Акционер АО “Мангистаугеология” Ерлан ИНКАРБЕКОВ: “Казахстанские нефтяники столкнулись с грузинской бюрократией”

***

— Мы уже вложили в него около 5 млн долларов и видим конкретные перспективы. Проведенные нами исследования указывают на возможность нахождения нефти в западных районах Грузии. Конечно, это будут не крупные и легкие в эксплуатации структурные залежи, а мелкие нефтяные ловушки, в которые надо уметь попасть и затем собирать их в одну корзину. Это кропотливая и дорогостоящая работа, без сверхприбылей. Однако если цена на нефть будет держаться, то мы видим смысл продолжать разработки. Лицензия “Аксай BMC” была выдана в 2006 году сроком на 25 лет, и мы хотели бы оставаться и работать в Грузии все это время.

— Лицензионный участок составляет более 5,2 тыс. квадратных километров и граничит с Черным морем на протяжении около 200 километров. Согласно условиям контракта, наша работа была разделена на три этапа. Первый — оцифровка и анализ имеющегося материала, второй — проведение сейсмики, и третий — бурение не менее одной скважины. Первый и второй этап мы прошли. Полевые работы проводились весной-летом 2011 года, и это было сложно, так как мы использовали буровзрывной метод, а данная территория плотно заселена и содержит много заповедных зон.

Лондон может предать Вашингтон

28.10.2024 13:303162

Тем не менее, мы сделали первую в Западной Грузии 3D-сейсмику в высоком разрешении. Ее обработкой и интерпретацией занималась американская компания PGS. Были выявлены новые объекты на небольшой глубине — до 1 тысячи метров — которые не видны на старой, проведенной еще в 80-х годах 2D-сейсмике. Мы также взяли на баланс две старые скважины, обустроили инфраструктуру, провели рекультивацию земли там, где были выбросы старой нефти. Трудоустроили местное население — 90% наших сотрудников составляли граждане Грузии. Все это мы завершили в конце 2011 года. А в марте 2012 года начались проблемы, из-за которых дальнейшая работа приостановлена до сих пор.

— По контракту у нас был срок до мая 2012 года, чтобы пробурить скважину. В октябре 2011 года мы получили предварительный, а в январе 2012 года — окончательный отчет о проведенной сейсмике. Мы начали готовить проект бурения, который — согласно контракту — должны были представить на согласование в координационный комитет. Параллельно мы начали готовить в Казахстане станок и материалы для бурения, поскольку для их доставки в Грузию требуется несколько месяцев. В марте 2012 года мы вышли на комитет с нашим проектом, который предусматривал бурение трех тысячеметровых скважин, и неожиданно столкнулись с отказом.

Национальное агентство нефти и газа Грузии потребовало переделать проект так, чтобы он предусматривал бурение как минимум на 2200 метров. А для этого нужен другой станок, другие материалы и другие сроки. Ведь только для самого процесса бурения на 2200 метров необходимо четыре месяца, а подготовка в условиях Грузии занимает полгода. Чтобы завезти в Грузию только станок, который будет бурить такую скважину, необходимо 45 железнодорожных платформ. Это целый состав, который должен выехать из Казахстана, пересечь на пароме Каспийское море, прибыть в Азербайджан, стать на колею и доехать до места назначения в Грузии, проходя на границах все таможенные процедуры. Еще один железнодорожный состав потребуется для доставки материалов.

— Тем, что в контракте записано, что мы должны проверить самый глубокий горизонт. Но самый глубокий горизонт — это может быть и 5 тысяч метров, и 7 тысяч метров. Кто сказал, что 2200 метров — это самый глубокий горизонт? То есть, по контракту получается, что компетентный орган может заставить нас бурить и скважину, подобную Кольской сверхглубокой — это 12 262 метра. В то время как исследования показали, что бурить больше тысячи метров — бессмысленно. Отмечу, что в нефтяной геологии термин “глубокий горизонт” вообще не существует, есть только перспективные горизонты. Фактически, эта запись в контракте не соответствует общемировой практике и является попросту ошибкой, в том числе нашей, допущенной при подготовке документа.

Если бы в марте нам разрешили действовать по нашему проекту, то мы успевали уложиться в сроки. Но пришлось составлять новый проект. Он был готов в апреле, и мы начали согласование с агентством, однако около месяца не могли собрать координационный комитет. Заседание удалось провести только в мае, проект быстро одобрили, но в этом же месяце истек срок нашего контракта. В агентстве недропользования согласились перенести сроки третьего этапа. Мы хотели отодвинуть их до конца 2012 года, а в агентстве — до сентября, в итоге согласились на 1 декабря.

Но из-за мощной бюрократии только в августе удалось подписать соответствующее дополнение к контракту. До тех пор пришлось ждать — мы же не можем инвестировать миллионы, не имея на руках документов. Поэтому только с сентября начались поиски нового станка для бурения и необходимых материалов. И, конечно, мы не могли уложиться в столь малый срок, поэтому все опять повисло в воздухе. У нас есть лицензия, но нет контракта, без которого мы ничего не можем предпринять.

— Руководство “Аксай BMC” еще в октябре и ноябре прошлого года официально предупреждало местное агентство нефти и газа, что мы не успеем, что необходимо продление контракта, однако безрезультатно. В Грузии прошли выборы, к власти пришло новое правительство, которое стало принимать дела от предшественников. Нашим профильным министром оказался Каха Каладзе. Понятно, что он не специалист в нашей сфере. А начальник агентства недропользования остался тот же самый — он достался господину Каладзе в наследство от прежней власти, и министр полагается на его мнение, хотя по нашему вопросу к нему обращалось и посольство Казахстана…

Мы несколько раз писали письма на имя Кахи Каладзе, обращались к премьер-министру Бидзине Иванишвили, писали начальнику агентства Георгию Татишвили, предлагали встретиться и обсудить все вопросы, но не получили никакого ответа. Теперь наши главные ожидания связаны с заседанием казахстанско-грузинской межправительственной комиссии по экономическому сотрудничеству, которое скоро должно состояться в Астане. Надеемся, что будет привлечено внимание к ситуации, в которой оказалась “Аксай BMC”, и удастся преодолеть бюрократические барьеры.

— Тогда мы будем вынуждены подавать в суд на правительство Грузии за нарушение условий соглашения. Есть ряд вопросов, к которым мы можем апеллировать. Например, в подписанном контракте ничего не сказано о заповедных зонах, которые присутствуют на нашем лицензионном участке, и на которых мы не можем работать. Но, конечно же, это нежелательный сценарий. Мы предпочли бы спокойно договориться, обсудить все вопросы и получить необходимое время для продолжения работы. Ведь, по сути, вся проблема утыкается в бюрократию и непонимание специфики нашей работы со стороны чиновников.

Прежнее руководство агентства нефти и газа Грузии говорило нам, что смысл существования этого ведомства заключается в оказании помощи предпринимателям при решении сложных и бюрократических вопросов во взаимоотношениях с государством. А в чем смысл сейчас, если они даже на письма не отвечают? Между тем это наносит вред не только нам, но и грузинской стороне. Ведь только по минимальной программе, а это две скважины, которые мы хотим пробурить в ближайшие полтора года, мы инвестируем около 6 млн долларов. Мы уже подыскали в Грузии людей, которые могут заниматься бурением, и наши бригады на 90% будут укомплектованы местным персоналом. Это означает трудоустройство около 50 человек на каждую скважину, не говоря уже о кухне и других побочных вещах.

— У нас есть хороший контакт с американской компанией ION-GXT — это глобальная компания, входящая в пятерку мировых лидеров по проведению сейсмики и работающая одновременно во всех четырех океанах планеты. Она специализируется на спекулятивной съемке, а грузинское агентство недропользования давно хочет привлечь какого-нибудь инвестора на оффшор, то есть — в морскую акваторию. Но никто на оффшор Грузии не идет.

Компании мирового уровня не привлечь тендерами — с ними надо работать по-другому. И они смотрят широко, на всю региональную геологию. То есть, в нашем случае, это — геология Черного моря, это — геология Туапсинского прогиба, который сейчас очень актуален. Причем нефтяные гиганты обращают внимание на заключения только тех компаний, которым они доверяют. ION-GXT является одной из таких компаний — и единственной компанией, эксперты которой посчитали, что Рионский бассейн может быть продолжением Туапсинского прогиба.

Летом прошлого года мы привели в агентство представителей ION-GXT, и они сказали: давайте мы проведем исследования, будем работать вместе с “Аксай BMC”, сделаем работу за свой счет и привлечем бигмейджеров. Речь идет о сейсмике прибрежной зоны, это работа на 4-5 млн долларов. ION-GXT была готова потратить свои деньги, а на работах были бы трудоустроены местные кадры. На что господин Татишвили ответил: хорошо, но вы еще заплатите деньги в бюджет.

Такое никак в голове не укладывается. ION-GXT делала ту же самую работу на побережье Турции, Украины, России, в других местах. Власти всех этих стран платили им за работу, по итогам которой в эти оффшоры стали приходить крупнейшие нефтяные компании. А тут правительство Грузии требует, чтобы компания, готовая сделать все за свой счет, еще и заплатила бы ему в бюджет. Американцы потом долго возмущались. Агентство недропользования упустило шанс бесплатно получить материалы, с помощью которых оно могло бы гораздо успешней, чем сейчас, привлекать инвесторов.

— Мы обсуждали этот вопрос с “КазМунайГазом” (КМГ). Но они — не специалисты по оффшору. У них нет ни технологий, ни опыта оперирования на морских месторождениях. “КазМунайГаз” имеет доли на Кашагане и других оффшорах, но присутствует там лишь в качестве акционера. Сейчас они только начали делать первые шаги на одном блоке. КМГ заинтересовался нашей идеей и, главным образом, исходя из фактора транспортного коридора.

Одно из направлений проекта “Великий шелковый путь” проходит через Грузию, и “КазМунайГаз” выстраивает здесь свою инфраструктуру. В частности, через “КазТрансОйл” владеет Батумским нефтяным терминалом и управляет Батумским морским портом. Но КМГ не может сам квалифицированно оценить, есть ли перспективы у проекта добычи нефти на морском шельфе Грузии. Если к этому проекту подключится какая-нибудь солидная компания с соответствующим опытом, то КМГ с большой вероятностью согласится стать членом консорциума. Членом, но не оператором.

Работать на оффшорах — это большой риск, и даже компании-гиганты стремятся диверсифицировать такие проекты, создают консорциумы, чтобы не рисковать в одиночку. Такова общемировая практика, практически все оффшоры разрабатываются консорциумами. Поэтому в Грузии у нас получается тупик. “КазМунайГаз” не придет, пока не увидит перспективу, пока не появится надежный партнер. ION-GXT видит перспективу, но ему нужно разрешение правительства Грузии.

Правительство Грузии говорит: заплатите деньги, тогда разрешим исследовать шельф. И все упирается в такое вот непонимание. Между тем, даже если в акватории Грузии не будут найдены месторождения, консорциум вложит минимум 50 млн долларов только в то, чтобы посмотреть — есть здесь нефть или нет. Это — хорошие деньги для грузинской экономики. Но бюрократия и непонимание убивают перспективные проекты.

***