Говорят, он мог умереть еще в младенчестве.
При рождении кроха потерял мать.
Спустя несколько лет по недосмотру он будет ошпарен кипятком. Лечить тяжелый ожог будут “лекари” из “народных” — негашеной известью по свежему еще болевому шоку.
В следующий раз смерть пыталась вспомнить про него, когда он служил в армии, — в горах перевернулся грузовик с ним и тяжелой аппаратурой внутри крытого кузова. И снова чудо, которое, к слову, станет позже жизненным принципом – вне зависимости от обстоятельств цепляться за жизнь. И выкарабкиваться из самых безвыходных, казалось, ситуаций.
Но очередного чуда, которого так жаждали все “мукушевские пацаны”, не случилось.
Во вторник вечером скончался Бахытжан Мукушев.
Ироничная улыбка. Внимательный взгляд. И острое, всегда на грани фола, умение жить, жить по-настоящему, без оглядок и недомолвок. Без терпкой горечи прожитых лет и тени смущения за мелкое и великое. Кажется, все, к чему прикасался Шеф, было обречено со временем становиться своеобразными легендами, нехитрыми журналистскими байками, которые, к слову, он сам был мастак травить.
Безудержный хохмач и блестящий энциклопедист. Отзывчивый собутыльник и жесткий руководитель. Выдающийся журналист и рубаха-парень. Он умел выглядеть официозно, но не быть при этом официальным. Умел быть своим для подчиненных и начальством для руководства. Он умел, словом, жить. И совершенно, вроде бы, не умел унывать.
Он умел говорить. Умел слушать. Не каждый ведь может интересно говорить, ведь так? По несколько часов в день, когда редакционная летучка становилась настоящим бенефисом монодрамы в исполнении главного редактора. И уж тем более – далеко не каждый умеет интересно слушать, вставляя свои “угу” точно к месту и не теряя нити разговора с собеседником, даже пытаясь работать во время логических пауз.
Жечь глаголом он мог сутками. Жег иронией — годами. “Отжигал” — десятилетиями. Даже молодежь не всегда поспевала за ним. Казалось бы, он вот, в душном кабинете, переставляет слова в статье и виртуозно при этом матерится. А Баке давно уже купается в Урале, изящно издеваясь подспудно над редкими прохожими.
А еще, посмеиваясь над самим собой, он часто говорил, что хотел бы накопить на обеспеченную старость. Чтобы развлекать себя вином и в перерывах думать о чем-то великом. Это, наверное, единственное, чего не успел сделать Шеф. И это – самая большая несправедливость по отношению к нему.
Да и ко всем нам.
Он умел, словом, жить. И совершенно, вроде бы, не умел умирать…