В целом Эфиопия представляет собой «33 несчастья». Но одной серьезной проблемы удалось избежать – распрей на религиозной почве и вытекающего отсюда религиозного терроризма. Причина тому, что в свое время пророк Мухаммед и его приверженцы, спасаясь от преследований, получили от царя христианской Эфиопии не только убежище, но и теплый прием. Впоследствии дружественные отношения между Мухаммедом и двором царским только укреплялись. Один их хадисов пророка говорит «Оставьте эфиопов в покое до тех пор, пока они оставляют в покое вас». Завет этот неуклонно соблюдается до сих пор, и эфиопские христиане и мусульмане живут, если не в братстве, то в мире. Впрочем, такое же отношение с обеих сторон и к неэфиопам, исповедующим другие религии. И хотя за последние годы зарубежные туристы несколько раз становились жертвами терактов, но то организовывали «гастролеры» из соседней Сомали.
Из Арба-Мынч предстоит почти двухдневный автобусный переезд на восток страны, скрашиваемый двумя остановками на сутки. Первый город на пути – Аваса. В западных путеводителях туристов предупреждают, чтобы не удивлялись, если то будет не совсем та Эфиопия, которую ожидали. «Не та Эфиопия» началась уже за час, когда автобус, пересекал аккуратные горные поселки, где белые многоэтажки соседствовали с весьма приличными особняками и ухоженной растительностью.
Выйдя с автовокзала уже можно понять: что-то не то. Никто не показывает пальцем, не кричит «Фаранж! (иностранец), широкие улицы, довольно чисто и почти что нет нищих. Особых достопримечательностей в городе тоже нет, но есть огромное озеро, давшее название городу. Дорога к нему идет вдоль дорогих отелей, банков, супермаркетов и, конечно же, церквей (вокруг которых и концентрируется по эфиопским меркам микроскопическое сообщество сирых и убогих).
Несколько километров по береговой линии поразили количеством увиденных птиц, от самых крошечных до гигантских марабу. Где-то в водах удалось узреть пару бегемотов. Там же произошла единственная и не впечатляющая попытка «развести» иностранцев на деньги. Проходящий мимо подросток, хорошо одетый и с модной прической, остановившись возле нас, потребовал (не попросил) денег. От такой наглости мы опешили и юнца послали, он в ответ послал нас, и мы пошли каждый своей дорогой.
В банке, обменивая деньги, задали вопрос менеджеру, прекрасно владеющему английским: с чего вдруг их город такой экономический оазис? «Озеро и рыбная ловля», — кратко ответил он. В справочниках тоже указано, что основная статья экономики Авасы – рыбная ловля (купаться в озере, как и во всех остальных можно только крайне рискуя). Вокруг города плантации. Есть аэропорт. Рядом возведен современный индустриальный парк, но еще не сдан в эксплуатацию. Но, очевидно, должно быть что-то еще. Просто нормально работают? И, да – дома прочитал, что в отличие от остальной Эфиопии большинство населения Авасы относится к протестантам.
Из Авасы следующий 10-часовой автобусный переход в небольшой город с несколько созвучным Авасе названием – Аваш. Поселения, остающиеся за бортом, выглядят все беднее и беднее. А хорошая, но узкая дорога все сильнее запружена тяжелым транспортом – трасса ведет в маленькую страну Джибути, ставшую единственным для Эфиопии выходом к морю. Ехать становится все «напряжней», когда взгляд выхватывает из окна перевернутые фуры или разбитые в хлам легковушки, и, по всей видимости, все это произошло совсем недавно. Что никак не влияет на водителей, которые отчаянно выносятся на встречную полосу, надеясь на «авось пронесет». По крайней мере, авось для нашего автобуса сработал, и мы выходим в Аваше.
Это уже нормальная Эфиопия. Отчаянно бедная, грязная и привычно любопытствующая к приезжим. В качестве такси по насыпным бугристым дорогам разъезжают повозки с лошадьми. Усиленно рекомендованный «Одинокой планетой» гест-хаус находится всего в 200 метров от трассы, возле бывшей железнодорожной станции.
Железную дорогу, соединяющую столицу Эфиопии с Джибути, еще в 2017 году построили французы. Удивительно, что она продержалась до 2008 года, после чего ее забросили, а китайские благодетели стали строить новую.
Трущобного вида домики вдоль извивающейся пыльной улицы завершаются вышеназванной станцией, где теперь располагается пункт полиции. Там же стоит церковь, напротив нее мечеть, четвертым пунктом — маленький оазис на месте дома бывшего начальника станции. Более чем атмосферное место со столетней историей управляется семейной парой: она – португалка, он — эфиоп.
Городок Аваш сам по себе ни разу не туристический, но в 30 километрах от него лежит одноименный национальный парк. Внутри него: потухший вулкан (достоверно), растения и птицы (скорее всего, тоже), бегемоты и крокодилы (может быть). Но вот как туда можно попасть не на своей машине, об этом ни сама хозяйка, ни другие работники гест-хауса понятия не имели. Разве что дали совет: на автозаправке попытать счастья зафрахтовать какой-нибудь внедорожник, добавив, что меньше чем за 100 долларов за день вряд ли кто согласится. Цена явно запредельна, тем более что ничего похожего на внедорожники возле заправки не оказалось. Альтернативный вариант – добраться до парка на тук-туке, а там уж, может, как то получится договориться на месте — тоже разбился о стену языкового непонимания местных водителей. Самостоятельная попытка ознакомления с городком закончилась очень быстро. Буквально за 10 минут вокруг нас собралась толпа из пары десятков детей, любопытствующих очень по-разному: одни улыбались, другие кричали «фаранж» и «ю-ю», третьи пытались знакомиться, четвертые хватали за руки , пятые… И с каждой минутой их становилось все больше, да и взрослое, порой не самое трезвое население, начало выказывать желание познакомиться поближе. Так что, предельно ускорив шаг, по шпалам добрались до своего убежища, покинув его ранним утром.
Сверхранний выезд позволил половину пути проехать в безопасных условиях, пока водители фур еще спали. Последние два часа поездки прошли в условиях высокогорного серпантина, награждающего пассажиров захватывающими видами. Разве что настроение портила мысль о глубине пропастей в случае чего и увиденными авто, с которыми «случай чего» наступил.
Харар начался с его модерновой пристройки, оставляющей вполне приятное впечатление. Особняком над городом возвышается огромный современный медицинский комплекс (очередной подарок народу Эфиопии от народа Китая). Рядом со стеной, окружающей старый город, ищем рекомендованный недорогой отель. Сразу же возле нас оказался бомжеватого вида мужичок, который на нормальном английском объяснил, что мы в верном направлении и (вот совпадение!) он там же работает. Недоверие развеялось, когда он прошел за стойку и стал оформлять наш номер. Хотя, возможно, он с таким же успехом мог зайти в любой другой отель.
Гырма, как представился наш сопровождающий, и в самом деле оказался тем, кем нужно: то есть человеком, который за умеренные (по туристическим меркам) деньги максимально облегчает жизнь гостей. В меру знающий английский, в меру хороший рассказчик, в меру жуликоватый.
Окна номера выходят на свалку (у нас бы ее назвали несанкционированной, но в Эфиопии в порядке вещей), где каждое утро пасутся грифы. И вроде как должны приходить гиены, но последних в естественных условиях кормления на свалке так и не застали. В сотне метрах начинается стена, окружающая старый город. В данном случае слово старый можно смело употреблять без кавычек, так как ему тысяча с гаком лет, и жизнь в нем кипит отдельно от туристов. Свое еще одно название — «город святых», и соответственно свой статус у мусульман Харар получил название благодаря ста десяти небольшим разноцветным мечетям, трем из которых больше тысячи лет, и ста двум гробницам уважаемых людей.
Как и положено, внутри старого города огромный продуктовый рынок, причем почти все на развес – никакой упаковки; лавки, дети, нищие, мусор. Жизнь кипит. Два здания – теперь музеи: французского поэта Артюра Рэмбо, прожившего в Хараре восемь последних лет, и музей растафарианства.
Если христианство и ислам пришли в Эфиопию со стороны, и были встречены более чем благосклонно, то в свою очередь Эфиопия дала толчок растафарианству, прижившемуся в первую очередь на Ямайке, а также в некоторых странах Карибского бассейна и Африки.
Одно из наиболее раздолбайских вероучений, очень тепло встреченное в свое время хиппи, произошло от имени последнего императора Эфиопии Рас Тафари Маконнена, ставшего после коронации Хайле Селассие I. Его-то поклонники движения считают за воплощение Бога, называя Джа. И все благодаря вере, что в нем проявилось предсказание ямайского пророка Маркуса Мосайа Гарви, убедившего: следующее пришествие будет из Африки, и Бог проявится в виде Царя-правдоборца — потомка дома Соломонова. Все это каким-то образом и сошлось в последнем императоре Эфиопии.
Каких-то особых церемоний поклонения Джа (равно как и Рас Тафари) не требовал, считая, что достаточно проявлять человеколюбие в отношении друг друга, курить коноплю, а позже к тому добавилось слушание музыки регги.
Став императором, «воплощение Бога» правило страной вплоть до 1975 года. За это время ему удалось ликвидировать в стране рабство, изгнать из страны итальянских колонизаторов, повоевать с отколовшейся Эритреей, но чем дальше, тем все меньше в нем оставалось от того Джа, и в конце 60-х Хайле Селассие I стал нормальным диктатором. В этом статусе он бы тоже мог протянуть еще долго, но затяжной голод в стране и бездействие властей привело к повышению роли военных и логичному перевороту. Почти сразу после этого свергнутый император был найден дома мертвым, точные причины смерти неизвестны до сих пор.
К сожалению, вся эта более чем богатая на события современная история Эфиопии слабо уложилась в экспонаты музея растафарианства, больше похожего на среднестатистический историко-краеведческий музей.
За стенами старого города – новый Харар – вполне цивильный, благо место это было и остается пересечением торговых путей для Эфиопии, стало одним из главных центров выращивания кофе, центром пивоварения, туристическим объектом, но самое главное – это плантации ката. Легальный и страшно популярный во всем регионе Африканского рога легкий наркотик (в виде веточек с листьями) обильно произрастает в окрестностях Харара. Местные патриотично заверяют, что самый лучший кат во всей Африке растет именно у них. Мне сравнивать трудно, но поверить могу, так как груженые фуры с катом проносятся одна за другой в сторону Сомали – основного импортера растения. Удобное расположение Харара дает местным катопроизводителям дополнительное преимущество, так что продажа ведется почти во всех населенных пунктах вдоль трассы. Гырма, неизменно жуя листья, рассказывает, что одними из наиболее весомых людей, вовлеченных в этот увлекательный бизнес, стали россияне. Следующий вопрос: как же он все-таки воздействует? Наш провожатый тщетно пытается объяснить, потом признается: «Главное, помогает убить время». Занятие действительно актуальное для многих в этой части света, разве что о том забывают на дорогах.
Пробую тоже. С непривычки похоже, что я жую вязкий лист карагача – а по этикету можно и нужно жевать до трех часов. Понимаю, что явно не для меня.
Со своей стороны предлагаем Гырме попить пива, и он ведет нас по барам. Везде все одинаково: пластиковые столы, два сорта разливного местного пива и лучшая закуска к нему — сырое мясо, обмакиваемое в красный перец. Мясо берем на всех, но сами, на радость нашему гиду, от него отказываемся. Лучше уж кат…
Кроме тысячелетней истории и мечетей, отсылками к растафарианству и тюков с зелеными листьями, в Хараре есть еще один пункт, влекущий любопытствующих (а для кого-то и основная цель визита). Это гиены.
Те, которые посещают местные свалки – сами по себе, живут с людьми в двух параллельных мирах и претензий друг к другу не имеют. Еще меньше обоюдных претензий у гиен «окультуренных». Якобы уже несколько столетий повелось ежевечерне кормить хищников за стеной старого города, чтобы те, в свою очередь, не питались скотом и горожанами. Этим ремеслом всегда занимался один «человек-гиена», чья профессия или хобби переходили по наследству. Но сейчас их, как минимум, двое – то ли гиен стало больше, то ли туристов, с которых за возможность понаблюдать за традицией и даже соприкоснуться с ней берутся небольшие деньги.
Вечером в нескольких километрах от городской стены обнаруживается зона кустарников. Подъезжает мотоцикл, и молодой водитель, достав сумку с обрезками мяса, начинает свистеть. Сначала в темноте возникают глаза, которых становится все больше, затем характерный хохот. На поляну выходит пять или шесть зверей, может быть их и больше, так как некоторые, схватив свой кусок, убегают в темноту. Кормилец не высказывает никаких признаков беспокойства и наоборот, как положено, сначала кормит гиен с палки, а затем переходит к «высшему пилотажу» — кормлением изо рта в рот. Свои порции животные хватают интеллигентно, и если бы не опасения подцепить что-нибудь от обрезков мяса, трюк можно было бы и повторить. Но встреча глаза в глаза с этими ночными кошачьими и без того запомнится надолго.
За гиенами следуют верблюды. Рынок дромадеров (вместе с ними ослов и коз) — скорее повод, чтобы затронуть немного Сомали в Эфиопии.
Граница с государством, входящего в топ самых опасных в мире, находится на расстоянии в сто километров от Харара. Но только два уточнения: поселения местных сомалийцев начинаются уже через десяток километров от города, и граница Эфиопии проходит не совсем с тем самым Сомали. В этом районе идет соприкосновение с Сомалилендом – непризнанным государством, в отличие от признанного Сомали живущего хоть и в бедности, но в мире (и с нормально существующей демократической системой управления!) уже четверть века.
Городок Бабилле архитектурой жилищ значительно отличается от остальной части страны, второе отличие – в строгом соблюдении мусульманских традиций и особенностях одежды. Во всем остальном – не сильно, разве что, кажется, детей еще больше и они еще любопытней. Вход на рынок для неместных уже привычно стоит пять долларов. А стоит ли оно того? Скорее да, и больше благодаря не верблюдам, а колоритной внешности продавцов, покупателей и сопутствующим торговле сценам.
На следующий день начало отъезда из Эфиопии. Решив не испытывать судьбу (да и времени было жалко больше чем денег) из соседнего с Хараром города возвращаемся в Аддис-Абебу на самолете.
Проводить нас на машину в сторону Дыре-Дава и по возможности еще заработать приходит Гырма, неизменно жующий кат. Сорок минут страха по горному серпантину вместе с жующим листья водителем и мы в аэропорту, где летчики, если и жуют, то уже, по крайней мере, нам не видно.
Самолет благополучно сел в Аддис-Абебе за десять минут до того, как началось светопреставление – сезон дождей, наконец-то, нагнал нас. За аэропортовским стеклом оставалась столица с ее грязью, проблемами и армией бездомных. После ливня в Аддис-Абебе особенно холодные ночи.
%СЛАЙДШОУ%36%
***
© ZONAkz, 2017г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.