… и, короче, стояли мы с Асхатом у какого-то забора посреди неоглядных атырауских пампасов, нервно покуривали и матерились вполголоса. Тема была достаточно избитая — все про тех же акиматовских козлов, которых черт знает зачем набрал себе в аппарат некто Мусин Аслан Еспулаевич, хозяин этого достославного региона. В область рано утром с неплановым визитом прилетел премьер Имангали Тасмагамбетов и сразу же ринулся на “объекты” — вникать и распекать, строить всех и им же выговаривать. Руководить, одним словом.
А эти парнокопытные из губернаторского дома, продолжали злобствовать мы, удосужились известить нашу “дорогую редакцию” об этом выдающемся событии почти через полдня после того, как атырауской землицы коснулся элегантный сапожок председателя правительства. И уже битый час торчали мы с Асхатом Тохтархановичем на околице очередной “потемкинской деревни” — какого-то заводика по производству неких пластмассовых или полиэтиленовых труб. Он, типа, открывать его собрался.
Прелестным в этом эпизодике было то, что фирмочку эту уже чуть ли не дважды до этого открывал президент страны.
Бездельники из высокого присутственного места наконец-то пошевелились и сообщили по “мобиле”: едет барин, едет – скоро будет. Скоро, дескать, задохнетесь в горячих объятиях.
И я сказал Асхату:
— Давай, братан, подсуетись! Конечно, “менты” и парни из “девятки” могут тебя и к воротам не подпустить – наши “ксивы” им не авторитет. Но помни, друг: мне и шестидесяти строк хватит. Верю, будет тебе удача, на святое дело идешь – визит премьера освещать…
Тут мне вспомнилась довлатовская фраза про то, что когда от человека требуют идиотских поступков, его начинают величать профессионалом. И отечески похлопывая по плечу репортера Шарипжанова, я скупо ронял звуки в сырой мартовский воздух:
— Никто в этом яростном и прекрасном мире — просто из чувства здоровой зависти — не признается тебе в этом, но я сказать обязан: ты, Асеке, лучший из нас, ты – профи! И не заставляй меня потом сожалеть о сказанном в эту светлую минуту, пожалуйста…
Обычно я поощрял его и подвигал на служебные подвиги другим образом – значительно понизив голос, сообщал, что если бы я не был Бахытжаном Мукушевым, то хотел бы, чтобы меня звали Асхатом Шарипжановым. И при этом иногда, скажу, в его взгляде явственно замечалась некая толика недоверия, смешанная все же с большим количеством надежды на правду.
Но в тот миг мне показалось, что эта не раз изреченная мысль прозвучит в этот раз если не фальшиво, то, наверняка, пошловато.
И я отъехал в редакцию, некоторую часть пути ощущая умело затаенное недовольство редакционного водителя Калыбека. Ему-то, как человеку, испытывающему острый зрелищный дефицит, естественно, сильно хотелось потаращиться на самого Тасмагамбетова И.Н., дабы вечерком поделиться задешево полученными впечатлениями с брутальными приятелями по исконно браконьерскому поселку Балыкши.
Вечером в контору вернулся Асхат. По некоторым, одному мне знакомым, приметам, стало ясно, что дело у него выгорело. И выгорело по-крупному. Но, по сложившейся традиции, следовало поиграть в давнюю игру, которую я про себя именовал театром для двоих.
— А что, Баке, у нас свободные площади в этом номере имеются? – вопросил Асхат.
— Это когда же они у нас свободные были? – ответствовал я. – Ну на твою заметушку на сто строчек чего-нибудь да изыщем.
— Да зачем же вы так, уважаемый? – укоризненно качал головой лучший репортер “Мегаполиса” и “Турана”. — На такой сюжетец, почитай, полоса потребна. А то и полторы, пожалуй что…
— Асеке! Братан! – Я привычно изображал состояние, которое в старинных романах описывалось так – “с потрясенным видом он встал из-за стола”. – Ты сделал это, да?!
— Да, Баке! Как вы любите говорить: “ай дид ит” — я сделал это!
И от меня сразу пошла команда ответсеку:
— Выкинь в запас какую-нибудь полосу – Асхат Тохтарханович в номер “фишку” притащил!
Сам же Асхат Тохтарханович удовлетворенно усмехнулся – он любил такие скромные знаки отличия.
Потом мне рассказали, как это было. Конечно, на служебное удостоверение Шарипжанова премьерская охрана не повернула и “головы кочан”. Его затолкали куда-то за третью линию оцепления и строго велели: стоять тихо, не вякать, не то – ну сам понимаешь, да?
И вот когда премьер со всей своей большой свитой – разные там секретари-помощники, акиматовские столоначальники, парни из “информационного пула” (особо доверенные журналисты из двух столиц, любящие забесплатно полетать-поездить, а также и поесть-попить за счет сопровождаемого лица) вышагивали через проходную, из толпы глазеющих раздался звонкий голос:
— Имангали Нургалиевич! Два слова, пожалуйста – для газеты “Туран”!
Понятно, что это крикнул Шарипжанов.
И свита, и толпа, как говорится, слегка прибалдели. Премьер сбился с шага, а потом и вовсе встал.
— А что – есть такая газета? – Глава правительства искал ответа где-то в недрах сопровождающего его скопления.
Но Асхат не дал выступить лицам, ответственным за эту возникшую проблему:
— Есть, Имеке, есть. Могу задарить парочку последних номеров. За парочку ответов на наши вопросы.
Премьер, как мне кажется, знал, что можно отказать многим. Иногда можно отказать всем. Но публично отказать журналисту – даже в нашей стране! – это моветон. Имиджем не разбрасываются. Его преумножают.
Пресс-конференция в программе рабочего визита не значилась. Глава правительства после открытия заводика должен был лететь домой. Но “прессуху” по его распоряжению быстро сорганизовали, хотя премьеру из-за нее пришлось заночевать в Атырау.
Четыре дежурных вопроса ему задали столичные стиляги из “информпула”, два вопроса позволили робко прошептать “золотым перьям” из местных изданий и на восемь своих “гвоздей” получил ответы Асхат Шарипжанов…
Он пришел в газету “Мегаполис” весной 2002 года. Через несколько минут после его появления в моем кабинете зазвонил аппарат. По служебной линии телефонировал мой, скажем так, работодатель. Он был взволнован и оттого неряшлив в речи:
— Баке! Такое дело, значит… В общем, видели тут Шарипжанова… Его нельзя брать… Если вы так думаете… Он же, знаете… Нет, невозможно… Они с этим… Ну, вы слышали, наверное… Они на нашем канале видеокамеру пропили… Да все знают про это…
Я пообещал патрону учесть его соображения. С Асхатом же пообщался около получаса и понял, что такого паренька терять совсем не гоже. Его можно к нам приспособить по-любому. Но вот только в каком амплуа? Словом, я примерно был в положении Жозе Моуриньо, тяжело размышляющего на тему: Шевченко-то, конечно, гранд, но что с ним делать, когда у нас с Ромой есть и Дрогба, и Саламон Калу, да еще и Писарро с Флораном Малудой?
Мы еще немного потолковали с Асхатом, и я принял решение: он будет пока вести в газете рубрику “Full-contact” — “тискать романы”, типа, из серии “На дне”. Про тех, кто не “вписался в рынок”, про тех, чьи способы выживания в обвалившейся внезапно жизни, с точки зрения составителей уголовных кодексов, отнюдь небезукоризненны. Про торговцев наркотиками, про проституток и сутенеров, про “сельскохозяйственных рабов”, про бутлегеров и т.п.
В конце разговора я сказал:
— Товарищ, я никак не желаю скрывать от тебя то обстоятельство, что мой управляющий не может расстаться с версией, что ты однажды с неким Мариком по-крупному “прогулял” часть его небольшой собственности, а именно – “супервэхээсную” видеокамеру. Факт этот, как я понял, является недоказанным, а я чту презумпцию невиновности. Но, чтобы переубедить патрона, потребуется энное время. Давай, ты пока потрудись за гонорары, а я обещаю со временем “воткнуть” тебя в штат…
И через пару месяцев, когда Асхат с блеском отписал серию “фулл-контактов”, наш босс неожиданно для меня — без особых уговоров – согласился платить Шарипжанову зарплату согласно штатного расписания.
До нашей встречи, как он сам однажды подсчитал, он успел потрудиться в целых восемнадцати редакциях. Уходил из них по разным причинам – где-то по три месяца не платили денег, где-то попросту “кидали на бабки”, а где-то мучили журналистской поденщиной, не допуская до серьезных и интересных тем.
У нас в “Меге” он проработал почти год – так долго он еще нигде не оставался. Отсюда он и ушел со мной вместе. Если ты это делаешь в знак поддержки, говорил я ему, то это очень дорогой подарок – не могу принять. И потом кушать нужно всегда – думай про то, что на зуб завтра кидать будешь. “Да смысла нет, все равно так вольно работать уже не дадут”, – отвечал Асхат.
И очень жалел, что без меня ему уже никто не выдаст прощальный “фирменный сертификат” – всех покидавших редакцию мы награждали специальной грамотой “За освобождение “Мегаполиса”.
В “Мегаполисе” той поры собралась странная и славная команда – “тяжеловесы” Ахас Тажутов, “Джон” Сулеев, Аркадий Арцишевский, молодые, но способные “мухачи” и “средневесы” Женя Рахимжанов, Миша Пак, Майгуль Кондыказакова, Дастан Мукушев.
С ними газета перешагнула порог 10-тысячного тиража. С ними же и уже вместе с Асхатом, Димой Мостовым и Сакеном Бельгибаевым “Мегаполис” добрался до отметки в двадцать тысяч экземпляров. Серия шарипжановских очерков “Кто владеет Казахстаном”, мне думается, прибавила нам три-четыре тысячи новых читателей.
Будучи тогда сильнее многих в стенах редакции, он был, в известном смысле, слабее всех за ее стенами. Потому на разного рода редакционных посиделках с обязательными на столе крепкими напитками сидел только с бокалом “Балтики-нулевки”.
Иногда, правда, пропадал на пять-шесть дней. Мы искали его и находили в таких местах, что враз становилось понятно, откуда в его материалах такая точность в изображении разнообразных “мерзостей жизни”.
Удивляло и то, что даже в таких местах он пользовался серьезным уважением. В какой-то ужасной “хижине дяди Тома”, жилище без полов и без части оконных переплетов, мне открыл дверь совершенно горьковский персонаж.
— Ну ты чё, мужик, поди с Асхатиком всё бухаешь? – неприветливо поинтересовался я.
Босяк, бывший ранее очень даже способным художником — так его позже мне отрекомендовал сам Асхат — покачался в дверном проеме, но все же строго поправил меня:
— Не с Асхатиком, а с Асхатом Тохтархановичем Шарипжановым. И не бухаем, а общаемся как интересные друг другу личности.
И я немедленно перешел в разговоре с ним на “Вы”.
А иногда вспоминаются какие-то забавные мелочи. Например, такая.
В редакции “сгорел” электрочайник. Пока “хозу” холдинга изыскивало неподъемную сумму на покупку нового “Мулинекса”, Асхат приволок откуда-то раритетный электросамовар – мятый, ржавый и поломанный.
Находку забраковали, Асхата высмеяли, но я приспособил антиквариат для воспитательных целей – объявил, что отныне любой работник, допустивший в газете “косяк”, будет награждаться переходящим кубком “Мегаполис-Даун” в виде этого самовара.
Шарипжанова долго попрекали – открыл, дескать, для шефа новые возможности для морального террора коллектива. Он от души веселился. В его смехе звучала твердая уверенность, что уж этот-то приз он не заслужит никогда. И действительно, не заслужил.
… Когда от нас уходят навсегда близкие люди, мне думается, что где-то в нашем сознании или где-то на периферии наших душ с течением времени образуются некие “районы особого значения”. Какие-то “черные дыры”, одним словом. И наши воспоминания, наша светлая печаль по безвременно ушедшим товарищам и друзьям вроде как энергетическими импульсами безвозвратно утекают туда. И пока мы будем “питать” таким образом эти рожденные нашим беспокойным воображением виртуальные субстанции, нам всегда будет казаться – они не ушли, они – рядом…
Еженедельник “Политика.kz”, 26 июля 2007 г.