Вера

Начало смотри здесь


Не вся протестантская вера


Именно иудейская и протестантская культуры лучше всего приспособлены к современной рыночной цивилизации (собственно, они ее и создали)… Но умение западного общества много и эффективно трудиться – только одна половина составляющей материального благополучия. Другая половина – это отлично отработанные технологии “втягивания” и присвоения ресурсов “развивающихся” стран”.


П.В.Своик. “Мегаполис” 6(6).


В 1517 году некий профессор Виттенбергского университета по фамилии Лютер прибил к воротам местной католической церкви свои знаменитые тезисы, совершившие переворот в религиозной мысли. Человек, бесспорно, высокого духа и сильной воли выступил против Папы и религиозного догматизма. Именно коррупция папского двора и злоупотребление индульгенциями вызывали сильное недовольство, а тезисы нашли большую поддержку, и среди провинциальных князей, и у широких слоев населения. В корне самого конфликта на самом деле лежало социально-экономическое противоречие: богатство и роскошная жизнь епископов, прибирающих к рукам новые земли, их возрастающие доходы от множества обрядов и церковной десятины – все это вызывало недовольство среднего дворянства, буржуазии и крестьянства, т.к. все это ассоциировалось с католической церковью.


В начале 16-го века Европа уже почувствовала слащавый вкус буржуазного индивидуализма. Было ли это вызвано прогрессом “производственных отношений” или еще какими-то скрытыми мистическими течениями, но нас интересует не материальная база и изменение мышления, а сопутствующий всему этому человеческий дух, ибо еще не ясно, что из них изменяется быстрее. Мы все же склонны думать, что протест и разрыв с католической церковью на почве индульгенций – всего лишь формальная часть более глубокого процесса. На самом деле это средневековая цеховая община дала неустранимую течь. Во всяком случае, родственно- корпоративные связи, перестали выполнять роль социального фундамента, цементировала который старая феодальная церковь. Теперь в цех принимали не по родству, а по способности. Тем более что цех давно распался, потому что способные подмастерья проявили свою честолюбивую инициативу. Благосостояние человека стало зависеть от него самого. Скорее всего, старая социальная и духовная культура сковывала ту личность, которая видела уже, на что способна. А раз она почувствовала свои силы, следовательно, увидела и персонально того, кто ей мешает свободно думать, то есть натурально забирает и волевую десятину. Полнота епископа, стоящего рядом, закрепила догадку, что бог не может поощрять лень; перегар и отрыжка – что бог не терпит лицемерие и жадность. Долой обряды, долой толстого ханжу! То есть производственные силы достигли такой стадии, что сформировали революционные мысли. Этот человек все средневековье видел мрачную чуму, он только что похоронил своих близких, он так устал от слез, что, оказавшись в одиночестве, еще больше поверил, что церковники рассказывали сказки. Победа и выстраданная возможность были теперь продиктованы как бы природой. Этот акт жизни оставшейся личности не мог быть не замечен, поэтому он получил протестантское оформление. Так что император и местные царьки – всего лишь куклы, прозрачный занавес другого, более глубокого конфликта. Но если бы Лютер, великий Лютер, знал, какого джина он выпускает одновременно из бутылки. Возвышенный дух жил там рядом с подлым и корыстным! На левом плече у человека всегда сидел старый и злобный черт, этот мрачный сожитель совести с настроением встретил нового приятеля. Здесь (внимание!) начинается история другого бесчеловечного протестантизма. Первые реформаторы ратовали за возвращение к апостольским истокам, они это возвращение и получили: вернулись туда, куда просили – в языческий Рим, то есть в языческую Палестину. (Стоп! Кажется, мы там уже были). Теперь, к сожалению, прорвавшийся сквозь дебри одаренный человек стал строить свое выстраданное счастье на страданиях, слезах и унижениях других, и неизменно не в ладах с совестью. В нашем случае человеческое большинство приняло протестантское учение с точки зрения выгоды, и горе тому, кто не попал в ряды избранных и счастливых. “Лютер, – говорит Эмерсон, – дал бы отрубить себе правую руку, чтобы не прибить своих тезисов к дверям Виттенбергской церкви, если бы мог предвидеть, что они приведут к безжизненным отрицаниям Бостонского унитаризма…Наше религиозное мировоззрение, которое, в свою очередь, является продуктом реальных, жизненных условий. Мы признаем лишь тех богов, в которых нуждаемся… – Религии должны были оправдывать себя, и они, несомненно, служили тем или другим жизненным потребностям, господствовавшим во время их возникновения. Когда они слишком угнетали другие стороны жизни, или когда являлось новое верование, которое лучше обслуживало эти же потребности, значение господствующих религий падало.… …Разумеется, не все протестанты принадлежали к типу страждущих душ, и потому на поверхность их религии всплыло то, что Лютер назвал “навозом человеческих заслуг”; но, несомненно, также, что лютеровское понимание христьянства глубоко соответствует некоторым сторонам человеческого духа… …Сущностью христьянской религии для Лютера является вера в то, что Христос уже совершил свое дело искупления. Но этот чисто интеллектуальный по своей природе элемент представляет только одну сторону лютеровской веры; другая сторона ее далеко не интеллектуальна, наоборот – жизненна. Она заключается в уверенности, что Я, мое индивидуальное я, каково оно есть, спасено ныне и вовеки. (Стоп! Вот откуда каждый заплывший бюрократ нашел небесную заботу. Материальный достаток, который он создал на человеческом горе, дан ему “заслуженно” не кем-нибудь, а самим богом. Вот как, оказывается, ушлый советский бюрократ стал жадным, перекрасившимся протестантом. – Авт.)


Вильям Джемс “Многообразие религиозного опыта”


Это еще не все. Вот и современная версия: “…А протестантский дух индивидуализма, столь противоречащий христьянскому смирению и “любви к ближнему”… Надо ли объяснять, что все эффективные демократии зародились в протестантских странах… Считаясь номинально формой христьянского вероисповедания, протестантизм явился радикальным отходом не только от буквы, но и от духа христьянства. Существенной частью этой ереси явилась концепция “Предопределения судьбы”, согласно которой счастье человеческой души обеспечивается не верой в Христа и не добрыми делами, а предопределено богом заранее, еще до рождения человека. Не все спасутся, а только избранные, и не в нашей власти повлиять на эту избранность. Не так далеко от иудаизма, а просто чуть больше гибкости; избранность не определяется так просто – родителями и обрезанием, то есть остается какая-то неопределенность, но в целом, очевидно, все тот же обыкновенный расизм. Далее, трудовые успехи являются подтверждением избранности, отсюда – протестантская трудовая этика и стремительный взлет в материальном производстве. Больше успехов – больше подтверждения в избранности – больше расизма. Поскольку спасение предопределено, почтение к богу и боязнь его заменяются духом соревнования…”


Бостонский альманах “Лебедь”, № 217 2001 г.


Что теперь на это можно сказать? Что стремление, по-видимому, к чужому и легкому у человека остается инстинктом? Особенно на фоне перекрестившейся бюрократии, чья история жизни выглядит страшно. В оприходовании чужого и легкого она также видит божественный перст и небесный подарок? Кто вообще любит яркие вещи, как опытный протестант? Почему же сюда дошел этот далекий ветер? Земной шар стал мал, или бюрократия так выросла, особенно в торговом деле? (Их роднят, вообще-то, вещи. Но об этом мы уже говорили.)


Самая необычная связь. И версия


Есть связь между языческой Палестиной, Лютером и эсэнговским бюрократом. Однозначно – нет, это такая же связь, как между нами и теми, кто очень давно обитал на деревьях. Но все же в самодовольном и злом лице командира кабинета и общества нам мерещится… мощная и лохматая челюсть…


31 марта 1492 г. королевская чета на троне Испании – Фердинанд 5 и Изабелла — подписала декрет, которым все евреи, мужского и женского пола, обязывались покинуть королевство до 31 июля того же года под угрозой смерти и потери имущества. Крестным отцом кощунственного и циничного декрета был главный инквизитор Торквемада. Своим наушничеством он наконец убедил примерных царствующих католиков, что для Испании будет лучше, если евреи покинут ее территорию. В действительности главной движущей силой религиозной чистки была церковная жадность. Инквизиторы старались не зря – добыча была богатой. Алчные католики умудрялись иногда выкапывать богатых мертвецов, чтобы формально сжечь ересь, на самом же деле им не давало спокойно спать оставленное семейное золото. Теперь же можно было вполне легально грабить. Испанию покинуло 800 тысяч евреев… Заметим здесь, что между этим историческим событием и дерзким поступком Лютера прошло 25 лет.


В середине 16 века в Англии начался бурный процесс обезземеливания крестьян, получивший название “огораживания”. Эдуард 7 стал одержимо сгонять крепостных крестьян с собственных обрабатываемых земель, а те, в свою очередь, стали усиленно пополнять армию нищих, которые устроили целые артели нехитрого дела – попрошайничества и стали бродить в поисках пропитания по всей хлебосольной Британии. Кто читал “Принца и нищего” Марка Твена тот поймет, о чем идет речь.


Эти активные шаги капиталистических отношений Туманного Альбиона навстречу своей революции еще не так видны, но уже отчетливо заметны материальные ниточки. Экономическая связь и одновременная конкуренция с Северной Францией, где необыкновенно разрослись текстильные мануфактуры, показывают, что там находится мощный энергетический источник, который заставляет реагировать и шевелиться заинтересованных людей по другую сторону узкого морского пролива. Торгово-денежные операции очень реактивны, но какой человеческий фактор добавил в данный район свои реактивы? Напомним лишь, что первый галеон с американским золотом причалил к берегу Европы в 1630 году. Значит, кто-то пришел сюда еще раньше и с немалым золотом. И в первую очередь принес свое золото в своей голове, мы уже не говорим о золотых ремесленных руках. Не из Испании ли пришли сюда эти люди? Мы склонны думать, что между изгнанием еврейской общины из Испании и лютеровским демаршем в Германии, а также Кальвина на севере Франции, Эразма Роттердамского в Голландии и Цвингли в Швейцарии существует странная и не случайная связь — в этом наша дикая версия. Тридцати лет достаточно, чтобы освоиться на новом месте и оживить практичные и духовные умы. Духовные интеллектуалы и гении человечества, коими, бесспорно, были и Лютер, и Кальвин, и Цвингли, могли лишь первыми глубоко и духовно прочувствовать необходимость перемен и оформить в систему то, о чем великое множество простых людей могли смутно догадываться. Эта идеология была буквально выстрадана и не одними ими, а, если следовать версии, целым народом. Если бы материальная составляющая не созрела под новые духовные “технологии”, если бы “производственные силы”, в которых был наш сильный катализатор, не подготовили благодатную почву, то, мы уверены, эти смелые ребята не совершили бы свой реформационный подвиг для человечества и не отправились бы туда, где сожгли Яна Гуса за сто лет до этого, то есть – на костер. Является ли протестантизм идеологическим оформлением новых экономических отношений — то есть материальный прогресс привел к изменению настроений, или некая община, скажем, с развитым чувством опасности и с неизбежной в таких случаях сноровкой помогла себе адаптироваться в новых условиях и передала свое напряженное настроение соседям по кварталу? Этот вопрос с полным основанием можно отнести к основному вопросу философии, на который до сих пор ответа нет. (Как нет до сих пор ответа – почему одни глупы и беспечны, а другие в это время прозорливы и практичны. Можно упиваться слюнями славословия и нагнетать вокруг себя несуществующее облако, ничего хорошего из этого не выйдет, и кроме исторической пыли на лишнюю влагу там ничего не осядет. Тот, кто в это время похлопывает по плечу, использует самое действенное оружие против бездарности и лени – лесть. Особенно первоклассно это выходило и выходит у китайцев.)


Божества здесь тоже кочуют


(по политическим соображениям)


Во 2 веке н.э. вечное противостояние китайцев и их северных соседей-кочевников закончилось весьма фундаментально для истории. Поднебесная оттеснила часть гуннской конфедерации племен на запад. Эта эпохальная широтная колонизация гуннами новых территорий получила в истории название “Великое переселение народов”. За 200 лет гунны преодолели расстояние в 10 тысяч км. и достигли Центральной Европы. Из Центральной Азии – в центр Европы, пришли воинственные всадники. Казалось бы, осев в завоеванной Паннонии, гунны прекратили свой грозный ход. Но не тут-то было. К началу 5 века они вновь приступили к территориальной агрессии. Теперь их солидарную силу попробовали не менее воинственные германцы, которые в то время были уже под защитой Рима. Наибольшего могущества гунны достигли при своем вожде Аттиле, но тот, чтобы воцариться, умертвил своего родного брата — неслыханное преступление для кочевников, во всяком случае, в то время. Римляне Аттилу назвали “разорителем мира”, конфликт принял социально-политическое значение. Для нас, интересующихся не военной и чисто технической стороной дела, важны культурные последствия этого знаменитого похода. Где на самом деле происходила настоящая “битва народов”? Только не на Каталаунских полях. Эта битва произошла задолго до физического столкновения вооруженных людей. Эта “битва” произошла в последние несколько десятков лет, когда родовые всадники столкнулись с цивилизацией. Да, гунны – это тюрки. Они основали в 5 веке Тюркский каганат. Но почему все же Аттила убил своего брата? Это и есть самый “весомый” результат этой встречи.


За двести лет гунны преодолели не только физическое расстояние, они “обогатились” встречной культурой. Как это обычно бывает, произошло взаимопроникновение внутренней энергетики. Если сегодня признается существование астрального поля у человека, то почему нельзя сказать, что таким же, но значительно большим, полем обладает территория? И почему эту энергетику не может носить живущий здесь веками народ? Гумилев такое явление в сущности наций обозвал пассионарностью (огонь-энергия). И, скорее всего, эту энергию поставляет им их вера, предметно сказать, их религия. До римских границ существенных различий в культуре и духе у кочевников нет, но как только копыто лошади переступает границу цивилизаций, (здесь уже действует римское право) то начинаются невидимые, но очень значительные явления. Кончается романтика языческих сказок и наступает очередь цивилизованной пошлости, чистые воины становятся подлыми обывателями, ибо здесь уже не действует акт мужества, а действует развращающий культ денег, как будто ведьмы всех племен расплели свои страшные волосы. Что еще мог подхватить здесь Аттила? У всадника, преодолевшего такие расстояния и подхватившего вирусы захваченных культур, начинают проявляться непонятные для его родины болезни: повышается мнение о себе, повышаются сексуальные потребности. А как иначе: вокруг столько доступных соблазнов. Эта языческая разнузданность и будет своеобразной местью победителям от побежденных. На первом месте у язычника была доблесть, но это родовое мужество разнузданность и съест. Не было на свете союза крепче союза родственников, но кровь самых близких братьев изнежит и развратит соблазнительная цивилизация. Самым развращенным и кичливым клиентом ее станет подражающий ей и раболепствующий перед ее сочными ляжками и грудями вчерашний язычник. Нет ничего отвратительней этой картины. Когда вчерашний воин становится ничтожным рабом ласк проститутки, а потом и хозяина доступной женщины, — это уже картина. Этот потомок свободного когда-то народа начинает ненавидеть рабской ненавистью подобного себе. Не будет среди них братского согласия, будет больше зависти и недоброжелательства, – таково лакейское мышление. Удел слуг – борьба за внимание хозяина, и вот за эти-то подачки некоторые типы друг другу глотки перегрызут. Не мы первыми пишем об этом, вот что написал на этот счет оплеванный некоторыми глупцами классик:


“Племя, род и их учреждения были священны и неприкосновенны, были той данной от природы высшей властью, которой отдельная личность оставалась, безусловно, подчиненной в своих чувствах, мыслях и поступках. Как ни импозантно выглядят в наших глазах люди этой эпохи, они неотличимы друг от друга, они не оторвались еще от пуповины первобытной общности. Власть этой первобытной общности должна была быть сломлена, и она была сломлена. Но она была сломлена под такими влияниями, которые прямо представляются нам упадком, грехопадением по сравнению с высоким нравственным уровнем старого родового общества. Самые низменные побуждения – вульгарная жадность, грубая страсть к наслаждениям, грязная скаредность, корыстное стремление к грабежу общего достояния – являются восприемниками нового, цивилизованного классового общества – воровство, насилие, коварство, измена – подтачивают старое бесклассовое родовое общество и приводят к его гибели”.


Ф. Энгельс “Происхождение семьи, частной собственности и государства”


Итак, за убийство родственника в родовом обществе полагалась кровная месть – это вопрос чести. Община никогда не успокоится, пока посланные “делегаты” не вернутся с положительным результатом.


Итак, за нужду и бедность родственника – пятно на весь род. И род не чувствует сытости, пока один сородич голоден.


Итак, позор общий при нужде и радость общая при удаче. Но Аттила уже погубил своего брата…


Теперь послушаем вот такое сожаление небезызвестного Мурада Аджи. Интересное, надо сказать, причитание.


“Никто не отказывается от своих родственников так часто, как это делали кочевники. Они не единожды изменяли даже своей вере. Нет, и предательство теперь им не чуждо… Многому, очень многому научила их Европа. Даже Аттила, чтобы сесть на трон, впал в грех братоубийства


…Но подлость, измена, ложь удивительным образом уживались в крови кипчаков вместе с прежними, очень обостренными чувствами гордости, с мужеством, с благородством, великодушием. Воистину непредсказуемый народ! Не народ, а сплав достойного с ужасным…


…Кипчаки крайне недружны между собой, завистливы, однако не трусливы, никогда не помнят долго обиду, не таят зла, открыты, умеют безудержно веселиться, удивительно гостеприимны. Такие они и сейчас! Непредсказуемые…


…Китайцы стали стравливать тюркских правителей. Именно они первыми додумались воевать со своим сильным врагом руками самого же врага.


Им удалась эта дьявольски хитрая игра! Микроб раздора, как ржа, проник в кипчакское общество, он передавался с молоком матери: так ненавидеть друг друга умеют только кипчаки, у которых свой родной брат порой страшнее самого лютого врага. Вот они, плоды неусмиренной гордыни!


Очень недружный народ получился из некогда благородных кипчаков, предавших сперва свою веру – тенгрианство, а потом и себя”.


Мурад Аджи “Полынь половецкого поля”.


В этой эмоциональной догадке Аджи кроется предельно серьезная версия. Всех неравнодушных современников писателя интересует и обидная недружность, и вялость, и навязчивое состояние как бы лакейской неполноценности. Как, например, объяснить, что каждый единокровный бюрократ, при, казалось бы, полнейшей власти, чувствует себя неуверенно. Интересно, какие такие ценности навевают ему новые боги? Все это от того, что у него были легкие и поверхностные божества. Новые респектабельные жители небес привезли на крутых, последней марки “мерседесах” политические подарки. Это всем им понравилось. Какие теперь выпадают осадки в данной местности, можно понять, если прочитать все сначала.


P.S. На страницах казахстанского еженедельника “Мегаполис” была опубликована интересная беседа редактора с известным культурологом М. Ауэзовым. В беседе прозвучала мысль о частичной возможности возрождения тенгрианского культа, естественно, в новом модерновом виде. Причем выбор для души вполне либеральный – по вкусу. Очень экзальтированная прихоть, особенно у человека, предпочитающего для работы офис. Нет уж, прошлые пещеры завалены тысячелетием, пусть археологи занимаются песком. Единственное будущее людей – это социализм, где прошлое изобретение (под свое новое хозяйство) – религия, стоит не внутри, а рядом с человеком и государством, вернее, религия человека будет в нем самом, как музыка. Социально-ориентированное общество научится к этому времени достигать божественной экзальтации без посредников, совершенной моралью. А если найдутся и там большие оригиналы и гиганты мысли, то и они от скуки смогут легко пошаманить для души. Средневековье и заимствование других духовных мыслей происходит исключительно на пустотах. Посоветуйте лучше начать всем с себя: интеллигенту, например, усовершенствовать интеллигентность, профессионалу – профессионализм, а вору – наоборот – измениться в лучшую сторону.


P.S. Теперь вы поняли, какие бураны дуют, какие демоны чужие бегают туда-сюда и топчутся по нашим головам и душам? К сожалению, это сразу не видно, и даже никто не стремится этого замечать: придворные певцы поют, например, с высокогорной сцены о любви к родине неизменно на казахском “О, туган жер!…”. Мы не поем самозабвенно и власть не подарит нам за такие волшебные песни джипы, но… Но наше выражение беспокойства не менее искренне, а наши убеждения не менее тверды.


( Продолжение следует)