Жир будет проверен на плотность

Планета Гондурас

“Конечно, плохо жить без денег.
А где их взять, когда их нет?”

Игорь Иртеньев

Орава людей, играющих на рабочих местах в компьютерные игры с утра до вечера (впрочем, как и пьющие чай в любое время трудового дня) почувствовала приход новых времен. Это эффект так называемой “прогрессивной части времени”, когда из-за кризиса происходит реорганизация усилий, которая, в свою очередь, приводит к избавлению от “балласта”.

Практически все сектора экономики Казахстана вносят свой “посильный” вклад в увеличение безработицы. Ну а избыток предложений на рынке труда положительно влияет на качество и производительность тех, кто востребован конкурентной средой. Кризис, если сбудутся не “мягкие”, а “острые” прогнозы относительно форм и сроков его протекания, приведет к смене хозяйственных координат. Если совсем недавно расчет шел на природные ресурсы, теперь акцент переносится на потенциальные ресурсы. То есть, на рынке возрастет доля продуктов, где требуется применение интеллекта.

В списке на фиаско значится большое количество околопосреднических компаний и структур, завязанных на работу с бюджетными, государственными (полугосударственными) и недроизвлекающими субъектами. Практика доказала, что “делить” можно не только государственные деньги, но и средства корпораций. В больших компаниях, потерявших тонус из-за сверхприбылей последних лет (в силу благоприятной конъюнктуры глобального рынка), тоже сложился слой коррумпированных клерков.

Схемы дележки денег были устойчивыми в силу громоздкости холдингов, их неповоротливости и “кристаллизации” бюрократии. Технически они оберегались “устранением” тех фирм, которые предлагали более низкие цены. Теперь же, когда покупать мусороуборочные автомобили по цене “Феррари” становится проблематично, стал отчетливее слышен голос тех, кто вчера и позавчера говорил: “Наши цены низки по сравнению с теми, которые побеждают в тендерах”.

Плачь Ярославны раздается из тех контор, которые в свое время стали представителями мировых брендов, но при этом продукт делали на уровне “жайляу”. В условиях, когда дурных денег нет (да вообще мало любых денег) – исчезает и возможность прежней ставки прибыли. Придется работать на вал и с куда более высокой планкой требований со стороны потребителей. На практике это будет выражаться в расширении ассортимента услуг, их пакетировании и смежных услугах. Ну а слово “самовывоз” станет окончательно непопулярным и неприличным.

“Как вы можете выжить?! Впрочем, это ваше личное дело”. Многострадальный малый и средний бизнес получает шанс. За годы сырьевого бума этот сектор экономики сильно обезлюдел. С одной стороны, выпускники Гарварда и Итона никак не связывали с ним свою судьбу, с другой – государственные лица вроде Болата Жамишева, министра финансов, “бухтели” против МСБ. Мол, куда ему тягаться с крупным бизнесом, где одна компания может дать бюджетных отчислений, налогов и сборов под миллиард баксов. Ну а еще была проблема кадров, потому лучших специалистов большие фирмы перекупали оптом и в розницу.

Сейчас, когда в стране пошла проверка откормившихся компаний и структур на плотность накопленного ими жира, далеко не все могут доказать его качественные параметры и заслуженность. “За сотрудниками нашего класса уже не бегают”, — заметил знакомый специалист. Если к этому добавить экономические “антиниши”, появляющиеся в период кризисов, то это тоже играет на пользу мелких и средних фирм. Поясним. Раньше сделки совершались на крупные поставки. Теперь это в прошлом, потому что республика, например, больше не сможет осваивать по 400 тысяч автомобилей в год, как это было во время бума. А с мелкими партиями легче работать небольшим компаниям в силу их более высокой мобильности и гибкости по сравнению с крупными участниками рынка, утрачивающими конкурентоспособность из-за слишком больших размеров и внутренней бюрократии.

Огромных бюджетных денег, о которых заявлено широковещательно, МСБ, разумеется, не получит. Их поступлению противоречат как сложившиеся правила “распила”, так и полная целевая неопределенность в правительственных документах. Зато 57 пресловутых контрольно-надзорных органов, имеющих право вмешиваться в работу предприятий малого и среднего бизнеса, теперь работают несколько в ином формате.

Раньше система фискальных органов была выстроена таким образом, что в созданные ею мелкие ячейки попадали маленькие рыбешки, а крупная рыба их рвала, да еще и посмеивалась. Однако в период объявленного президентом моратория на проверки МСБ, изнуренные бездельем чиновники взялись за предприятия крупного бизнеса. А там: инвестиционные, социальные, экологические программы не выполняются, в документообороте бардак. Штрафы же с крупной добычи не в пример больше, чем с карликовых компаний.

Реальный факт: многие мелкие фирмы, с количеством сотрудников в районе десяти человек и оборотом в сотни тысяч долларов уже подзабыли, что такое проверки государственных органов. Предметно охотиться на них во время кризиса фискалам трудно просто в силу огромных объемов ежедневной работы. Для этого нужно как минимум увеличение штатов, но директивы из Астаны однозначные: новых сотрудников не брать, по возможности “оптимизироваться”. Теперь мелкая рыбешка уходит сквозь ячейки, а не у каждой крупной рыбы хватает сил, чтобы порвать сеть.

Новое время плотно займется и теми чиновниками средней руки, которые вполне уютно чувствовали себя в период притока нефтедолларов. Например, жена открывает ресторан, а муж благодаря связям решает проблемы в налоговых структурах и санэпидемстанции. Теперь этого маловато. Ресторанов будет больше (потому что административный прессинг объективно ослабнет), а потому надо давить на ассортимент меню, сервис и цены. То есть среда станет больше похожа на конкурентную.

Все это сыграет на повышение роли человеческих ресурсов. Люди, вообще-то, важны всегда, но когда легкие деньги уходят, такое понимается более отчетливо. Те, кто делал свою работу на 100%, будут делать ее на 150-200%, а за счет сокращения лишних штатных единиц им повысят зарплату. В продукте возрастет интеллектуальная составляющая. Но все это в частном секторе. Потому что спроецировать объективные тенденции на сферу государственных органов сложно – слишком много субъективных, специфических и иррациональных факторов.