Так вы что говорите, милостивый государь? Что наш король
есть самый лучший, самый блестящий король во всем мире?
“Кабала святош”. М. Булгаков.
|
Режиссер Ермек Турсунов снял фильм-активку, фильм-панегирик, фильм-псалом, фильм-посвящение. Посвящение Власти. Не какой-то там абстрактной власти, этому застенчивому эвфемизму, употребляемому СМИ, когда боятся назвать конкретную фамилию.
Все ссылки на “Старик и море” Хэмингуэя, что, якобы, фильм снят “по мотивам” — своеобразная форма алиби, сказочка для простаков, не умеющих смотреть кино открытыми глазами и “считывать” культурные коды.
Никакого Хэмингуэя там нет, есть один сплошной Ермек Каримжанович Турсунов. Примечательно то, что идею фильма подал Маулен Ашимбаев, неплохо искушённый в вопросах внутренней политики и безопасности Ак орды.
Неужели так вот прямо и предложил – Ермек, а не замахнуться ли нам на Эрнеста нашего Хэмингуэя, а то как-то неудобно перед американцами? И с чего бы это вообще “человеку свиты” заниматься таким не барским делом, каковым является кино?
Что он Гекубе? Что ему Гекуба?
Режиссёр Рустем Абдрашев в своём до неприличия сервильном “Небе моего детства” не то чтобы восхищался вождём, а скорее, нежно любовался им, предлагая то же самое сделать зрителю – смотри, зритель, смотри, какой хорошенький, пригожий мальчик. Смотри, как он трогательно утопает ножками в глубоком снегу по пути в школу, какие у него ямочки на щеках, а как он опрятно откусывает яблочко…
Такого карапуза хочется потрепать по тугой щёчке и спросить ласково — мына баланын аты кiм едi? Нурсултан? Ә й, барекелдi!
Ермеку Турсунову такие грубые, незамысловатые приёмы претят. Не такое у него воспитание. Примитивную агитку Турсунов делать не стал, для производства кинонавоза есть специальная “плеяда” не отягощённых интеллектом драмоделов с особо гибкой совестью. Турсунов работает тоньше и в том, что он – Мастер, в первом и главном значении этого слова (Meister), нет никаких сомнений.
Его киноязык – гораздо, на пятьдесят, на сто порядков изысканней абдрашевского и морочить голову зрителю он умеет.
Если с самого первого кадра “включить” зрение и слух, то все знаки, флажки, метки, магические кунштюки, расставленные автором для более или менее глубокого зрителя, легко будут раскрыты и считаны.
И тогда надо быть очень простодушным человеком, чтобы не увидеть в “Шале” — всё то же “Небо моего детства”. Только шиворот – навыворот.
Режиссёр придумал название “Шал” намеренно. Так, собственно, и именует Президента наша либеральная тусовка на бессонных кухнях. Пусть первый бросит камень в автора этих строк тот, кто ни разу не говорил, включая “ящик” — ал, тындайық, Шал не дер екен.
Живёт себе где-то в сельской глубинке дед, вдовец, надо полагать. Есть у него безмужняя (sic) дочь и внук, которого Шал, любя, именует – Шайтанбек. Обычная небогатая сельская казахская семья.
Но достаточно только взять на себя труд “прочитать” самый первый намёк, и тогда останется только следовать далее по визуальным наводкам.
На стене, над металлической кроватью Шала, висит старый, потёртый, с истрёпанными кистями по периметру дешёвый коврик из серии “налетай, торопись, покупай живопись”. На коврике — не лебеди в пруду, не утро в сосновом бору, не Иван – царевич на волке.
На коврике – Московский Кремль.
Большой брат следит за тобой.
А старик сидит на кровати, спиной к Большому брату — Кремлю и смотрит телевизор. Телевизор старый, вместо пульта у старика в руке длинная палочка, ею он переключает каналы. На экране — депутат Абенов, “клик” палкой – и вот зрелая дама соблазняет юношу, юноша слабо противится, дама настаивает на своём, снимает с себя бельё…Старика не волнует ни эротическая сцена, ни тем более депутатский спич. Для него – всё в прошлом.
Его главная забота и отрада – внук. Маган әлi немеремдi жеткiзу керек. Мне ещё внука на ноги ставить.
Мальчик же очень критично относится к Шалу, и в то же время сильно привязан к нему, что понятно – у него же нет отца.
Про Шала односельчане говорят – жас кезiнде барымташы болған. В молодости старик был барымтачом. Ещё он – страстный футбольный болельщик.
Мальчик – это наш Мастер, Художник, для совсем уж непонятливых – Ермек Турсунов. А кто ещё Власть по отношению к Художнику, как не отец родной? Лишнее тому подтверждение – подозрительное и поразительное внешнее сходство исполнителя роли мальчика с режиссёром Турсуновым.
Однажды к старику приезжают, и по видимому, не в первый раз, несколько ражих, не обиженных жизнью мужчин на Хаммере. Зритель вправе думать себе что угодно, а автор этих строк, подчиняясь всей архитектонике турсуновского повествования, видит в них вполне узнаваемые лица. Это “конкретные пацаны”, “форбсы”, носители весьма своеобразной морали. Фамилии этих господ всем известны.
Шал, хоть и нехотя, указывает им, где именно эти шустрые “мальчики” могут поохотиться на волков. То есть в переносном смысле оказывает им покровительство, указывая “рыбные” места. А при ком ещё сказочно разбогатели эти господа, кто им надежда и опора в этом качающемся мире?
Мальчик (alter ego Ермека Турсунова) недоволен этим и выговаривает старику – зачем ты это сделал, сейчас же не сезон, у волчиц только родились щенята. Тут тоже всё на поверхности – когда это Художники любили нуворишей?
Далее старик привычно отправляется пасти своих и соседских овец…
Овцам своим он даёт футбольные прозвища – Гарринча, Пеле, Марадона и устраивает им переклички. Перепись населения называется.
Он же пастух, пастырь, а овцы – народ его. Бестолковый народ, ленивый, болтливый, трусливый, куда погонишь, туда и пойдёт. А другого народа у Властителя нет… “Но где я возьму столько американцев?”.
И в это время на степь наваливается белой молочной громадой Туман. И старик, знающий эти места как свои пять пальцев, начинает кружить в этом белесом пространстве, т.е. Шала разрывают на части различные силы – долг царя перед своим народом, долг отца перед семьёй, долг перед соратниками и партнёрами, с которыми он повязан тысячами обязательств.
Там же, в Тумане, разворачивается и другая трагическая картина – охотники гибнут один за другим от волчьих клыков. Такова фантазия Художника, он здесь господин. Ну, вот хочется ему, чтобы олигархи ответили перед Богом за разбазаренные народные богатства. Так не будем ему мешать совершать художественный акт возмездия.
Наблюдать за всеми крибле-крабле-бумс Турсунова чрезвычайно интересно. Да это ж про меня! Про нас про всех, какие к черту волки?!
Шал, у которого нет запаса еды, отчаянно пытается спастись сам и спасти своих овец (читай – народ). Разжигая огонь, он вырывает для розжига клоки шерсти у барана – разве не приходится Властителю жертвовать своей паствой во имя “высших” целей?
В своих кружениях по степи Шал находит Хаммер, а в нём обнаруживает тёплую куртку, шапку, топор — ура! радостно проверяет зажигалку – горит, ура! и не видит, точнее, видит айпад с навигатором на мониторе и отбрасывает эту вещь с досадой – сайтанның сапалағы, чёртова плеть! Спасение – вот оно, но Шал не умеет пользоваться этой ненужной ему игрушкой. А ещё он не умеет пользоваться мобильным телефоном, найденным в кармане у одного из погибших охотников. И машину он водить не умеет.
Мир протягивает ему все свои богатства – бери, пользуйся, но Шал не может это взять.
Сцена с мобильным телефоном замечательна. Шал, найдя его в кармане погибшего охотника, в общем, знает, что надо нажать на какие то кнопки и беспорядочно нажимает их, аппарат включается, а там женский славянский голос – где ты, куда ты запропастился, сколько можно пить, возвращайся!
Ай да Турсунов, ай да сукин сын.
Это же матушка Русь зовёт своего блудного сына, коллективного Ивана, не помнящего родства, лежащего навзничь в огромной казахской степи под свинцовым небом, и не слышащего, как Родина зовёт его, взывает к нему плачем Ярославны – где ты, я жду тебя, где ты, вернись!
Во время бури Шал находит приют то в мазаре некоей Алтынай, то в обломках ступеней космического корабля. Всё имеет смысл. Ступени корабля – обломки советской цивилизации, выработанный ресурс. Смотрим в корень имени Алтынай – алтын, золото — это символ мамоны. И выходит оттуда Шал со словами – мазанды алсам, кешiр менi, пақырды. Если я тебе надоел, прости меня, бедолагу. Алтынайдын үйi қамқорлық жасабатыр. Кров Алтынай покровительствует мне.
Уж кому кому, а Властителю известно, каково это – нести бремя несметного богатства.
Не дождавшись заблудившегося старика домой, семья Шала и односельчане поднимают тревогу, ищут его, подключив всех, кого могут – милицию, МЧС, военных. В поисках старика они обнаруживают одного за другим трупы охотников. А старик в это время с руганью принимает роды у овцы, кляня её на чём свет стоит:
Кiндiкшеше деп, менi мазақтамақтышысын ғой! Хочешь дразнить меня своей крёстной матерью?
А потом носится с новорожденным ягнёнком Марадоной, как с писаной торбой, спасая его от волков. Ну тут уж совсем всё ясно. Совершается акт инициации – Хозяин дарует рабу жизнь.
“Я — добрый пастух. Я знаю своих овец, и мои овцы знают меня так же, как отец знает меня, и я знаю отца. Я жизнь свою отдаю за моих овец”. От Иоанна, глава 10.
Властелин защищает ягнёнка, который вырастет в овцу, тихую, послушную, готовую бежать туда, куда её погонят. Властелину нужен этот ягнёнок, alter ego мальчика, который, как нам уже понятно, сам автор. Мальчик распадается на две половинки – агнца и собственно мальчика, устами которого автор артикулирует свой основной, главный посыл.
|
Утратив всякую надежду на то, что Шал найдётся, люди опускают руки и сворачивают поиски. Не сдаётся только внук, он же не может жить без Шала, без Власти — кто будет его худо-бедно кормить, воспитывать, наставлять, давать ему тумаки и подзатыльники?
А обнаружив, наконец, в овраге истерзанного волками, замёрзшего, обессиленного, умирающего деда, мальчик трясёт его за плечи и заходится в крике:
– Ата, кетпешi, менi тастамашы, мен сенсiз қалай омiр cүрем?
— Дедушка, не уходи, не покидай меня, как я буду жить без тебя?
Эта фраза в фильме – главная, ударная.
Услышит ли месседж Ермека Турсунова его Главный зритель, усмехнётся ли одобрительно, повторит ли слова, сказанные Шалом своему внуку:
— Жуз жаса, жугiрмегiм!
— Живи сто лет, чертёнок!
***
© ZONAkz, 2012г. Перепечатка запрещена