Пришло время, читатель, познакомить вас с фундаментальной работой американского философа Джона Роулса (John Bordley Rawls, 1921-2002) «Теория справедливости». Эта книга увидела свет в 1971 году и с тех пор считается одной из самых значительных в западной политической философии. Концепция Роулса лежит в основе современной политики США и в значительной степени определяет взгляды либералов всего мира.
Вообще-то вы сами могли бы скачать этот труд и прочитать. Он есть в сети. Но, во-первых, книга большая по объёму и не слишком простая по языку. Во-вторых… Имеется ещё одна причина, из-за которой я не советую вам тратить несколько чудесных летних вечеров на философские чтения. Хотя дело, конечно, хозяйское. А пока, если нет возражений, я кратко объясню, в чём там суть дела у этого Роулса.
Американский философ делает попытку проанализировать: как понимают справедливость самые разные люди на Западе — бедные и богатые, белые и смуглые, молодые и старые, высоко и не слишком высоко одарённые, нахальные и скромные — и каким образом всё это многообразие представлений сводится вместе. Чтобы жизнь текла мирно, никто не скрежатал зубами от зависти, не точил нож на соседа и не устраивал социалистических революций.
Джон Роулс подробно разбирает концепции справедливости, разработанные до него. С авторами одних теорий он спорит, с другими соглашается, третьих уточняет. И, в конце концов, выводит довольно сложную, но ясную «формулу», которая, по мнению Роулса, описывает устройство современного демократического общества с точки зрения «баланса справедливостей». Показывает пружины, противовесы и рычаги, позволяющие удерживать непростую конструкцию от обрушения.
Что же там за противовесы?
Роулс считает, что в зрелом демократическом обществе человек, находящийся «в исходной позиции» (то есть до поры не знающий, как сложится его судьба; например, это выпускник колледжа из небогатой семьи или эмигрант) — будет считать справедливой ту систему отношений, при которой наименее преуспевающие категории населения оказываются в наилучшем из возможных для них положений. То есть, по-простому говоря, минимальные зарплаты и пособия в стране должны быть такими, чтобы обеспечивать нормальную человеческую жизнь. Другие люди, которые уже преуспели (или просто родились в богатой семье), в целом признавая основательность этой точки зрения, станут умеренно ей оппонировать, добиваться, чтобы такой подход оказался не слишком для них обременительным. В результате выстраиваются необходимые балансы. Колёсико их тонкой настройки постоянно подкручивается посредством регулярных выборов и внесения поправок в законы. Все участники процесса исходят из главенства принципа равных свобод и равных возможностей перед «принципом дифференциации». То есть заслуги и возможности родителей, семейного или земляческого клана и даже личные заслуги одних членов общества не должны перекрывать другим перспективы для карьерного и экономического роста.
Казалось бы – чего проще?
Государству американский либеральный философ отводит хоть и важную, но всё же второстепенную роль. Задача властей всех уровней — помогать гражданам максимально раскрыть свои способности, не залезая на чужую территорию. Ну, или залезать туда с соблюдением правовых процедур, таким образом, чтобы это не воспринималось остальными членами общества как вопиющая несправедливость.
При этом Роулс вовсе не описывает идеальное общество, как Платон или Кампанелла. Он упрощённо, схематизировано, но без лукавства изображает устройство современной западной либеральной демократии, как сам её понимает.
Что дальше? Дальше самое интересное. К нашей с вами Евразии всё это не имеет ровно никакого отношения. У казахстанского и российского общества совершенно другая анатомия. Именно по этой причине фундаментальный труд Роулса можно не читать.
Работающие (а не декларируемые) принципы «справедливости по-казахски» недавно замечательно изложил Марат Асипов, мой коллега ещё по гиллеровскому «Каравану», выросший с тех пор в серьёзного и глубокого публициста:
Я как-то был на одном ритуальном мероприятии. Туда приехали люди из региона. Ну, алматинцы собрались – семья такая большая. Я не их родственник. Просто меня пригласили в качестве друга одного из членов семьи. Покушали, Коран прочитали по усопшему. Потом алматинцы начинают расспрашивать своих земляков из региона, как у них там дела. Один человек, очень, наверное, крутой, судя по тому, как он держался, как он был одет, — его расспрашивают: «Как там Серик поживает?» Серик, я так понял, не их родственник. И он говорит: «Серик – вообще сволочь. Коррупционер. Отвратительный. Куда президент смотрит? Его поставили на прокуратуру, он всех специалистов выгнал, профессионалов, себе уже второй дом достраивает, всем квартиры сделал. Ни один вопрос без денег не решает. Как небо его вообще терпит?»
Потом постепенно разговор переходит на какого-то Берика. Берик – это их родственник. «А Берик как?» «А Берик – молодец. Сейчас сел на таможню, всех наших подтянул, себе два дома построил, всем квартиры купил».
В России с «универсальной справедливостью» примерно та же история. Вот повезло кому-то из русских людей родиться в Санкт-Петербурге, поотираться где-то поблизости от юрфака на Васильевском острове или немножко позаниматься дзюдо или хотя бы поперекладывать бумаги в питерской мэрии – и всё, этот парень уже шапраштинец. Его жизнь удалась. Можно завидовать.
При этом люди мы в основном хорошие и гораздо более душевные, чем американцы с их пластмассовыми улыбками. Но просто они уже сломали у себя вот эти тёплые и уютные клановые загородки и более-менее успешно строят гражданское общество, а мы пока даже не собираемся.
В современных условиях «евразийская справедливость» имеет серьёзные издержки. Общество без надёжных балансиров, без готовности выстраивать компромиссы между разными слоями населения накапливает много отрицательной энергии, и время от времени такое государство опрокидывается. Не будем уже поминать девятьсот семнадцатый год, мы тогда не жили. Но девяносто первый у всех взрослых людей крепко сидит в памяти. Тогда вдруг оказалось, что существовавшие ранее балансы – экономические и социальные – очень многих людей не устраивали. Поэтому социализм резко взял и закончился.
В национальном вопросе перемены оказались для Казахстана ещё более радикальными. Многие из нас считали выстроенные в советские годы кадровые и прочие компромиссы довольно разумными и объективными – а потом вдруг выяснилось, что наши соседи и друзья полагают их верхом несправедливости и воплощением векового гнёта. Практически полная «кореннизация» руководящих кадров в начале 90-х была воспринята половиной казахстанского населения как долгожданная необходимая мера. А что? Кого стесняться? Наши пришли! Теперь, наверно, кто-то другой ждёт «наших».
Да, и ещё, в заключение: если кто-то из читателей будет писать в комментариях, что американцы тоже всего лишь декларируют справедливое гражданское общество, а на самом деле у них и кланы, и коррупция, и нестерпимое угнетение национальных меньшинств – расскажите заодно, почему, по-вашему, США уже 150 лет живут без серьёзных потрясений, без гражданских войн, переворотов и даже без девальваций. В отличие от некоторых других государств, где мы с вами как раз и процветаем, по известному выражению Михаила Жванецкого.
***
© ZONAkz, 2015г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.