Алматы. КазТАГ – Владимир Радионов. По прогнозам футурологов, следующим поводом для великого переселения народов может стать чистая вода: люди миллионами будут переселяться в районы, богатые водными запасами. Казахстан в число этих территорий не попадет. Уже сейчас у нас есть регионы, испытывающие дефицит пресной воды.
Главный менеджер ТОО «Институт географии», доктор географических наук Игорь Мальковский полагает, что Казахстан сейчас переживает не самый маловодный период, и проблема дефицита заключается не только в наличии или отсутствии воды, но и в умении управлять водными ресурсами.
***
— Игорь Михайлович, все же каковы объемы водных ресурсов Казахстана? Есть современные оценки?
— Оценка водных ресурсов (ВР) – это как раз одна из проблем, которой и занимается институт географии: есть подразделение, мы обрабатываем всю информацию, которая поступает от гидрометслужб, проводим свои наблюдения. Ежегодно возобновляемые ресурсы речного стока, которые формируются на территории Казахстана, считаются главной составляющей ВР. По самым современным нашим оценкам, это 91,3 кубокилометра в год. Если вспомнить оценки 30-летней давности, это оценивалось в 115 кубокилометров. Сокращение составляет 23-24 кубокилометра. За счет чего? За счет сокращения трансграничного стока – 16 кубокилометров, внутреннего стока – порядка 8. Особенность нашей страны в том, что почти половина речного стока поступает к нам с территории сопредельных государств: Китая, России, Узбекистана, Кыргызстана. Вследствие хозяйственной деятельности этих стран трансграничный сток и сокращается.
Что касается прогнозов, то они неутешительные: этот сток будет сокращаться и дальше. Наши соседи планируют водохозяйственные программы с увеличением изъятия воды из наших трансграничных рек: Ертиса (Иртыша), Или, Сырдарьи, Урала.
Речной сток – это так называемые динамические ресурсы, возобновляемые. Если говорить о статических ВР, они тоже имеют тенденцию к сокращению. Так, Арал у нас практически высох, потенциальной зоной водно-экологического кризиса мы называем бассейн озера Балхаш – опасаемся, что там может быть повторение аральского сценария. Это связано с тем, что Китай интенсивно осваивает верховья Или (следовательно, сократится трансграничный сток), плюс накладываются наши климатически обусловленные изменения. Надо подчеркнуть, что Балхаш – крупный и очень важный водоем, объект государственного значения.
— А что Вы скажете о подземных запасах воды?
— По оценкам гидрогеологов, они весьма значительны. Первые оценки были получены более полувека назад, и они в принципе сопоставимы с поверхностными запасами. Реалии таковы, что с того времени, как были произведены оценки, их использование по отношению к нашим поверхностным водам составляет 5-6%. В перспективе это может возрасти, но незначительно – до 7%.
Сегодняшняя концепция в отношении использования подземных вод предполагает их сохранение как государственного резерва и использования только для питьевых целей. Это, так скажем, запас на черный день. Широкомасштабное их использование для орошения, как когда-то планировалось, сегодня считается недопустимым.
К тому же объем разведанных подземных запасов надо подразделять на технически доступные и экономически целесообразные. Далеко не всегда подземная вода доступна для освоения современными техническими средствами и может быть настолько дорога, что совершенно неэффективно ее использование.
Есть еще и экологический аспект: откачка больших объемов воды из подземных горизонтов может иметь ряд нежелательных последствий, и это — еще одно ограничение для использования подземных вод.
— Казахстан географически расположен в низовьях большинства рек Центрально-Азиатского региона. По Вашему мнению, насколько мы зависимы в водном вопросе от соседей, находящихся выше по течению? Можно ли говорить о «водном диктате» с их стороны?
— Действительно, одна из серьезнейших проблем – международное водное сотрудничество, переговоры по этим вопросам с соседними государствами представляются довольно трудными.
Если вспомнить историю, раньше все противоречия пяти центральноазиатских республик (Казахстан, Кыргызстан, Узбекистан, Таджикистан, Туркменистан), использующих бассейны рек Сырдарья, Амударья, Чу и Талас, решались центральными органами существовавшего СССР — минводхозом и госпланом. Эти органы устанавливали лимиты водозаборов, по их указаниям решались все межотраслевые противоречия (в энергетике, ирригации), и система водопользования была подчинена интересам союзного государства. Казахская ССР, находясь в низовьях рек, выступала против существующего положения с вододелением, но система оправдывалась тем, что это было более выгодно в целом для страны.
Когда республики стали независимыми, назрела необходимость пересмотра этой системы. Ведь каждое государство имеет какие-то свои национальные цели. И вопрос межгосударственного вододеления сохраняет свою остроту и сложность. Конечно, были созданы специальные межгосударственные водные органы: так появился международный фонд спасения Арала и межгосударственная водохозяйственная комиссия, которая и занимается вопросами сотрудничества в использовании трансграничных рек. Опыт переговоров длительный и тяжелый, договорились пока оставить в силе те правила, которые были установлены в СССР. С момента создания этих органов прошло 25 лет, кое-что достигнуто, главное – что серьезных межгосударственных конфликтов на почве воды у нас не было.
Однако окончательного решения проблемы нет, наши страны занимают разные позиции, трудно согласуемые между собой. Например, есть такая концепция – абсолютного территориального суверенитета, которая означает, что государство, на территории которого формируются водные ресурсы, является полным их хозяином, то есть что хочет, то и делает. Такой позиции, в частности, придерживается Кыргызстан — о том, что формирующиеся водные ресурсы являются полной собственностью страны, у них записано в законодательстве. Это касается Сырдарьи, которая как раз формируется в горах Кыргызстана, протекает через Узбекистан и частично Таджикистан, а мы сидим в ее низовьях.
К счастью, есть всеобщее убеждение, что вода все-таки должна объединять, а не разъединять, поэтому надеемся, что, в конце концов, мы договоримся о справедливом и разумном использовании ВР, которое станет общим для всех стран трансграничных бассейнов.
— Наиболее сложным, неудобным партнером в вопросе вододеления, наверное, является, Китай…
— Действительно, переговоры с КНР представляются наиболее трудными. Имеется целый ряд международных документов ООН по международным водотокам, Казахстан подписался под рядом конвенций, в которых содержится свод наработанного опыта и правил, и опирается именно на них. Китай же, в свою очередь, не признает подобных документов, занимает независимую позицию и считает, что страны должны договариваться только между собой: мол, как они решат, только так и должно быть.
Один из принципиальных вопросов взаимодействия с КНР – так называемая система приоритетов, которые прописаны в упомянутых мной международных документах. В использовании водных ресурсов интересам Казахстана отвечает приоритет сохранения окружающей среды, как ограничение хозяйственного освоения территории.
Наверняка вы слышали, что Китай реализует планы массового переселения населения в западные районы в Синцзянь, в район Балхашского бассейна, с соответствующим развитием водоемких производств. При этом сток Или, который и питает Балхаш, существенно сократится, и это не сможет не сказаться на его состоянии негативным образом. Почему я и сказал уже, что Балхаш – потенциальный объект водного кризиса. Наша позиция в переговорах с КНР об использовании Или такова, что речная система должна сохранить свою целостность от ледников до устья и обеспечить определенный сток в низовой элемент.
— А конкретные объемы стока в ходе переговоров обсуждаются?
— Да. Я в качестве эксперта имею некоторое отношение к переговорному процессу, там имеется проект соглашения, есть предложения, есть понимание, что должен быть найден разумный компромисс, основанный на уступках обеих сторон. Ведь как раз о разумности и справедливости, о том, что не должно наноситься существенного вреда верховыми действиями низовым, говорится в конвенции ООН по международным водотокам, к чему мы апеллируем. Недавно закончился очередной раунд переговоров, но у сторон есть обязательства, что детали переговорных процессов пока являются сугубо конфиденциальными и не подлежат разглашению.
— Вы сказали, что политика Китая угрожает относительно спокойной ситуации в Или-Балхашском регионе. А как в этом случае чувствует себя Ертис, который тоже берет свое начало на территории КНР?
— Ситуация похожа. Но по Ертису мы зажаты между двумя великими державами — Китаем и Россией. К тому же, если по Или Китай владеет более чем половиной стока, то из общего стока Ертиса в 32 кубокилометра в год только 7 кубокилометров составляет сток так называемого Черного Иртыша, что в Китае, а 25 кубокилометров формируются на нашей территории. И Ертис сегодня — наш самый главный водоисточник.
Китай построил свой знаменитый канал Карамай, совершенно не согласовывая ни параметров, ни объемов, ни расходов. Но там ситуация такова, что Китай не может использовать больше половины стока, формируемого на его территории, — это такие неписаные правила. Это нигде не узаконено и когда нет договоров, мы ориентируемся на эти цифры.
С другой стороны, сейчас мы большую часть из 25 кубокилометров спускаем вниз, в Омск. Однако хоть Россия — одна из богатейших в мире стран по ВР (после Бразилии), в частности, в отдельных районах Омской области наблюдается вододефицит. В связи с этим в ряде российских СМИ появлялись статьи с общим рефреном: «Не трогайте наш Иртыш». У нас же действительно есть планы по переброске части стока Ертиса в центральные и южные регионы страны, чтобы компенсировать недобор стока по Или, по Сырдарье.
— Насколько я понимаю, речь идет о трансказахстанском канале. Это только проект или уже принято принципиальное решение?
— Скажем так, идея строительства есть. И идея, как известно, не нова — достаточно вспомнить проект о переброске сибирских рек в азиатский регион, который в 80-е годы прошлого века чуть ли не анафеме предали. Но идея осталась.
Наша логика такова: неужели мы не имеем права половину стока Ертиса, формируемого на нашей территории, использовать по своему усмотрению? Тем более, Сырдарья и Или истощаются, и южные регионы, самые водозатратные, рискуют без воды остаться.
Есть различные варианты, их множество, но мы проводим обоснования необходимости трансказахстанского канала протяженностью более 3 тыс. км, который будет брать свое начало в Шульбинском водохранилище Ертиса и заканчиваться водохранилищем «Казахстан» на юго-западе республики, в низовьях реки Чу. Мы полагаем, что он будет самотечный, так как будет огибать возвышенность Центрального Казахстана по территории северных областей, следовательно, так будет меньше энергозатрат по переброске. Начальная часть его может быть использована для строительства астанинской ветки, потому что Астана сегодня — вододефицитный регион (Ишима не хватает). Ведь задача канала – не только доставить воду из точки А в точку В, будут отводы для водоснабжения регионов по пути его следования.
Проект, конечно, дорогой, по расчетам экономистов его строительство может обойтись в сумму $15-25 млрд. Понятно, что это — не первоочередная задача, объект стратегический, но которому не видно альтернативы. Как говорится, лучше рассмотреть 10 нелепых вариантов, чем пропустить один эффективный.
— Насколько готов к такой переброске Ертис? Не так давно ваш коллега академик Северский говорил, что ледники, которые питают Ертис, исчезнут через 80-85 лет.
— Давайте начнем с того, что в обществе сложилось неправильное понимание роли ледников в питании рек. Что такое ледники? Это естественные водохранилища, потому что сами по себе они воду не генерируют. Роль ледников в том, что они аккумулируют в себе естественные осадки в зимнее время и формируют сток в летнее. Если не будет ледника, то в весеннее время все осадки будут выпадать непосредственно в реки, будут катастрофические паводки, а в летнее время воды хватать не будет. В то же время идет таяние, сработка вековых запасов ледников – у нас сток считается даже несколько завышенным сейчас.
Так что можно говорить, что проблема с нехваткой воды – это проблема не дефицита ВР, а неумения рационально их использовать.
— Кстати, об использовании. У нас очень много говорят об энергоэффективности, но я ни разу не слышал, чтобы кто-то говорил о водоэффективности. Получается, на воду обращают меньше внимания, чем на нефть?
— Тенденция меняется. Вот в России, например, где вся экономика держится на нефти, рассматривается перспектива развития страны в постнефтяной период – и однозначно было сказано, что вода станет основой экономики: экспорт воды и водоемкой продукции. Водоемкая продукция – это в первую очередь электроэнергия: ГЭС, АЭС требуют достаточно много именно водных ресурсов. И в планах России предпочтение отдается экспорту именно водоемкой продукции, нежели ресурсов. У нас, к сожалению, этого нет.
— В этой связи – следующий вопрос: достаточно ли у нас государственного управления ВР? Вы сами упомянули, что в СССР было министерство водного хозяйства, у нас же — комитет водных ресурсов, существует как подразделение министерства сельского хозяйства.
— Моя личная позиция — это ненормальная ситуация. Проблема управления ВР заслуживает создания министерства водного хозяйства или госкомитета, чтобы появилась возможность поднять решение вопросов на более высокий статус.
Идея эта не только моя, ряд специалистов высказывался, что нужен орган, который занимался бы только управлением ВР: распределением, регулированием, очисткой воды, внедрением экономических методов, продажей. Если вода становится товаром, отрасль должна быть рентабельной. От сельского хозяйства, от потребителя воды ее надо отделить, напротив, министерство водного хозяйства, если такое будет, должно продавать воду минсельхозу. Так должно быть, особенно в условиях рынка. Понятно, что будут собственные тонкости, общие рыночные механизмы в отношении воды внедрять нельзя, но элементы должны быть.
— Спасибо за интервью!
***
© ZONAkz, 2016г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.