В Москве для некоторых категорий чиновников ввели обязательную процедуру проверки на полиграфе, легендарном “детекторе лжи”. У меня как у журналиста недавно была возможность узнать об этом все подробности и самому пройти опрос.
Главное впечатление по итогам: процедура серьезная. Обмануть “машинку”, если она в руках у хорошего специалиста, практически невозможно. А в том учреждении, о котором я рассказываю, проверку проводит отставной полковник “одной из спецслужб” (так он просил написать, без конкретики). Начинал он эту работу еще во времена СССР. Доброжелательный и моложавый ветеран ростом под два метра в то время “пытал” на полиграфе шпионов и серийных убийц, а теперь опрашивает чиновников.
Как выглядел мой опрос? Он был тестовый, “гостевой”. Автора усадили в удобное кресло и присоединили к рукам и корпусу несколько датчиков: два – для контроля за дыханием, верхним и нижним. Третий мониторил работу сердечно-сосудистой системы. Еще один ловил кожно-гальваническую реакцию (КГР) в пальцах. Под ножками стула находился специальный прибор, который фиксировал все мелкие движения моих ступней. Это для тех смышленых граждан, которые надеются сбить полиграф с толку, тихонько надавливая в нужный им момент на подложенную в носок кнопку или просто подгибая палец ноги.
Затем товарищ полковник взял со своего стола пять одинаковых белых конвертов и предложил мне выбрать один из них. В конверте оказался листок бумаги с нарисованной на нем геометрической фигурой (в моем случае это был ромб), напечатанным словом (карнет) и кодом – (А-561). Надо было записать это все на другом листке и спрятать себе под бедро. А конверт положить рядом на столике. Полиграфологу предстояло угадать, что за фигура, слово и код мне достались.
Я сидел лицом к стене, глядя в объектив видеокамеры, а полковник сидел у меня за спиной, за столом с ноутбуком. Он сказал, что сейчас, для начала, будет называть мужские имена, в том числе мое собственное. И спрашивать, так ли меня зовут. Я должен во всех случаях отвечать “нет”. Это делается для того, чтобы тестируемый привык к процедуре, а тестирующий отметил индивидуальные особенности его физиологических реакций и настроил прибор.
Полковник также спросил, есть ли у меня сыновья и попросил назвать их имена. Дальше имена обоих моих сыновей не упоминались в опросе, поскольку эти слова тоже относятся для тестируемого к категории значимых и могут внести погрешности в результаты опроса.
Мы “прошли” три или четыре круга. То есть опять и опять у меня за спиной раздавалось – вас зовут Иван? Нет. Сергей? Нет. Виктор? Нет. Александр? Нет…
Затем полковник выяснил особенности моих реакций и стал задавать вопросы про геометрическую фигуру из конверта: у вас там был треугольник? Нет. Квадрат? Нет. Ромб? Нет. Круг? Нет.
Потом точно так же разбирались со словом и кодом.
Вскоре полиграфолог объявил, что в конверте у меня ромб, слово “карнет” и код А-561. На всякий случай открыл четыре остальные конверта: там были другие фигуры, слова и коды.
После этого он пригласил меня за свой ноутбук и стал объяснять, как это работает. Показал графики, которые передавали мои реакции при прохождении первого теста, на имена:
— Видите, когда вы скрываете свое имя, у вас происходят некоторые изменения в сердцебиении. В дыхании наблюдается урежение, а амплитудные колебания КГР являются максимальными. Это происходит даже в тех случаях, когда человек очень хорошо владеет собой, а скрываемая им информация не содержит для него ни малейшей опасности.
И правда, каждая из линий на графиках заметно подпрыгивала в одном и том же месте.
Причем, когда вопросы повторялись по второму и третьему разу, линия начинала слегка подскакивать и на предыдущих словах. Как пояснил полковник, это называется “реакция ожидания”, — потом большой подскок на “Виктор” — и дальше спокойный график.
А затем, прояснив особенности индивидуального реагирования опрашиваемого на значимые для него вопросы, уже легче разобраться, когда человек неискренне отвечает насчет геометрической фигуры из конверта, слова, кода и вообще чего угодно.
Дальше мы очень интересно поговорили с полковником о чиновниках. Какие вопросы он им задает, прояснив неповторимость реакций?
Самые что ни на есть профильные. “Получали ли вы когда-нибудь крупное незаконное вознаграждение?” “Принимали когда-либо решения в рамках своей компетенции, руководствуясь личными корыстными целями?” И так далее.
Профессионализм полиграфолога состоит в том, чтобы опрашивать клиента методически корректно. Вот, допустим, распространенная ситуация: незадолго до опроса человеку подарили на юбилей хорошие часы или дорогую вазу. И во время теста на вопросе о крупном незаконном вознаграждении все датчики у него вздрогнули. После этого полковник аккуратно пытается прояснить, что там была за награда. Если испытуемый идет навстречу и раскрывает подробности, то вносятся уточнение в вопрос, вплоть до конкретного указания “кроме китайской вазы, подаренной на 50-летие”. Графики после этого иногда успокаиваются, и вопрос насчет крупного незаконного вознаграждения выпадет из категории значимых.
Попутно надо заметить, в Москве уже сформировался рынок полиграфологов высокого класса. Особенным спросом пользуются специалисты, тестирующие граждан и гражданок относительно супружеских измен и других интимностей. Там хорошие деньги, но полковник говорит, что это не для него.
Когда два года назад ветеран только приступил к работе в своем нынешнем кабинете, отрицательные результаты показывали более половины опрашиваемых чиновников. То есть для них, даже после всех методически корректных уточнений про китайскую вазу, вопросы насчет незаконного крупного вознаграждения и решений с корыстными мотивами оказывались значимыми. А теперь результаты совсем другие. Полковник дал мне точные цифры за последние два месяца: отмечается уменьшение отрицательных результатов в разы.
Что происходит? Под жестким излучением технического прогресса московская коррупция усыхает до размеров брюссельской?
Как бы ни так. Она по-прежнему пышно цветет, кустится и сохраняет глубокие корни. Потому что, во-первых, полковника допустили опрашивать только определенную категорию чиновников. Тех, что имеют отношение к одной конкретной сфере столичной экономики (хотя и очень важной) и работают на определенных, далеко не самых верхних позициях. На этих позициях постоянно происходит ротация кадров. На опросы в страшный кабинет с проводами идут новые люди, еще не успевшие совершить тех деяний, от которых во время теста учащается сердцебиение и подпрыгивают электрические импульсы в пальцах.
А кто-то, конечно, и мог бы успеть, но решил погодить.
Во-вторых, говорит полковник, его заключения по итогам опроса лишены категоричности. Там нет определений “берет взятки” или “склонен к совершению корыстных преступлений”. А только – такие-то и такие вопросы “являются для опрашиваемого значимыми с вероятностью 93-98 процентов”. Дальше должен решать начальник протестированного чиновника.
Наверное, у вас тоже созрел главный вопрос: проходят ли обследование на полиграфе большие московские руководители. Нет, не проходят. А руководители руководителей? Тоже нет.
Тостуемый (то есть тестируемый, извините) клерк пьет свою чашу до дна в одиночку. Рыба гниет с головы, но чистят ее с хвоста.
***
© ZONAkz, 2012г. Перепечатка запрещена