекает из того, что даже в случае отбора бизнеса (само по себе не вяжется с представлением о нормальной стране) нет гарантий справедливого компенсационного пакета. Крупные игроки постоянно стремятся к монополизации, используя для этого отнюдь не рыночные механизмы. Господствует принцип, сформулированный еще Франко: “Друзьям – все, врагам – закон”. При этом никто не застрахован от избирательного применения закона в силу выпадения из числа “друзей” по независящим лично от них обстоятельствам.
Понимание, что жить с имеющимися правилами дальше нельзя – есть, но кристаллизация недовольства опасна. Запросто можно оказаться под прессом санкций якобы за “политическую ущербность”. Возникла ситуация, что если реальная жизнь не совпадает со схемой, то тем хуже для жизни. Поэтому многие люди, которым есть что терять во всех смыслах слова, находятся на сложном перепутье в поисках оптимального выхода из создавшегося положения. Не следует также забывать о больших массах людей, еле сводящих концы с концами и соседствующих с местами, “где роскошь перестает быть разумной” (взято из отечественной телевизионной рекламы).
Внешний фон вокруг Казахстана также стимулирует к переменам. В России закончился период философии нищих, то есть правящая элита в принципиальных моментах уже совершенно не та, какой была в период распада Советского Союза. Распределив активы внутри страны, российская элита задумалась о своих позициях в мегахолдинге “Планета Земля” и способах их усиления. Кыргызстан приятно удивляет разнообразной активностью, потому что там голодно (по средней зарплате разница с Республикой Казахстан в разы), а значит, целенаправленное движение – это жизнь. К востоку от Казахстана – переформатирующийся Китай со многими неизвестными, на юге — скованный страхом, а потому взрывоопасный Узбекистан. В таком окружении невозможно дремать, ковыряя в носу.
Еще острее стал дефицит свежих идей. То, что предлагается стране, вызывает главным образом скуку. На почве завышенных ожиданий и нефтяной лени это тоже стимулирует потребность изменений. Пока нет четкого представления, куда мы идем, но мы там будем.
***
“Правила игры” №11-12 (20-21)