Алматы. 15 февраля. КазТАГ — Сергей Зелепухин. Эксперты бьют тревогу: после финансовых потрясений 2008-2009 годов наступил очередной, но уже более затяжной экономический кризис. Для сырьевой казахстанской экономики он оказался не менее болезненным, чем предыдущий, в очередной раз наглядно показав настоящую цену экономическим успехам правительства и Национального банка в прошлые годы.
В чем слабость сырьевой экономики? Какие недостатки имеет ВВП в качестве показателя успеха работы правительства и уровня жизни населения? Как отразятся на будущем поколении продаваемые сегодня природные ресурсы? В чем опасность текущего кризиса? Какие просчеты были допущены властями в построении устойчивой экономики? Что следует предпринять в первую очередь? На эти и другие вопросы мы попросили ответить кандидата экономических наук Сляма Ахметова.
***
— Слям Сапаргалиевич, кризисные явления в казахстанской экономике и на валютном рынке, особенно в прошлом году, напомнили ситуацию 2008-2009 годов. Что привело казахстанскую экономику к кризису в те годы и сейчас?
— Экономика Казахстана к прошлому и сегодняшнему кризису шла давно, а высокие цены на нефть лишь придерживали их наступление, прикрывая воздвигаемую сырьевую, слабую экономику. И сейчас очередное крушение нефтяных цен явилось не более чем сбросом радужной завесы.
Дело в том, что за все эти годы независимости ни правительству, ни Национальному банку, ни комбанкам не только не удалось изменить структуру экономики в пользу создания и укрепления ее ядра из конкурентных высокопроизводительных отраслей, но и, наоборот, чиновники допустили чрезмерное расширение сырьевой опоры, загнавшей экономику в критическую зависимость от нее. Поэтому логично, что решающим фактором в рамках проводимой экономической политики стало падение цен на нефть, которое все время нависало над экономикой.
— А насколько сильно политика по добыче и продаже нефти могла повлиять на источники финансирования экономики?
— Созданный усилиями правительства и Нацбанка тип экономики, где доминирует продажа сырой нефти, определил главенствующим источником своего развития собственные деньги предприятий и бюджетные средства. Эти два источника занимают почти 80% всех капитальных вложений.
Но по такой структуре источников финансирования инвестиций в основной капитал вряд ли можно говорить, что в экономике установилось рыночное распределение ресурсов, поскольку значение в ней финансовых институтов и их средств очень низкое.
— Как такая структура финансирования отразилась на формировании самой основы рыночной экономики в Казахстане?
— Конечно, немощность банковских институтов в финансовой инъекции экономики приводит и к логичной слабости рыночной ее основы. Например, если допустить, что значимые частные компании завуалированно аффилированы с чиновниками, то получится, что эти два господствующих источника финансирования инвестиций в основной капитал находятся в их же руках. Следовательно, в сущностной основе такая структура финансирования находится во власти чиновников, то есть, по сути, это субститут рынка.
Естественно, такой эрзац-капитализм не может иметь внутренних, истинно состязательных рыночных свойств. В итоге он не создает конкурентные ценности и не увеличивает деньги в экономике. Посмотрите на структуру казахстанского экспорта: там практически нет конкурентной продукции с высокой добавленной стоимостью, а доля инновационной продукции в ВВП занимает лишь 1,5%.
Поэтому такая модель экономики неустойчива к кризисам и постоянно нуждается в государственной помощи из Национального фонда и ЕНПФ или в финансировании за счет роста внешнего долга. Но надо иметь в виду, что накопленные в этих фондах средства не безграничны, поскольку они имеют свойство заканчиваться.
— Но от крупных чиновников можно услышать, мол, ну и что, что у нас сырьевая экономика, не надо этого стесняться. Вы так же считаете? И какие видите внутренние пороки сырьевой модели развития, которые привели к сегодняшнему кризисному состоянию экономики?
— Говоря о слабости сырьевой экономики, нужно обратить внимание на следующие моменты. Если не работают жесткие бюджетные правила в сцепке с целями нефтяного фонда и Центрального банка по повышению конкурентоспособности несырьевых отраслей, то она максимально вбирает в себя потребительские признаки, опирающиеся на рентную экономику. В конечном счете — даровые большие нефтедоходы приводят к разрастанию госрасходов.
Кроме того, сама распределительно-сырьевая модель способна извести созидательные ростки экономики, не давая развиться главным рыночным двигателям ее качественного роста. Поэтому неразвитость казахстанского фондового рынка, низкая роль комбанков в экономике — это порочное следствие сырьевой ее модели. Ведь посмотрите — доля кредитов в экономике к ВВП сегодня не достигает даже 35%.
— Но, несмотря на все недостатки сырьевой экономики как при кризисах, так и в периоды роста, главным целевым ориентиром правительства остается увеличение ВВП. Давайте более подробно остановимся на этом показателе. Какой вклад сырьевого сектора в формирование ВВП Казахстана?
— Из имеющихся официальных данных по объему и росту ВВП, по величине экспорта и его структуре, а также по импорту можно определить вклад сырьевого сектора. Так вот, по экспертным данным, в том числе зарубежным, только на сырьевой сектор приходится около 30% ВВП, от одной трети до половины бюджетных доходов и более 80% экспорта.
Но на этот счет публичных правительственных данных нет. Хотя при работе с официальной статистикой мы не должны забывать известное изречение Уинстона Черчилля, который говорил, что «он доверяет той статистике, которую сам сфальсифицировал».
— В своих статьях, говоря о кризисе банковской системы, Вы указывали, что пузыри на рынках недвижимости сыграли масштабную отрицательную роль, в том числе из-за того, что со стороны правительства и Нацбанка своевременно не были приняты меры по нейтрализации негативных факторов. Как сильно лопнувший пузырь на рынке недвижимости повлиял на ВВП Казахстана?
— Это очень глубокий вопрос. Действительно, рост цен на нефть сопровождался стремительным образованием пузырей в виде бурного роста цен на рынке недвижимости. Стоит только вспомнить, какими высокими темпами в докризисный период росла стоимость жилья.
Безусловно, при таких ценовых аномалиях на рынках измерение ВВП не могло дать верной картины того, что фактически происходило в экономике. И тем более ни правительство, ни Национальный банк, ни тогда еще отдельное агентство по регулированию финансового рынка не предприняли никаких мер для того, чтобы предотвратить вздутие пузырей на рынках недвижимости и банковских кредитов. А ведь именно они при крахе цен на нефть в 2008-2009 годах лопнули, ввергнув в кризис банки, строительные и другие компании.
Несомненно, такой пузырный рост цен на рынках привел к завышению стоимости жилья и в целом рынка недвижимости, и далее по цепочке — к завышениям оценки инвестиций, стоимости работ, услуг, которые прямо повлияли на объемы ВВП. В конечном счете ценовые вздутия привели к тому, что и бизнес, и комбанки получили пузырные прибыли. Безусловно, вздутые рынки и преувеличенные в них цены исказили реальность, а, следовательно, и используемое мерило успеха в виде показателя ВВП.
— А как, по Вашим оценкам, выстроенная в Казахстане сырьевая экономика скажется на конкурентных возможностях будущего поколения страны?
— Это большой и очень важный вопрос. Но, исходя из экспертных данных, следует вывод о том, что одна треть ВВП и до половины доходной части госбюджета, а также более 80% сырьевого экспорта в «тучные годы» обеспечивалось правительством, по сути, за счет заимствований у будущего поколения. Кроме того, все это достигалось за счет истощения природных ресурсов и ухудшения окружающей среды, что тоже есть заимствование у будущего поколения.
Из-за этого оно становится беднее и, конечно, менее конкурентным. Но самое главное, всего этого сегодняшний индикатор ВВП никак не отражает. Поэтому существующая методика измерения этого показателя несовершенна, в особенности применительно к сырьевой экономике.
— Но как добычу и продажу нефти и другого сырья превратить в фактор не только самоокупаемости, но и качественного дальнейшего развития экономики?
— Понятно, что добыча сырьевых ресурсов сама по себе делает страну беднее, поскольку нефть, газ и другие виды ценного сырья, после того как они извлечены из земли и проданы, их уже невозможно восполнить.
Безусловно, единственный путь, когда продажа природных ресурсов превращается в сильный фактор преимущества и в основательный экономический фундамент для будущего поколения, — это эффективные вложения нефтедолларов в другие сферы. Например, в образование, науку, здравоохранение, в человеческий капитал, несырьевые отрасли.
В результате таких инвестиций страна должна иметь высокое качество образования, науки, медицины, человеческого капитала, конкурентоспособную несырьевую экономику, генерирующую огромный объем экспортной выручки и т. д.
И, конечно, если все это сделано и достигнуто, оно обязательно дает богатый и устойчивый платежный баланс страны, высокоценную национальную валюту, развитую экономику и достойный, высокий уровень жизни народа. И самое главное — будущее поколение «взамен» извлеченным и проданным природным богатствам получит в наследство высокоразвитую, крепкую экономику с высоким уровнем человеческого капитала.
— Звучит, как в сказке. Но ведь всего этого нет. В чем проблема?
— Если всего этого не сделано, нет очевидных результатов, то вероятность того, что коррупция приняла масштабный характер и идет истощение природных, народных ресурсов и их перетекание в собственность крупных чиновников, очень высокая.
Ну, а когда хоть какая-то часть нефтедолларов все же попадает в Национальный фонд, но оттуда из кризиса в кризис активно тратятся средства для того, чтобы избежать проблем госбюджета, банков, ослабления валюты, экономики без структурных ее изменений, то такую систему использования природных богатств можно определить как неэффективную.
— Это не вселяет оптимизма. Но если больше углубиться в тему, то какие еще недостатки у ВВП как показателя можно назвать?
— Они связаны с оценкой благосостояния народа. Так вот, этот индикатор кроме всего измеряет и то, сколько мы тратим на здравоохранение, образование, науку и т. д., но результаты этих трат, то есть насколько повысилось качество медицины, образования, науки, индикатор ВВП отражает плохо.
В итоге может быть и такое — при неплохих темпах роста ВВП и направлении в огромных объемах государственных денег в сферы здравоохранения, образования и науки улучшения в них могут вообще не происходить или происходить крайне медленно, несоизмеримо с затратами государства.
Или возьмем, к примеру, более объемное — состояние экономики. Если даже ВВП и показывает хорошие темпы роста, и в немалой части за счет продажи ценного сырья, но в экономике жизненно необходимые структурные изменения могут вообще не происходить, и этот застой индикатор ВВП показывает плохо.
— Но власти в качестве своего главного достижения часто приводят неуклонный рост такого показателя, как ВВП на душу населения. Насколько он реально отражает степень улучшения жизни населения?
— Это тоже один из стандартных специфичных показателей. Если даже, по данным правительства, ВВП на душу населения и растет, то в обществе может сложиться ситуация, когда большинство людей испытывают на самом деле ухудшение своего материального положения. Это происходит, как правило, в экономике, где углубилось неравенство, и поэтому увеличение общего размера «пирога», в нашем случае ВВП, никак не может означать, что все или хотя бы большинство людей получат приличный кусок.
Например, если три человека контролируют 30% экономики и дают одну треть роста ВВП, эта же тройка в реальности получит в свои карманы всю эту долю роста, владея только третью экономики… А по абстрактному показателю — ВВП на душу населения — это все делится на всех, как бы показывая улучшение благосостояния большинства. Но это, конечно, заблуждение.
Есть еще и другой метод определения эффективности работы правительства, касающийся этого показателя. Например, если вычесть из расчета фактического показателя ВВП на душу населения природную ренту, то есть все, что достигнуто за счет продажи нефти и другого сырья, то будет видно, каков этот показатель в «очищенном» виде. Но по понятным соображениям правительство этого не делает и не доводит до широкой общественности такой «очищенный» показатель «успеха» своей работы.
— Возвращаясь к росту благосостояния населения, каким должен быть индикатор ВВП, чтобы он реально показывал улучшение жизни?
— Чтобы ВВП отражал действительное улучшение жизни народа, в нем должны иметь больший вес те составляющие, которые активно сглаживают неравенство в обществе. Не вдаваясь в тонкости, скажу, что одним из таких компонентов ВВП является доля малого и среднего бизнеса (МСБ) в его формировании. Если она составляет от 50% до 80%, то это означает, что показатель ВВП на душу населения близко отражает ситуацию, связанную с улучшением благосостояния народа. Например, в Италии 90% ВВП дают предприятия с численностью не более 100 человек.
Кроме того, каждая капиталистическая экономика должна иметь систему социального обеспечения, например, в Европе она потребляет 50% ВВП, которые на справедливой основе перераспределяются в обществе. И еще очень важный момент. Высокий удельный вес МСБ в валовом внутреннем продукте есть убедительный показатель сформировавшегося большого слоя среднего класса − основы зрелого гражданского общества, где всегда есть спрос на большое участие в политической жизни страны.
— Исходя из Вашего утверждения, получается, что в повышении уровня благосостояния граждан развитие МСБ играет ключевую роль?
— Да, безусловно. Поэтому правительства развитых стран, озабоченные первостепенными вопросами неуклонного улучшения благосостояния своего народа, разрабатывают и внедряют различные эффективные системы развития МСБ. Например, в Японии ядром концепции развития малого и среднего бизнеса стала его прицепка к локомотивам развития экономики.
Например, вокруг корпорации Toyota вращаются десятки тысяч предприятий МСБ, изготавливающих разнообразное множество деталей для нее. Разумеется, в основу продуктивного развития предпринимательства, связанного с крупным бизнесом, японское правительство подвело тщательно разработанную законодательную платформу.
К тому же не случайно в развитых странах, предоставляя МСБ благоприятные дифференцированные льготы, они, прежде всего, их классифицируют по оборотам, по стоимости основных средств, по численности, по объему выпуска продукции и услуг. Все это делается для того, чтобы государственные льготы носили точечный и результативный характер — поднять объемы МСБ и в особенности по тем, которые заняты в сферах создания добавленной стоимости.
Например, в Великобритании из налогооблагаемых доходов малого и среднего бизнеса до 100% вычитаются понесенные расходы на НИОКР (научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы — КазТАГ). Но, с другой стороны, цель такой классификации — поставить заслон к значительным страховым, консалтинговым, кредитным, налоговым, таможенным и другим государственным льготам компаниям, имеющим многомиллионные обороты. Вместе с тем, где МСБ в создании ВВП занимает небольшой удельный вес, рассчитывать на то, что программные меры правительства и Центрального банка по модернизации экономики будут результативными, не стоит.
— А как, по Вашим оценкам, обстоят дела с развитием МСБ в Казахстане?
— У нас за все годы независимости участие МСБ в формировании ВВП достигло чуть больше 20%. Хотя и ставились более амбициозные задачи, фактически правительство за последние 25 лет смогло дать темп развития этого сектора в среднем лишь около 1% в год. Очевидно, что этого мало.
К тому же его структура есть зеркальное отражение состояния несырьевой экономики: в ней доминирует торгово-посреднический бизнес, купля-продажа товаров, продукции чужих стран, в силу отсутствия дифференцированных льготных кредитных, страховых, налоговых и таможенных условий для организации их производства внутри страны.
— Приходится много слышать от чиновников, что они не покладая рук заняты развитием МСБ, особенно через фонд «Даму» и его программы. Насколько они эффективны?
— На сегодня у правительства, конечно, нет реальной программы развития МСБ, превращающей его в значительную силу экономики по созданию добавленной стоимости, импортозамещению, насыщению внутреннего рынка товарами собственного производства, укреплению платежного баланса и тенге. Нет у правительства и специализированного органа, который занимался бы стержневыми проблемами МСБ и отвечал бы за его развитие, поэтому ожидать в ближайшие 5-7 лет хороших, качественных темпов развития этого сектора не следует.
— Давайте вернемся к тому, с чего мы начали наш разговор, а именно — к текущей экономической ситуации и ее сопоставлению с кризисом 2008-2009 годов. Насколько вообще справедливо проводить аналогии нынешнего кризиса с предыдущим?
— Давайте выясним сначала, откуда идет этот кризис. Первый тревожный звонок для нашей экономики прозвучал как раз в 2008-2009 годах. Но антикризисные расходы государства в эти годы, по экспертным оценкам составившие около 15% ВВП, не дали главного. Они не положили начало реструктуризации экономики по созданию защитных для нее качеств, на случай повторного падения и сохранения низких цен на нефть, и это крупный недостаток тех антикризисных мероприятий.
Второе — те антикризисные государственные расходы не дали увеличения спроса на частные инвестиции, являющиеся созидателями устойчивых качеств экономики. Как известно, правительство и Нацбанк отправили большие средства на поддержку крупных и проблемных частных банков.
Третье — правительство вообще не имеет правил публичного отчета по антикризисным расходам: по их общей сумме, структуре, поставленным задачам, достигнутым и не достигнутым целям, об их причинах и т. д. Поэтому сегодня накапливающиеся проблемы в банках, в госбюджете, в экономике, крутое пике тенге были предопределены недостатками еще тех антикризисных мер.
Этот кризис для казахстанской экономики будет самым длительным и опасным за всю ее историю. Он ввергает ее в состояние экономического грогги (от англ. «шаткий» – КазТАГ) и будет связан с большими расходами средств из Национального фонда и ЕНПФ. Вероятно, возникнут потребности в увеличении и без того высокого внешнего долга через заимствование у международных финансовых институтов.
— С точки зрения сегодняшнего кризиса, как Вам видится будущее казахстанской экономики?
— Теперь уже будет сложно связывать будущее экономики с высокими ценами на нефть. Но и при низких ценах — $15-25 за баррель — у казахстанской экономики нерадужные перспективы.
За все эти долгие годы с заоблачными ценами на нефть правительство и Национальный банк так и не смогли создать институциональную связь между сырьевой и несырьевой экономикой… Отсутствие такой связи вместе с низкой ролью рыночных институтов увело несырьевую часть экономики от результативного пути ее развития.
Посмотрите, что сделал крохотный и бедный на природные ресурсы Сингапур! На привозной нефти, ввозной воде и земле сумел создать на искусственно увеличенном острове Джуронг мощный современный химический кластер, затратив на все это около $10 млрд инвестиций.
И что сейчас от этого имеет Сингапур? Он производит только экспортной нефтехимической продукции более чем на $80 млрд. Эта страна вошла в тройку мировых центров нефтепереработки. Экспорт нефтепродуктов растет на десятки процентов ежегодно.
Для сравнения: только в 2014-2015 годах правительство и Нацбанк (Казахстана – КазТАГ) потратили из Национального фонда $28 млрд лишь на то, чтобы временно удержать курс тенге. При этом, в отличие от Сингапура, вся годовая экспортная выручка Казахстана (в основном от продажи сырья) была в «тучные годы» чуть больше $82 млрд.
И еще интересный факт. Отдельные крупные мировые нефтяные компании, которые участвовали в создании этого сингапурского химического кластера и которые успешно работают там сейчас, давно присутствуют и на казахстанском нефтяном рынке.
Или посмотрите на Японию, Южную Корею — бедные на природные ресурсы страны. Они достигли колоссальных успехов в развитии экономики и уровне жизни народа, оставив позади себя на сотни лет сырьевые и другие развивающиеся государства. Главным богатством для этих стран стал человеческий капитал.
— Что необходимо сделать государству, чтобы найти выход из этой непростой ситуации и встать на путь формирования современной экономики?
— Как в правительстве, так и в Нацбанке нужны новые люди, и в первую очередь — высокого уровня макроэкономисты, умеющие сформировать действенную макрофинансовую конструкцию со всеми взаимосвязанными элементами. Для встречного движения нужна и действенная микроэкономическая политика.
Нужны кадры, понимающие и умеющие выстроить современную устойчивую экономику. Иначе безрезультатно будут растрачены оставшиеся ресурсы государства, а без внешней помощи в виде очередного повышения цен на нефть ситуация в экономике может крайне осложниться.
— Спасибо за интервью!
***
© ZONAkz, 2016г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.