– Сергей Борисович, дела у российской армии на Украине по-прежнему идут не успешно. Кремлёвские и думские спикеры делают странные заявления. В Москве в определенных кругах уже пошли разговоры о «национальной и народной катастрофе».
– И для нас, и для Украины есть одна и та же угроза, угроза одного и того же типа. Это угроза «проектной катастрофы». У нас в России осыпается государственный проект, который мы развили за постсоветское время. Мы его многократно перекроили и перегрузили. Возник гибрид, который хоть и выживает, но не справляется с беспрецедентным по масштабу геополитическим кризисом. Мы вдруг обнаружили, что в разгар 21 века у нас нет государственного проекта, которому посильны вызовы и задачи этого столетия. У нас нет ответа на эту пока что малую проектную катастрофу. Она не обязательно связана с военными действиями. Это вещь более глубокая, историческая и философская. Но военные действия, начавшиеся в этом году и продолжающиеся, все обострили и ускорили.
То есть кризис и постепенная деградация, которые были характерны и для нашего государственного проекта, и для украинского, резко ускорились. Сейчас нам надо одновременно искать выход из военных действий и проводить срочный ремонт на марше. При этом понимая, что на будущее простым ремонтом не обойтись. Если мы не хотим доскользить до национальной катастрофы. Мы и они. А выйдя из военных действий, мы можем перевести государственный проект из стадии упадка в процесс поэтапной реконструкции. Демонтаж старого и строительство нового можно делать упорядоченно, в таком человекосберегающем режиме, без военно-революционной зачистки всего до основания. Вот это важная задача, которая по-разному должна решаться и в России, и в Украине.
Но это будущее, и, наверное, тема отдельного разговора. А за окном война.
– Мы как-то сразу вышли на большие обобщения, на спорные глобальные выводы. Но если бы дела на фронте шли получше, оснований для таких выводов было бы меньше. У вас, кстати, есть понимание – почему в первые часы и первые дни спецоперации российская авиация не разбомбила наглухо украинскую транспортную инфраструктуру – узловые станции, мосты, тоннели? Тогда бы всё пошло по-другому.
– Стратеги думали, через неделю «всё наше будет»
– А через неделю почему не разбомбили?
– Снизу докладывали: мы чуть задерживаемся, дайте времени, уже вот-вот.
– Зачем?
– Сверхцентрализация и персонификация на Начальнике любых решений. Боязнь плохого доклада. Повальный уход от ответственности. Кадровая деградация. Но вообще в сценарии «спецоперации» много загадочного и трудно обьяснимого. До сих пор.
– Это правда. Но вы вот не любите сравнивать эту войну с Великой Отечественной. Мне кажется, напрасно. Русские почти всегда так воевали. 1941 год и половина 1942-го были для Красной Армии провальными. Оснований для выводов о «проектной катастрофе» было ещё больше. Однако война закончилась в Берлине.
– Тут дело-то вот в чем. В Великую Отечественную войну не мы определяли начало военных действий и их генеральный сценарий. Мы только через два года осуществили перехват сценария. С гигантским напряжением и колоссальными жертвами. А «специальная военная операция» родилась инициативно и планировалась теми, кто мог иметь любую информацию и почти любые ресурсы на все повороты судьбы. Почему «потом вдруг оказалось»? Внезапно обнаружилось, что те свойства нашего гибридного государственного проекта, на которые Кремль рассчитывал, резко обостряя военный конфликт, оказались декорацией и имитацией, построенной на повальном очковтирательство снизу вверх.
– Говорю же, летом 1941 года оснований для панических глобальных выводов было не меньше.
– Давайте не примешивать панику к суровому реализму, присущему нашим беседам. При относительном сходстве в риторике, нынешняя ситуация коренным образом отличается от той, что была накануне Второй Мировой войны. Тогда лозунги про победу «малой кровью на чужой территории» и славословия «Красная Армия всех сильней» не мешали внутри понимать, что она не всех сильней. И это видно из многочисленных документов: и спешили готовиться, и производили впопыхах то, что явно нужно было производить. Стремились успеть к некому роковому рубежу, который хотели отодвинуть. И который – заметьте – не мы определяли. Но даже большее, чем сейчас, понимание реальной ситуации в 1939-1941 годах не уберегло власть от просчётов и ошибок с катастрофическими последствиями 1941-1942 года.
А нас в феврале 2022 года кто и зачем в спину толкал? Как можно ввергаться в военные действия, не представляя, что скрыто у тебя за декорациями, в какой степени несокрушимость, демонстрируемая на учениях, носит имитационный характер?
– Путин постоянно говорит, что мы упредили нападение той стороны. Украинцы тоже не отрицают, что они собирались «освобождать» Донбасс и Крым силовым способом.
– На мой взгляд, не было ни у Киева, ни тем более у его внешних кураторов никаких реальных намерений наступать, потому что в случае любого серьёзного продвижения в Донбассе было понятно, что арсенал средств ответа в принципе ничем не ограничен. Хотя бы сейчас не надо утешительных иллюзий. Если мы сейчас себя успокоим, если мы сейчас скажем, что эти рухнувшие декорации, вся эта иерархия имитаций с бравурными отчетами и с планами, угодными начальству, если это все был случайный сбой, эксцесс исполнителей, а не системное свойство нашего проекта, который мы таким построили, то мы доведем все-таки дело до грани национальной катастрофы.
К сожалению, наша сверхцентрализованная вертикаль предполагает именно такие информационные потоки, именно такие стратегические коммуникации между верхним уровнем правления и остальным обществом. Снизу вверх идут благостные отчеты и несбыточные планы, а сверху вниз указания по любому поводу, вплоть до того, как производить индейку. Это самоедский госпроект. Он не конкурентоспособен. Не создает эффективной экономики и не создает возможностей для каких-то геополитических побед. Это надо признать. Сейчас стране нужно выйти без надлома из военной фазы конфликта. И внести фундаментальные исправления, то есть реконструировать свой государственный проект. Сделать его адекватным 21 веку. Это единственный способ остановить скольжение к катастрофе.
– Я хочу, чтобы вы прокомментировали слова депутата Госдумы Затулина, который недавно объяснял Владимиру Соловьеву, что Херсонская область и другие новые российские территории не равны по статусу старым. Что вопрос об их будущем неоднозначен. Некоторые люди говорят, что такие заявления как раз и можно считать началом катастрофы. Народ готов очень многое простить своим лидерам, но вот такие вещи, когда несколько новых регионов сначала приняли с пафосом в состав России, а теперь говорят «всё неоднозначно», простить трудно.
– Эта теледискуссия в таком парадоксальном варианте вскрыла важную вещь. Действительно, власть не может на глазах у всего народа какие-то территории объявлять своими, причём в формате торжественного ритуала, в Кремле, перед специально собранной знатью, представителями всех земель, а спустя буквально пару недель сдавать, причем практически без боя. Слишком серьезное испытание для национального характера.
Затулин попытался более-менее рационально объяснить, почему этот «маневр» ещё не повод для применения ядерного оружия. Поскольку был поставлен перед такой необходимостью. Объяснение вышло, мягко говоря, малоудачным. Получилось что-то в духе Средних веков: то, чем я давно владею и где я сам живу много лет, это мое. А то, что взято с боя – это добыча, которую, если тактика требует, то можно и сдать. Потом еще раз отобью.
Для массового сознания такое объяснение, грубо говоря, не прокатывает. Зачем ты не просто брал, а таким образом оформил прием? Зачем писал плакаты «навеки вместе», «мы здесь навсегда»? Фотографировался на фоне этих плакатов. И как теперь смотреть в глаза тем, кто отвечает перед вернувшимися украинскими властями за то, что принял новую реальность, неосторожно поверив, что она навсегда? Вот такой крайне болезненный, кровоточащий парадокс. Действительно, эту драму надо как-то внятно объяснить. Российская власть должна была что-то сурово-откровенное сказать по этому поводу гражданам. Найти слова, которыми можно объяснить то, что у многих не укладывается в голове.
– Затулин тоже российская власть. Он зампред думского комитета. Или Путин должен был объяснить?
– У нас власть сверхперсонифицированная. Поэтому то, что говорят депутаты, не воспринимается как слово реальной верховной власти. Наше население считает, что власть в России — это один человек. Все остальные только помогают власти или обслуживают её. На самых драматических поворотах должна быть прямая коммуникация. Недоскаазанность, постоянно раздражающая граждан в условиях военных действий, разрушает сакральность.
И вообще вот это загадочное мерцание из-под облаков мудрой власти, пути которой неисповедимы, их не дано простым грешным людям понять, такой власти, которая не обязана перед простыми грешными людьми отчитываться, а лишь иногда неожиданно появляется, чтобы что-то произнести, что можно по-разному толковать, и потом опять скрывается за облаками – эта модель в условиях войны, причем, войны неуспешной, не работает. Нельзя пропустить момент, когда нужно выйти к миру и сказать: «Братья и сестры! Вот такая у нас ситуация, вот так мы должны жить, вот ради чего работать, на что надеяться».
Пора, я думаю, внятно и честно объяснить следующее. С момента начала Специальной военной операции, главной целью которой провозглашалось – обезопасить Донбасс от постоянных бомбардировок – почему через девять месяцев бои идут в ближних пригородах Донецка? До сих пор. Ну, объясните мне кто-нибудь так, чтобы я понял, что вы искренне говорите, а не отползаете в тень. Никто же этого не сделал.
Я надеюсь, что нечто подобное прозвучит. Это необходимо с точки зрения коммуникации между властью и народом. Национальная коммуникация должна быть иной, это точно. А что касается необходимых практических действий, понятно, что после выхода из военной фазы конфликта с армии надо начинать. Понятно, что руководство армией, как действующей организацией, должно быть другим. И руководство военно-промышленным комплексом, как особым научно-производственным организмом, должно быть другим. Сейчас идут поспешные попытки наложить заплаты и поставить подпорки. То есть все остается прежним, давайте упавшие декорации приподнимем и подопрём, какую-нибудь временную комиссию создадим, еще пару месяцев повоевать, а там, глядишь, гроза минует, сошлёмся на предателей, накажем каких-нибудь «либералов». Не дай нам Бог снова зайти на этот круг. Теперь эти манипуляции точно не сработают.
– А какие сработают? Ведь вы же, наверное, не демократию и гласность предлагаете ввести в оборонке.
– Нет. В военной сфере не нужны демократия и гласность. Но должны быть честные выводы из ошибок, внезапно ставших столь очевидными, что их нельзя снова заболтать. Военная и организационная мысль, технологическая база должны совершить скачок вперёд, из отсталости хотя бы в современность. А кое-что должно, наоборот, вернуться, восстановиться. Кодекс сословной служилой чести, например.
***
© ZONAkz, 2022г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.