Телефонный звонок из Казахстана был пронзительно громким, как вой сирены.
— Ты знаешь наши последние новости?
— В курсе всего, что происходит, за исключением последних трех дней, а что?
— Мукушев… Он скончался 1 апреля. Похороны завтра, 4 -го…
Баке, рука не поднимается писать тебе последнее “прощай”, но и не проститься с тобой не могу. Зная какой силой воли и жаждой жизни ты обладал, так надеялась на твое выздоровление после первой выписки из больницы… И ты бы конечно выжил, выкарабкался, будь ты в ясном сознании. Судьба не оставила тебе даже этого шанса.
Дорогой мой брат, благодарю судьбу за счастье общаться и работать с тобой. Помнишь, как мы с нуля создавали газету, как по объявлениям искали помещение для редакции, как таскали мебель и оргтехнику на 5-й этаж нашего первого офиса на Шагабутдинова? Мои возмущения насчет верхнего этажа ты пресекал шутками, с легкой иронией, дескать, по крайней мере, бутылки с зажигательной смесью закинуть будет гораздо сложнее, и при этом так смеялся! Никто не мог смеяться так, как это умел делать ты, казалось бы в самых сложных ситуациях и когда другим вовсе не до шуток.
А потом была работа, споры до хрипоты по поводу некоторых статей, которые ты не хотел пускать в номер, считая, что могу собственными руками загубить нашу газету. Последним аргументом в этих спорах частенько бывало: “Ухожу, не буду с тобой работать!”. Но утром ты снова появлялся в редакции, спорные материалы благополучно шли в номер и так почти каждый день. Ведь мы договаривались создать такую газету, в которой бы публиковались материалы и о достижениях, и недостатках, как власти, так и оппозиции, поскольку все мы являемся представителями одного и того же казахстанского общества.
А как ты любил и умел работать с молодежью! Приводил в редакцию вчерашних студентов и о каждом из них говорил, как о многообещающем журналисте. На самом деле, это были обычные парни и девчонки, конечно, не без способностей. Но это ты был талантливым учителем, умеющим так отредактировать, что из заурядной статейки получался шедевр. Уж и не помню, сколько раз приходилось восхищаться тем, как мастерски, практически из ничего, благодаря твоей редакторской правке появлялись прекрасные статьи “твоих пацанов”. Именно так ты называл молодую поросль, появлявшуюся в стенах нашей редакции, а на мое очередное удивление ты каждый раз отвечал, что внес совершенно незначительные коррективы. Никто не мог быть таким скромным, как ты.
Баке, тебе наверняка ведомо о том, что многие друзья и коллеги, называли тебя “ходячей энциклопедией”? С тобой можно было говорить на любые темы, ты знал все и обо всем. Причем это были не просто поверхностные знания. Мало того, что ты был великим книгочеем, у тебя была необыкновенная, какая-то фантастически поразительная сверхпамять. Никто из тех, с кем приходилось работать и общаться, не обладал такой кладезью знаний, как ты. Временами, чтобы дать возможность высказаться собеседнику, ты как-то совершенно по-мукушевски восклицал: “Да ты чё?”. Потом терпеливо выслушав оппонента, выражая вроде бы согласие, сопровождая своим неоднократным “угу”, спокойно, в пух и прах разбивал его доводы. Никто не умел так внимательно слушать и, не оскорбляя чувств говорящего с тобой, вести полемику.
Каким ты был добрым и как умел сострадать! Мне всегда казалось, что ты стесняешься своей доброты. Ты очень старался, но так и не научился скрывать своих чувств. Помнишь, когда меня избили у офиса редакции, ты вызвал скорую помощь, потом позвонил в полицию? Пока они ехали в офис, а это всего каких-то 10-15 минут, ты снимал на видеокамеру, а потом фотографировал мое изуродованное лицо. Стоная от боли, спрашивала: “Зачем, ну зачем?”. А ты ответил: “Лирка, я же журналист, снимки пригодятся, ты только не реви и не умирай. Но знай, если умрешь, я напишу самый лучший в мире некролог. А начну я его так: “Вы будете смеяться, но Лира сегодня умерла. Хочешь, я прямо сейчас напишу?”. Ты прикрывался иронией и шуткой, но по вмиг опустившимся уголкам глаз и плотно сжавшимся губам, было видно, как ты страдаешь от боли других людей. И тебе не пришлось выполнить свое обещание, судьба распорядилась по другому.
Ты был прекрасным мужем и твоя Сауле следовала за тобой по жизни, как нитка за иголкой. С самого первого дня вашего знакомства, когда ты впервые увидел ее в заснеженной Караганде, тоненькую, миниатюрную, представшую пред тобой в белой шубке и белой шапочке, она покорила твое сердце своей образованностью, интеллигентностью, умом и нежностью. Вы были чудесной парой, и жестокая судьба распорядилась так, что ты ушел вслед за своей половинкой, за своей единственной любовью, пережив ее всего на семь месяцев.
Ты был заботливым и любящим отцом. Ты бы стал самым лучшим в мире дедушкой для своих внуков, но вам с Сауле не удалось познать эту радость.
Говорят, у каждого есть свои недостатки, пытаюсь вспомнить твои, но были ли они у тебя, не знаю. Что бы ты не делал, писал ли статьи, готовил ли на кухне на скорую руку, гладил ли свои рубашки, ты всегда стремился к совершенству во всем. Ты был замечательным человеком, которого невозможно было не любить. Оглядываясь назад, в те дни совместной работы, понимаю, что это было самое счастливое время. Прости, что не сказала тебе этого при жизни.
Баке, в эти минуты, когда твое тело придают Земле, никакими словами не могу выразить свою боль. Знаю, что пустота, образовавшаяся с твоим уходом, будет заполняться горечью утраты. И не только потому, что по отцовской линии у нас с тобой один корень, одна кровь. Каждый раз, когда теряю родных или друзей, умирает частичка меня. Успокаиваю себя только тем, что хотя бы ты теперь не страдаешь ни душевно, ни физически и верю в то, что твой сын станет таким же уважаемым и любимым всеми. Прощай, дорогой мой брат. Люблю и помню тебя.
Дастан, сынок, я знаю, ты читаешь сейчас это письмо. Держись. Мужайся. Ты обязан жить не только за себя, но и дожить за маму с папой. Я всегда с тобой.