Траектории второй древнейшей

100 лет назад, 5 мая 1912 года вышел в свет первый номер газеты “Правда”. А вчера окончательно оптимизировали газету “Время”

По старому советскому календарю 5 мая — День печати. Для многих моих коллег, кто постарше, это до сих пор дата. О чем хотелось бы сказать в такой связи?

Например, о том, что работа у нас не скучная. На протяжении даже не столетия, миновавшего с выхода первого номера ленинской “Правды”, а тех тридцати лет, что я в профессии, журналистика разительно изменилась. Причем, уже не один раз. Отношение к ней тоже менялось и продолжает меняться. Я имею в виду отношение и властей и читающей публики.

До середины 1980-х, пока пресса была “приводным ремнем партии”, к ней относились довольно равнодушно. Потом произошел стремительный взлет интереса. В 1987 году некоторые московские газеты и журналы резко осмелели, принялись обсуждать запретные политические темы, критиковать начальство – и увеличили тиражи в десятки раз. По утрам у киосков выстраивались огромные очереди. Известный поэт-диссидент Владимир Бурич, отразив общее настроение, написал: “Чего я жду от завтрашнего дня? Газет”.

Вслед за столичной прессой проснулась региональная. Автор этих строк, в те поры молодой спецкор “Казахстанской правды”, тоже написал немало набатных статей на тему “земля крестьянам” и часто выезжал в командировки по письмам трудящихся, защищая социальную справедливость в глубинке. Сейчас уже почти никто не помнит, что перестройка и движение к рынку начинались именно с темы восстановления справедливости. И вон куда нас привело. Чудны дела твои, Господи.

Журналистам тогда доверяли. Их, то есть нас, любили. Коллега Александр Минкин позже напишет, что “журналист” в конце 1980-х это было как орден. На нас надеялись: вот приедет честный корреспондент, во всем разберется и напишет правду. А высокое начальство прочитает и примет меры. Интересно, что в жалобах из казахских районов люди просили прислать обязательно русского журналиста. Писали, что свой легче ведется на дастарханы, на почет. А если не поведется, местные бастыки обязательно найдут в районе его родственников, и они уговорят корреспондента не выносить сор из юрты.

Именно к тем временам относится загадка: что общего между министром и мухой? Ответ: их обоих можно прихлопнуть газетой. Тут было, конечно, художественное преувеличение. Но все же на закате СССР сила печатного слова действительно очень выросла и даже зашкалила за разумные пределы, поскольку мы ни в чем не знаем меры. Земля под ногами качалась в те годы у многих, и высокое начальство не знало, чего ему ожидать от миллионных митингов на Манежной, от раскочегарившейся народной активности, поэтому на всякий случай сильно опасалось общественного мнения и прессы.

Так продолжалось с разными нюансами и в первые два-три года независимости. Хорошо помню, как летом 1992-го первый вице-премьер казахстанского правительства Олег Сосковец (он потом и в России стал первым вице-премьером) — после моей статьи в “Караване” о том, что министерство внешнеэкономических связей подозрительно дорого закупило за границей сахар, поехал в министерство на коллегию и устроил там жесточайший разнос. Буквально клочья летели. И мы в следующем номере дали заметку “по следам наших выступлений”.

Потом газеты продолжали писать о безобразиях, но верхнему начальству уже надо было определяться: или оно реагирует на печатное слово и не дает ворам раздербанивать страну. Тем самым очень усложняя себе жизнь. Или начинает игнорировать прессу.

Громко выражаясь, тут был момент истины. И если бы так называемая казахстанская общественность хоть шевельнулась, хотя бы глухо возмутилась тем обстоятельством что – вот, газеты пишут, а меры не принимаются — то власть бы еще подумала, как дальше себя вести. А так она позволила себе пропускать газетную критику мимо ушей. Аккуратно, с соблюдением процедур.

Какое-то время после этого пресса еще трепыхалась. Затем с набатных высот многие мои коллеги непринужденно спикировали в лакейскую. Потому что круто изменился тренд. Честная гражданственность вышла из моды. А для человека, желающего не отстать от времени, очень важно понимать, что сейчас носят, едят, о чем говорят, как пишут. И если ты не лох, рассуждали эти парни и девушки (иногда очень талантливые), то должен вовремя сманеврировать, не оказаться, выражаясь в соответствии с трендом, маргиналом.

Конечно, вся журналистика и не должна была оставаться гражданственной. Это скучно и пошло, когда вся. Однако наша профессия в середине 90-х потеряла точку опоры, как-то зависла на время – а затем плавно, по воздуху, переместилась в сферу услуг, нашла себе место где-то между косметологией и ресторанным делом. Общественно-политические газеты все чаще стали выполнять работу, оплаченную по прейскуранту. Допустим, мочили Кажегельдина, потом Аблязова. Или, наоборот, объясняли читателям, какое это счастье, что казахская земля хоть изредка рожает таких героев.

Могло ли сложиться иначе? Едва ли. В другие сферы общественной жизни пришел первобытный рынок, и он не мог миновать масс-медиа. Журналистике трудно быть выше и порядочнее, чем само общество. Она всего лишь зеркало, шпигель. Тут просто каждый профессионал должен определять для себя: что в моральном плане он готов делать в счет зарплаты, что — за очень дополнительное вознаграждение, а чего не будет делать ни за какие деньги.

Меня, кстати, забавляет, когда прессу ругают за беспринципность депутаты и вообще политики. Те самые люди, которые преподавали историю КПСС, работали секретарями обкомов по идеологии, насаждали пролетарский интернационализм, а потом трах, бах – сменили ориентацию. И никто не сомневается, что они снова ее поменяют, если ветер подует в другую сторону.

А вот в чем должна была преуспеть журналистика, да не преуспела, так это в формировании цеховой, корпоративной солидарности. Такая солидарность есть у полицейских, у чиновников, у врачей. Работникам прессы она тоже очень нужна, особенно когда их обижают. Однако не сложилось.

Журналистской солидарности нет не только в Казахстане, но и в России, нет ее и у третьего таможенного союзника, белорусов. Причина в том, что общественно-политическая журналистика, как и вся общественная жизнь у нас жестоко разнесена по полюсам. На одном из них стоят обличители кровавого режима, все в белом. С кем им создавать журналистский профсоюз? С “Российской газетой” и “Казправдой”, которые служат, соответственно, Путину и Назарбаеву за сахарную косточку? Из противоположного лагеря картина видится иначе: мы стараемся спасти страну, защищаем традиционные ценности, а наши антиподы — “Новая газета” и “Республика” — продают отчизну американцам и сионистам.

Эти торосы и айсберги не журналисты наморозили. И в одиночку им сложновато растопить лед. Сначала должна стать более цивилизованной, теплой и хотя бы слегка зазеленеть сама общественная жизнь. Пока не зеленеет. И вот буквально вчера казахстанские власти твердой рукой взяли под уздцы уже второй на моей памяти хитромудрый медиапроект (первым был гиллеровский “Караван”), позволявший, балансируя на кромке дозволенного, скоморошествуя, подторговывая всем и хорошо на это зарабатывая, все-таки чаще других добираться до сути вещей и давать слово нашим и вашим. Благодаря “Каравану” и его клону “Времени” пресса почти два десятилетия была у вас местом для дискуссий. Теперь, наверное, это место останется лишь в интернете.

Но вот что автора радует: за минувшие десятилетия в излучинах и складках сурового политического ландшафта, в стороне от циничного мейнстрима, в Казахстане сформировалась вполне качественная журналистика. И снова есть молодые репортеры с честным желанием ехать и разбираться в проблеме, помогать людям. Никуда не делась у многих читателей надежда, что кто-то умный и справедливый приедет, выслушает и напишет правду. Обстоятельства нашей жизни ходят вверх-вниз, меняются общественные формации, но эта честная репортерская тяга не пропадает. Думаю, она будет всегда. И если ты не считаешь читателя глупым человеком, не врешь ему, не торгуешь доверием – у тебя хорошая профессия, баурым.

***

© ZONAkz, 2012г. Перепечатка запрещена