Алматы. 16 июля. КазТАГ – Тулкин Ташимов. Два недавних события, а именно сообщение о том, что казахстанское правительство требует от консорциума, разрабатывающего Кашаган, начать добычу к 6 июля, и решение компании “Казахмыс” приостановить работу Жезказганского медеплавильного завода в связи с реконструкцией, наводят на довольно грустные мысли.
Примечательно и то, где и когда была размещена информация о давлении со стороны властей на консорциум инвесторов – 20 июня в итальянской газете La Stampa. На первый взгляд, очень похоже на примитивный слив информации со стороны консорциума. Кстати, надо признать, что иностранные инвесторы довольно часто используют такой метод, чтобы достучаться до казахстанских властей.
Старо, как мир? Ну, да. Но не в этом суть дела.
Случайно это случилось, или нет, но именно 20 июня, в день, когда La Stampa сообщила о давлении на консорциум, “Казахмыс” приостановил Жезказганский медеплавильный завод в связи с реконструкцией.
Складывается впечатление, что власти в большей степени озабочены имиджевыми проектами, пытаются удивить мир, но не хотят работать. В частности, с “Казахмысом”, чтобы заставить руководство компании заботиться о своих работниках.
Оно и понятно. Имиджевые проекты приносят славу, почет и уважение, тогда как забота о соотечественниках – ничего, кроме головной боли.
Правда, похожая на неправду
По сути, Кашаган – это своего рода валерьянка для кота. Думаю, если и не назову, кого конкретно подразумеваю под котом, многие и так догадаются.
Главный вопрос Кашагана – когда начнут коммерческую добычу. Между прочим, по срокам ее начала высказано много различных версий. Останавливаться на них нет никакого смысла. Почему? Потому, что власти и инвесторы по-разному оценивают начало коммерческой добычи на Кашагане. Для властей этот вопрос в большей степени политический, нежели экономический. Начало добычи – это признание Казахстана как нефтяной супердержавы. Для консорциума начало добычи – вопрос чисто экономический. Как только нефть пойдет, инвесторы начнут отбивать свои инвестиции.
Но цель, которую преследует Казахстан, сложно назвать большой. Причина проста. Россия уже сейчас по факту является газовой супердержавой, однако этот статус не дает никаких преимуществ.
Да, увеличение добычи нефти будет способствовать экономическому росту, однако такой рост нельзя назвать долгосрочно стабильным. И потом, статус сырьевой супердержавы, по большому счету, ведет к деградации общества. Деньги, которые под большим давлением фонтанируют из нефте- и газоскважин, расхолаживают общество. Оно привыкает к халявным деньгам, не хочет и не может совершенствоваться, модернизировать сознание, заниматься реальным бизнесом.
Вспомните голландскую болезнь, когда экономика, построенная на нефтедолларах, просто обрушилась. Вспомните начало мирового финансового кризиса, когда цена барреля нефти на мировом рынке упала до уровня, при котором Казахстан мог объявить себя банкротом. Тогда нас спас Нацфонд, но бесконечно долго так продолжаться не может.
В то же время для консорциума начало коммерческой добычи на Кашагане – это начало возврата сделанных ими инвестиций в разработку месторождения.
Но что-то пошло не так, быть может, власти перестарались. Сегодня некоторые члены консорциума озабочены иным: продать свои доли, вернуть инвестиции и получить прибыль. Рост спекулятивных настроений опасен еще и тем, что опытные нефтяники могут уйти с технологически весьма сложного объекта, а на их место могут прийти неопытные.
То есть, изначально власти и инвесторы по-разному оценивают запуск Кашагана. Поэтому стороны далеко не всегда понимают друг друга, а если и понимают, то выглядит это со стороны крайне неубедительно.
Кашаган – дело, по мнению властей, первостепенное. Но оно не должно затмевать собой другие проблемы. В частности, социальные. Например, судьба работников Жезказганского медеплавильного завода, которые оказались практически на улице.
Если власть ответственна, то именно эта проблема должна стать превалирующей. Потому что на фоне победоносного шествия по стране госпрограммы форсированного индустриально-инновационного развития (ГПФИИР) закрытие отдельно взятых уже имеющихся предприятий – тот еще форс-мажор.
Это правда. Но, правда, очень непохожая на правду, к сожалению.
Инстинкт самосохранения
Меня не может не нервировать одно обстоятельство: власти получают большое удовольствие от самого процесса открытия новых предприятий и не хотят всерьез интересоваться судьбой старых. Вспомните Жанаозен, когда о работниках нефтяной компании вспомнили только тогда, когда они вышли на улицы.
Сегодня открыли новое предприятие, завтра оно уже старое. Если следовать этой логике, то судьбу нефтяников Жанаозена, а также работников Жезказганского медеплавильного завода могут повторить работники предприятий, открытых в рамках ГПФИИР.
Всего лишь предположение, но, к великому сожалению, больше похожее на правду.
Возможно, что руководство “Казахмыса” и не собирается закрывать предприятие.
Все возможно.
Однако… Для менеджмента “голубой фишки” Жезказганский медеплавильный завод, как и для консорциума Кашаган, чисто коммерческий проект. Выгодно – работать будут, невыгодно – закроют. Здесь, как говорится, не до сантиментов.
Хотя, по большому счету, власти должны были озаботиться судьбой работников реконструируемого предприятия. Ведь реконструкцию, если предприятие выгодное, а продукция конкурентоспособная, можно вести, не останавливая производство. Об этом мало кто подумал.
Власти же просто обязаны действовать, исходя из инстинкта самосохранения. Так как люди остались без работы, они являются той самой гремучей массой, которая может дестабилизировать обстановку в стране.
Но властям не до этого. Особенно тогда, когда консорциум противится досрочному запуску коммерческой добычи к такой знаменательной дате, как День столицы.
Между тем в обществе ходят упорные слухи о том, что реконструкция завода – это, скорее, повод, чтобы закрыть предприятие. Причин для этого более, чем достаточно.
В первую очередь, это истощение запасов Восточно-Казахстанского рудника. Руководство “Казахмыса” вроде даже пыталось продлить жизнь предприятия, для чего и назначило генеральным директором горно-перерабатывающего комплекса ТОО “Корпорация “Казахмыс” Бахтияра Крыкпышева. Он должен был продлить жизнь региона, причем, без вложения серьезных инвестиций.
В начале апреля 2013 года Крыкпышев провел рабочее собрание с коллективом, на котором отметил, что в районе карьера “Западный” были обнаружены значительные запасы руды, около 3 млн тонн, которые восполнят выбывающие мощности Восточно-Жезказганского рудника. Но это заявление так и осталось просто заявлением.
Между тем денег на разработку якобы обнаруженных запасов “Казахмыс” так и не выделил, а спустя некоторое время остановил производство на реконструкцию. Странно.
При этом верить тому, что “Казахмыс” обеспечит работой и достойным заработком всех работников Жезказганского медеплавильного завода, по крайней мере, наивно. Планы компании задействовать часть рабочих на реконструкции, а другую часть перевести на другие предприятия видятся как подготовка к полной остановке завода.
Не справятся?
Если “Казахмыс” на самом деле захочет закрыть Жезказганский медеплавильный завод, то власти могут пойти другим путем: выкупить актив, наладить производство, естественно, с учетом всех уже имеющихся факторов, в первую очередь, с сырьем. Власти такой опыт уже имеют.
Вспомните, как в начале августа 2009 года президент Казахстана Нурсултан Назарбаев торжественно открыл строительство железной дороги “Хоргос – Жетыген”. Потом, спустя некоторое время, стало известно, что работы по строительству железной дороги даже не начаты в связи с отсутствием финансирования. Реальное же строительство было начато только год спустя, в 2010 году, и то после того, как Казахстан занял у Китая 13 млрд долларов, часть из которых пошли на финансирование строительства дороги.
Именно тогда власти фактически забрали проект из рук концессионера.
Как получилось? Чтобы понять это, нужно покопаться в предыстории.
В марте 2008 года министерство транспорта и коммуникаций РК определило победителя тендера на строительство дороги. Им стало ТОО ENRC Logistics, транспортное подразделение группы ENRC. До конца 2012-го концессионер должен был построить дорогу, а потом в течение 24 последующих лет вернуть вложенные инвестиции.
Но проблемы у концессионера начались с самого начала работы. Сначала он просил у правительства тарифы, отличные от тарифов “Казахстан Темир Жолы”, потом льготы по налогам. Все эти обращения так и остались без ответа. В конце июня 2009 года, исчерпав возможности прийти к компромиссу, концессионер официально заявил о выходе из проекта. Одновременно правительство заявило о начале строительства дороги силами специализированного подразделения КТЖ за счет государства.
Как оказалось, у государства не было денег, чтобы закончить проект.
Поэтому вариант, при котором власти выкупят Жезказганский медеплавильный завод, инвестируют средства в сырьевую базу, оптимизируют процесс доставки сырья на производство и обеспечат конкурентоспособность продукции, очень сложно назвать перспективным. Не дай бог, получится, как с железной дорогой.
Сдавать объекты, когда их построят
Вообще советская практика сдачи объектов к памятным датам порочна. Отсюда спешка, несоблюдение технологических норм, авралы, которые ведут к строительству объектов по принципу “тяп-ляп”.
Вероятно, дело в различной работе левого и правого полушарий мозга.
Полагаю, еще в 2010 году одно из полушарий людей во властных структурах отдавало себе отчет в том, что в декабре 2011 года, ко Дню независимости, нельзя сдать сразу все шесть объектов в Астане: медиа-центр, Дворец школьников, театр оперы и балета, мечеть “Хазрет Султан”, триумфальную арку, завод по выпуску пассажирских вагонов “Тулпар-Тальго”. Но другое полушарие мозга, по всей видимости, считало, что можно.
“Другое полушарие мозга”, видимо, имеет неограниченный доступ к главе государства и в чем-то его убеждает. Поэтому в апреле 2012 года президент РК Нурсултан Назарбаев на совещании по вопросам развития Астаны потребовал к 6 июля сдать мечеть “Хазрет Султан” и театр оперы и балета. Однако если мечеть была сдана в срок, то театр был сдан в эксплуатацию годом позже.
Боюсь, если чиновники будут всегда думать “другим полушарием мозга”, то проблем в Казахстане станет еще больше. А это опасно. Крайне опасно.
Проблема в том, что кампанейщина – штука очень заразная. Поэтому в погоню за сдачей объектов к памятным датам часто включаются и власти на местах. Например, в Усть-Каменогорске новый автомобильный мост, строящийся в створе улиц Крылова – Астана, местные власти планируют сдать ко Дню города, который празднуют в сентябре.
И таких примеров по Казахстану – море. Поэтому компанейщина – это не частность, а тенденция.
Между прочим, она затронула и объекты в рамках ГПФИИР. Как правило, запуск новых предприятий в рамках госпрограммы местные власти стараются приурочить к большим праздникам. И для местных властей “галочка”, и шефы в Астане довольны.
Впрочем, нельзя сказать, что практика сдачи объектов к памятным датам только порочна – она еще и небезопасна.
В свое время местные власти всеми силами подгоняли строителей, задействованных при строительстве микрорайона Бесоба в Караганде. Спешили. Хотели успеть. Может, и успели. Но вышло так, что в апреле 2012 года один из жилых домов микрорайона рухнул. Видимо, и строители тоже спешили, хотели успеть. Может, и успели…
Имидж – все
Еще одним примером, почему властям важнее имидж за рубежом, чем решение внутренних социальных проблем, может служить то, как они боролись за право проведения в Казахстане EXPO-2017. Боролись, кстати, бескомпромиссно.
22 ноября 2012 года в Париже в рамках 152-ой сессии Генеральной ассамблеи Международного бюро выставок (МБВ) EXPO столица Казахстана Астана была выбрана местом проведения международной выставки EXPO-2017.
Казахстан, засучив рукава, взялся строить “зеленую” экономику. Почему именно “зеленую”? Потому что Астана опередила город Льеж и выиграла право на проведение EXPO-2017 с темой “Future Energy” – энергия будущего, или “зеленая” энергия”.
Где она, “зеленая” экономика, если Казахстан около 42% энергии вырабатывает из угля, 39% – из газа, 17% – из нефти? Между тем доля возобновляемых источников энергии (ВИЭ) составляет всего 0,2%. Кто-то скажет: нам нужно развивать ВИЭ, чтобы увеличить его долю. В ответ могу лишь задать вопрос: а как их развивать, если государство хочет привлечь бизнес, а он не видит в ВИЭ выгоду?
За меня ответит отчет счетного комитета за I квартал 2013 года, согласно которому не начато строительство запланированных 7 гидроэлектростанций и 3 ветроэлектростанций в связи с отсутствием инвесторов.
Властям кажется, что вопрос инвестиционной привлекательности отрасли очень простой: пропишем в законодательстве льготы, и все закрутится.
Не закрутится. С теми людьми, которые на сегодняшний день сидят на ключевых государственных постах, такие задачи априори не выполнимы. Они способны исключительно тратить, но не работать.
Так, при подаче заявки на проведение EXPO-2017 представители казахстанской делегации указали сумму затрат, планируемую для организации и проведения мероприятия в 1,25 млрд евро, или 242,3 млрд тенге. Для сравнения: Льеж был много скромнее и указал сумму всего в 600 млн евро.
Власти намерены удивить гостей EXPO-2017 и остальной мир. В эту кампанию, к большому сожалению, включился и глава государства.
Так, 6 декабря 2012 года президент РК дал задание архитекторам, художникам и дизайнерам Казахстана придумать для EXPO-2017 уникальный архитектурный шедевр, “который станет не только символом EXPO-2017, но и войдет в мировую сокровищницу архитектуры и градостроительства”. “В свое время возвели под Всемирную выставку Эйфелеву башню в Париже и Хрустальный дворец в Лондоне”, — отметил он.
При этом во всем мире считают деньги, экономят, а мы продолжаем их тратить.
Астана в конкурсе на право проведения EXPO-2017 победила не только Льеж, но и Оттаву (Канада), и Новый Южный Уэльс (Австралия). Канада сняла свою заявку на участие в связи с тем, что правительство пошло на конфликт с мэром города Эдмонтон. Новый Южный Уэльс после жарких дебатов на тему нехватки бюджета даже заявку не успел вовремя подготовить.
В то же время…
В то же время в Казахстане закрываются заводы, предприятия.
Накануне распада СССР в Казахстане действовало 18 швейных фабрик, которые были оснащены новым импортным оборудованием. После получения страной независимости большинство этих предприятий были развалены и закрыты.
Так, в 2008 году окончательно прекратили работу Алматинский хлопчатобумажный комбинат и оснащенная современным германским оборудованием единственная в стране ковровая фабрика “Алматыкилем”. В шерстеперерабатывающей отрасли, к примеру, фактически действует лишь одно предприятие – Каргалинский суконный комбинат. В Шымкенте от большого завода по выпуску каракуля на экспорт остался только музей.
Сейчас Казахстан производит около 98 тыс. трикотажных изделий – по одной вещи на тысячу казахстанцев.
В марте 2009 года тогдашний министр индустрии и торговли Владимир Школьник на селекторном совещании правительства заметил, что “на текущий момент число предприятий в Казахстане, которые частично или полностью остановили свое производство, составляет 283”. “На этих предприятиях работали 141148 человек”, — уточнил он.
Процесс закрытия предприятий активно шел в 2010-м, 2011-м и 2012-м годах, но на фоне ГПФИИР о закрывающихся предприятиях никто не вспоминал. Не до этого.
Не вспомнили об этом и тогда, когда в марте 2012 года прекратила работу табачная фабрика компании “JTI Central Asia” в Шымкенте, в связи с чем были уволены 80 человек.
Не вспомнили и тогда, когда недавно на карагандинском заводе Silicium Kazakhstan отключили оборудование, после чего предприятие остановят. Уже с марта 2013 года рабочим завода не выплачивают зарплату и около года им не переводят пенсионные отчисления. Теперь около 400 рабочих и вовсе потеряют работу, попав под сокращение.
А что делать-то?
Как заставить власти заботиться о действующих предприятиях, а не гнаться за числом новых? Ведь если прибыло здесь, убыло – там, то на выходе получится ноль. В таком случае миллиарды тенге, затраченные на открытие новых предприятий, – это деньги, сброшенные в мусоропровод.
Или, если точнее, то бег по кругу. Бежать – бежим, но никто не знает протяженность дистанции и где на самом деле находится финишная лента. И потом, кто в Казахстане точно знает, насколько эффективна ГПФИИР? Нам сообщают лишь о количестве запущенных производств. А вместе с тем открывать новые предприятия довольно сложное занятие. И невыгодное.
Помню один случай с казахстанским предпринимателем, который хотел открыть завод керамической плитки в Астане. Он был согласен бегать по кабинетам, упрашивать чиновников дать соответствующие разрешения, собрать кипу бумаг. Но он не оказался готовым платить за землю такие большие деньги, которые изначально всю его затею с производством сводили на ноль.
Недолго думая, он уехал в Германию, где муниципалитет своими силами все бумаги собрал и дал льготы по налогам. Главное условие – чтобы он в течение всего льготного периода не сокращал работников, граждан Германии.
Ну, и самое главное. Налоговый инспектор в Германии отчитывается перед своим руководством не по количеству штрафов, выжатых из предпринимателей, как в Казахстане, а по тому, как на его территории развивается бизнес. Поэтому он имеет право реструктуризировать задолженность по налогам (у нас для этого нужно разрешение налоговых департаментов или налогового комитета), разработать с должником график платежей, и несет персональную ответственность за его выполнение. Любое закрытие бизнеса на его территории – это минус, новые производства – плюс.
Чтобы в Казахстане была приличная промышленная инфраструктура, и мы с боязнью не следили бы за ценами на нефть, власти просто обязаны заботиться об уже действующих предприятиях. Отечественные налоговики должны не искать причины придраться к бизнесу и “срубить” с него денег, а наоборот – должны помогать ему.
Но во главе всего – прозрачность власти и ее подотчетность обществу. Тогда налоговик будет служить не своему начальнику, а обществу; чиновники включат оба полушария мозга, и нам не нужно будет инициировать такие проекты, как ГПФИИР, строить громадные планы и тратить миллиарды тенге.
Тогда все станет намного проще. Власть перестанет требовать ввода крупных проектов к знаменательным датам, станет заботиться об уже существующих заводах-фабриках, жизнь наладится, а социальные проблемы будут связаны с одним-единственным обстоятельством – жить еще лучше.
***
© ZONAkz, 2013г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.