Воины интернет-националисты

Драма Галины Кожевниковой в том, что она честно и объективно освещала свою грань межэтнических отношений. Ее темой исследования были неонацисты, скинхеды – вообще ультраправые, преступления на почве этнической ненависти, а также общая ксенофобская ситуация в российском обществе. И замеры показывали, что картина крайне неутешительная. Данные ВЦИОМ (Всероссийский центр изучения общественного мнения), где против брака с абстрактным “кавказцем” выступают 54% опрошенных, против брака с чеченцем 65%, с арабом – 63%, с евреем – 46%, г-жа Кожевникова в интервью “Газете.RU” прокомментировала так: “Когда для подавляющего большинства людей настолько значимой является этничность, это приговор обществу”.

Российское общество действительно тяжело больное. Маргарет Тэтчер лет шесть назад высказалась вполне определенно: “Оставьте Россию в покое – она умирает”. А когда не в порядке весь государственный и общественный организм, то справедливое указание на какой-то один комплекс проблем у разных людей вызывает неоднозначную реакцию. Одни реагируют на указанную проблему конструктивно и пытаются что-то исправить или хотя бы осознать, другие – оправдать, а третьи ищут коварные происки.

Русская (мы имеем в виду этнических русских) ксенофобия появилась не на ровном месте. Впрочем, как и недоверие к правозащитникам. В первой половине 90-ых годов, правозащитные круги России фактически “сдали” такую проблему, как убийство более 30 тыс. русских (а еще там были армяне, украинцы и другие) в одной Чечне, плюс 300 тыс. вынужденных мигрантов из этого региона. В Прибалтийских странах ситуация была не такой кровавой, зато более изощренной. А еще Тува, серьезные трения в большинстве регионов Северного Кавказа, Татарстане. Русские увидели, что их проблемами правозащитные организации интересуются в самую последнюю очередь, после чего неизбежно последовали определенные выводы.

Россия – это воровское государство со всеми характерными для него чертами. Родовая отметина таких режимов – коррупция. Сначала массовая приватизация раскрадного типа под лозунгами свободы и частного предпринимательства. Как результат – сказочное обогащение небольшой группы удачливых дельцов и обнищание основной массы населения. Раз в России больше всего русских, то и среди бедных их тоже больше, чем представителей всех других этносов вместе взятых. Надежды, связанные с приходом во власть ордена чекистов (вообще представителей силовых структур) и наведение порядка не оправдались. Коррупция в погонах не стала принципиально отличаться от штатской коррупции. А еще разгул криминала в чистом виде, который где срастается с государственным аппаратом, а где действует самостоятельно.

Этнические отличия сами по себе конфликтов не вызывают, но когда они накладываются на несправедливость – взрыва не избежать. В воровском государстве по определению много несправедливости, а когда страна полиэтничная, как Россия, то и этнический вопрос встает перманентно. Тот факт, что Россия является федерацией, в нормальных условиях должно работать на сглаживание противоречий, когда правовая база и прочая государственная инфраструктура подгоняются под локальные условия. Но проблема как раз в том и заключается, что условия ненормальные. И когда элита на местах пытается урвать себе долю на особняк в Лондоне или Женеве, то в ход перманентно идет этническая карта.

Высшему руководству страны в Кремле обострение этнического вопроса совершенно ни к чему. Любая власть заинтересована в стабильности и мирном сосуществовании подведомственного населения. Однако когда сама она постоянно преследует свои узкокорыстные интересы, такая модель поведения экстраполируется по всей властной вертикали. То начальник какого-нибудь департамента создает искусственные препятствия для регистрации трудовых мигрантов, чтобы строительные компании могли получать сверхприбыли. То начальник милиции (теперь полиции) задает ксенофобскую среду, чтобы иноэтничные предприниматели платили ему дополнительную мзду.

Потом такие схемы дают обратный эффект. Какие-нибудь преступники-кавказцы убьют человека, а пользуясь связями в МВД избегают наказания. В ответ поднимается волна народного гнева (часто вовсе не спонтанная, а с целью передела сфер влияния) и среди ее целей оказываются работники правоохранительных органов. В итоге государство теряет инструмент для разрешения конфликтов, потому что коррумпированным и дискредитированным государственным структурам никто не доверяет. СМИ часто освещают подобные конфликты сугубо ангажировано, из-за чего тоже не пользуются доверием.

На этой почве вырастают альтернативные центры силы. В том числе в обличье ультраправых. Галина Кожевникова справедливо отмечала, что наци-скинхеды “очень умело и все более успешно используют вообще любые социальные настроения”. Правда она не всегда договаривала, что окно возможностей для них создает сама власть. Когда в стране с населением менее 150 млн. человек 23 млн. алкоголиков, 6 млн. наркоманов, 6 млн. ВИЧ-инфицированных, 4 млн. проституток, 700 тыс. детей в детских домах – это крайне питательная почва для самых разнообразных радикальных настроений. Проблемы нельзя не решать до бесконечности.

Сюда еще надо добавить общее падение уровня образования в России. Когда на Манежной площади в Москве многие молодые русские требовали гнать из города кавказцев, то многие из них просто не знали и не знают, что Чечня, Дагестан, Ингушетия являются субъектами Российской Федерации и выходцы из этих регионов являются полноценными гражданами России. Кстати, миф о том, что москвичи не различают кавказцев, якутов, киргизов и узбеков, уже не актуален. Дифференциация российских и постсоветских этносов в восприятии русских теперь все более отчетливая и главный вектор недовольства носит именно антикавказский характер. Кремлевская власть в чем-то подыгрывает русским этно-националистическим настроениям, поскольку в противном случае консолидированный вектор народного гнева будет обращен на нее в полном объеме. А так он разбивается на несколько частей, отдельно против чиновников, полиции, бандитов и “инородцев”.

Ситуацию в России нельзя полностью экстраполировать на Казахстан. К этому есть ряд объективных моментов. Россия – большое государство, и в силу этого многие внутренние процессы в ней протекают иначе. Там изначально народ был субъектом политических отношений. И пусть власти пока хватает искусства манипулировать общественными настроениями, формат “власть – общество” имеет в ней совершенно иное качество, чем в Казахстане. В России больше городов-миллионников (в Казахстане такой лишь Алматы) со своей специфической культурой, включая ее интернетные проявления, из-за чего многие этнические проблемы и эксцессы протекают медийно иначе. Языковой фактор в России не имеет такой остроты, как в Казахстане.

Но есть и явно общие черты. В Казахстане коррупция имеет не меньшие масштабы, чем в России. Больше всего бедных среди казахов, то есть среди этнического большинства страны. В обеих странах государство оказалось недееспособным по широкому спектру жизненно важных функций – идеология, образование, занятость, социальные перспективы, криминализация общества, безопасность, а самое главное – социальная справедливость. Процесс эмиграции вымывает из России и Казахстана самый активный, деятельный и конструктивный элемент, в силу чего более кондово и традиционалистски настроенные кадры усиливают линии этнического противостояния. Тот факт, что они массово “поселились” в Интернете, мозгами оставшись в доиндустриальной эпохе, только обостряет проблему, у которой нет и не может быть какого-нибудь одного решения. Здесь изначально нужна комплексность с ампутированными коррупционными составляющими.

***