На судебное заседание по делу Казатомпрома, назначенное на 18 января, в Сары-Аркинский суд №2 г. Астаны приехала супруга одного из экс-топ-менеджеров Национальной компании, содержащихся на конспиративной квартире КНБ.
Своего мужа, Дмитрия Парфенова, Наталья в последний раз видела в начале декабря прошлого года. Поговорить по телефону не удается: на другом конце провода незнакомый голос неизменно отвечает: мы постараемся решить ваш вопрос. Вопрос же Натальи Парфеновой в том, чтобы разрешили свидание с Дмитрием.
29 декабря 2009 года, супруга экс-топ-менеджера подала жалобу в Сары-Аркинский суд №2 о том, что ее муж содержится на конспиративной квартире незаконно. Все заявления, которые подписывал Дмитрий Парфенов, уверена она, были получены от него следователями КНБ под большим давлением.
Кроме того, в жалобе Наталья просила суд, чтобы Дмитрия вызвали на начавшийся процесс по делу Мухтара Джакишева в качестве свидетеля. В суде он должен дать правдивые показания и рассказать, было оказано на него давление или нет. Однако суд отказал в удовлетворении требований заявительницы.
Следователи КНБ, считает Наталья Парфенова, допустили фальсификацию вещественных доказательств. Так, во время обыска, в квартире Парфеновых было изъято 270 тыс. тенге. Принадлежность денег лично ей Наталья доказала документально – представила суду справку о своей заработной плате с места работы, выписку из банка о том, что накануне обыска ровно 270 тыс. тенге были сняты с ее карты. Однако следователь Валиев считает по-иному, т.е. что эти деньги являются вещественным доказательством в деле ее мужа.
Постановление суда об отказе в удовлетворении ее требований Наталья получила 30 декабря, обжаловала в положенный законом трехдневный срок – 5 января. Как известно, согласно постановлению правительства, дни с 1 по 4 января были объявлены праздничными. Тем не менее, жалобу отклонили, обосновав отказ тем, что она якобы не уложилась в трехдневный срок. Но ведь надо считать не календарные дни, а рабочие, недоумевает Наталья Парфенова.
…Судебное заседание в тот день состоялось, но закончилось, едва начавшись. Из-за болезни, снова не смог присутствовать на нем адвокат Мухтара Джакишева – Нурлан Бейсекеев. “У него проблемы с сердцем, возможно, его госпитализируют”, говорит супруга Мухтара Жамиля Джакишева.
Парадокс в том, что обоим подсудимым – Мухтару Джакишеву и его телохранителю Талгату Кыстаубаеву по-прежнему отказывают в их законном праве на адвокатов, кого они желают видеть своими защитниками. Александра Розенцвайга и Данияра Канафина, с которыми заключила договора Жамиля Джакишева, на судебный процесс вновь не пустили.
До сих пор нет ответа на заявление Сары Кыстаубаевой, супруги Талгата, о допуске на процесс в качестве защитника адвоката Хамиды Айткалиевой. Зато в процессе участвует другой адвокат – Ахан Байтанов, назначенный Талгату КНБ, но от которого открещиваются, как сам подсудимый, так и его семья.
Другой парадокс в том, что Талгат Кыстаубаев не владеет русским языком, а Ахан Байтанов – казахским. На каком языке изъясняются подсудимый и его адвокат? Материалы дела, несмотря на все требования, так и не переведены на государственный язык. Уровень профессионализма назначенного переводчика таков, что он искажает смысл текста, говорит Сара.
Не решена судьба заявления Мухтара Джакишева о том, чтобы его судил суд присяжных, поскольку к чиновникам от юстиции у него доверия нет.
На судебное заседание в Астану прибыл и сопредседатель партии ОСДП “АЗАТ” Булат Абилов.
— С политической стороны мы считаем, что уголовное дело полностью сфабриковано. Во-первых, где те шумные заявления КНБ о том, что распроданы природные богатства на десятки миллиардов долларов? Во-вторых, почему в суд поступили другие дела и вообще смешные обвинения о том, что якобы там какой-то офис в Вене открыли. Ясное дело, что Мухтар сам офис не будет открывать. Это было решение правительства, подписанное Каримом Масимовым.
Так что все, что сегодня выдвигается в отношении Мухтара, не выдерживает никакой критики.
Если был нормальный судебный процесс, нормальное уголовное расследование, суд надо бы закончить в первый же день.
Естественно, возмутительно, что судят Талгата Кыстаубаева, в функции которого входила физическая охрана Мухтара Джакишева, он сотрудник такой охранной компании, как “Кузет”. Он ни одного дня не состоял в штате Казатомпрома. Как его могут судить за какие-то там злоупотребления, за хищение и растраты?
Ясное дело, в интересах КНБ максимально засекретить дело, чтобы люди не знали, что там происходит, о чем вообще речь. А речь непонятно о чем.
Поэтому мы настаиваем на открытости процесса для СМИ, супруги, родственников, друзей. Почему люди не должны знать, на каком основании процесс закрытый, если никакой секретности он не несет?
То, что идет по урановым месторождениям, грифа секретности не содержит, ни на одном документе вы не найдете грифа “совершенно секретно”. Максимум, это – для служебного пользования. Но служебное пользование тайны никакой не несет.
То, что не допускают адвокатов, что адвокат должен иметь некий пресловутый допуск, – это тоже возмутительно. Есть закон об адвокатской деятельности, адвокатской тайне. Адвокат подписывается в том, что не должен разглашать. Все. Тогда почему суд закрыт?
Потому что Джакишев имел все-таки какое-то отношение к Рахату Алиеву? Якобы на работу Кошляк был привлечен, это сподручный Рахата Алиева, кто-то еще. Но из-за этого уголовное преследование? Я считаю, это вообще просто возмутительно.
Так что надо разбираться по другим делам. По тому, какими методами действовал КНБ в двадцать первом веке, — методами инквизиции. Реальная инквизиция, реально пытки, когда к человеку не допускают врача, когда человека не обеспечивают нормальным медицинским обследованием, не дают возможности встречаться с семьей – это реально можно приравнять к пыткам. Они, что, специально создают ситуацию, чтобы завтра с Мухтаром что-то случилось, и он будет вынужден под чем-то подписаться?
Мы понимаем, что все это делается с одной целью: чтобы он махнул рукой и сказать: черт с вами, давайте, что нужно подписать, я подпишу.
Многие дела так и происходили, сказал Булат Абилов, отвечая на вопросы журналистов.