Человек, идущий в науку ради
богатства, славы и почета, никогда
не поймет ее сущности.
Абай (Слова назидания)
Крыса — весьма малоприятное существо, но оно всегда рядом с человеком. Дабы избавиться от слишком тесного соседства с ними, человечество давно изобрело нехитрый способ — выведение крысиного волка. Повсеместно этим способом пользовались моряки как эпохи парусного, так и парового флота. Делалось это так: в закрытое пространство (бочонок, клетку) помещали с десяток крыс, морили их голодом… Спустя некоторое время оставалась одна-единственная тварь, съевшая всех остальных. Она выпускалась на «волю», после чего, превратившись в каннибала-крысоеда, крысиного волка, существо начинало изводить своих собратьев по всему кораблю.
Последние полтора, а то и два века мы, казахи, живем именно по законам выведения из среды подобных себе крысиных волков. Прежде чем последовательно раскрыть данный тезис, необходимо принять во внимание предварительные условия, порождающие потребности в крысиных волках, для чего необходим экскурс в историю.
Имидж кочевых азиатов, как совершенно справедливо отмечал Лев Гумилев, в той же Европе, а затем и в самой объевропеившейся России всегда был мрачен и дик. Им было приписано много всякого, что заслонило истинное положение вещей. Право, смешно приписывать монголам особенную жестокость и отказывать в этой жестокости их визави. Любая война жестока. Попросту, видимо, помимо своего умения далеко и метко метать стрелы на полном скаку, кочевники навевали элементарный ужас уже своим обличьем, физиономиями. Малая Азия, Европа, Кавказ тогда впервые в массовом порядке столкнулись с азиатами, в данном случае — кочевыми. Китайцы с завоевательными походами в Европе или на Ближнем Востоке никогда не появлялись. Поэтому кочевые азиаты, а это, как ни крути, прямые предки нынешних казахов (до сих пор помнящие, какого рода казахского были мать и жена Чингисхана, но не знающие Куль-Тегина или Аттилу), воспринимались арабами, иранцами, славянами, утрами, тевтонскими рыцарями и пр., с десятикратным ужасом и омерзением. Хотя то, что творили, допустили сами европейцы много позже, скажем, в Китае, почему-то так не воспринимается. Впрочем, это уже из области подсознания, и на уровне логики, разумом тут ничего решить невозможно. Симпатии, как писал уже упоминавшийся Л.Гумилев, вещь такая: либо они есть, либо их нет вообще. Когда же могущество кочевников исчезло, а вперед вышли государства Восточной и Западной Европы, естественно, степняки в полной мере испытали на себе не только колониальный гнет, неприятие европейца ко всему неевропейскому, но и еще, помимо всего, расовое высокомерие. Отнюдь не испарились в никуда и те вековые ненависть, презрение, что накапливались у арабо-иранских народов и у иных народов к северу от Каспийского моря, по обе стороны Большого Кавказского хребта. Словом, казахи стали жертвами двух явлений: во-первых, нелюбви за то, что когда-то кого-то завоевывали, а с другой стороны — ненависти, питаемой расовой несовместимостью, за то, что они были (и есть!) другие с точки зрения иныхнародов, безобразные…
Понятно, что для казахского самосознания такой прессинг даром не прошел. Некогда естественный в условиях кочевой цивилизации (терминология Мурата Ауэзова) состязательный дух степного рыцарства колониальная администрация превратила в технологию выведения крысиных волков, низведя все амбициозные порывы туземных вождей до самозабвенной борьбы за должность волостного управителя. Какой смысл крысиным волкам убивать своих соплеменников, стоящих на более низшей социальной ступени? Только для того, чтобы выжить, иначе “белый царь” прижмет к ногтю тебя самого.(Прим.1)
Справедливости ради надо сказать — ленинская национальная политика дала какой-то шанс казахам. Но, увы, запущенный маховик вышеназванной технологии стал вторым казахским «Я» и успешно действует по сию пору, выковав своеобразные отношения. Казахи — словоохотливый народ, любят смаковать мельчайшие подробности былого, но у нас как-то не принято спокойно, беспристрастно признавать, что великую и, что самое печальное, даже отдаленно потом неповторенную плеяду национальной интеллигенции первого поколения беспощадно вырубили при самой живой поддержке второго поколения национальной интеллигенции. Иначе говоря, А.Байтурсынова и А.Букейханова «скушали» С.Муканов и С.Сейфуллин. Но и Сакен не уцелел. Его, в свою очередь, «съели» выпускники ликбезовских курсов. Они-то и дали мощный толчок к воспроизводству себе подобных, став в одном лице и продуктами, и хранителями известной технологии. Помня о репрессированной элите, уж эти старались вовсю ради того, чтобы обезопасить себя от более или менее толковых. Это они с молодым напором подводили в 50-х под монастырь М.Ауэзова и Е. Бекмаханова — казахов, которых признавали и за пределами республики. Крысиные волки постепенно взяли на себя многие функции «белого хозяина». Кто не жил по их правилам, того они изводили. Тут к месту будет привести такой анекдот: в аду расположено несколько казанов. В первом жарят евреев, во втором — русских, в третьем — казахов. Крышка первого казана намертво привинчена — черти боятся, что евреи, используя свою тотальную систему взаимопомощи, все выберутся из котла. На втором казане крышка закрыта небрежно — никто из русских не помогает друг другу, но и не мешает. А на «казахском казане» крышки вообще нет. Ведь казахи, следуя известной технологии, делают все, чтобы не выпустить из ада никого из своих соплеменников. Анекдот анекдотом, но он до известной степени правдив. При такой системе ради самоутверждения и сытной жизни казахам не нужно было быть похожими на представителей первой, незабвенной плеяды, т.е. быть бескорыстными просветителями, чтить такой образовательный фундамент, на базе которого можно было смело потягаться с представителями других национальных элит. Им надо было просто принимать правила игры и пробиваться в ряды крысиных волков. Конечно, были и такие, которые либо не хотели участвовать в этом, либо, каким-то образом соприкасаясь, умудрялись не попадать в «казахский котел». Таких, насколько можно судить, если брать известных личностей, только двое: Бауржан Момыш-улы и Олжас Сулейменов. Кстати, и того и другого все равно крепко погрызли наши крысиные волки, орлы, крокодилы и просто крысы, еще не определившиеся. Б.Момыш-улы уже нет в живых, поэтому ниже рассмотрим ситуацию с живым Олжасом.
Как бы там ни было, крысиный волк — это крыса, добившаяся власти или имеющая возможность влиять на власть. В былые советские времена такой возможностью обладали казахские этнокультурные деятели, которым Москва отдала на откуп национальное образование (читай — язык), национальную культуру, а те, в массе своей следуя крысиной психологии, сделали из этого для себя банальную кормушку. Последнее обстоятельство стало особенно деструктивным для казахскоязычной общественной и научной мысли. Здесь уместно разобраться – как же действовал этот механизм? До обидного просто!
К примеру, из уст молодых ученых и преподавателей КазГУ сравнительно недавно довелось услышать такое заключение: все беды казахской филологии связаны с тем, что в течение трех десятков лет (примерно с 1959 по 1989 гг.) в данной научной отрасли практически невозможно было добиться чего либо выходцам из казахских аулов, так сказать, простолюдинам, может быть талантливым, но без связей и протекции. Звучит парадоксально, но только на первый и беглый взгляд. Ведь те, кому сам Бог велел заниматься казахским языком, природные, что называется, казахи, которые должны были прийти на смену всем этим китам (кенесбаевым и К) вынуждены были после окончания филфака заниматься чем угодно, но только не научной деятельностью. В лучшем случае преподавать в сельской школе. Между тем еще в конце шестидесятых быть учителем казахского языка, будь то в городе или в ауле, стало совсем и абсолютно непрестижным. Тем паче для мужчины… Кто приложил к этому свою руку?.. Ответ лежит на поверхности.
Все дело в том, что все эти годы на поле казахской филологии привольно паслись отпрыски и родственники наших аксакалов от национальной литературы и филологии. Их сыновья, дочери, племянники получали соответствующие документы, вместе с ними определенные привилегии (научные степени и звания) и теплые местечки. Трагедия же заключалась в том, что, поскольку в массе своей эти представители элитных семей учились в городских русскоязычных школах они по сути в основном не знали казахского языка, не говоря уже о том, чтобы чувствовать его. Разумеется ни о каком научном осмыслении предмета и речи быть не могло. Например, родственник одного из главных фигур казахского духовного ядра, сформировавшегося в посталашевский период (и, добавим, катастрофически затянувшийся!), поэта Абдильды Тажибаева защитил в те годы диссертацию по стилистике романа М.Ауэзова “АБАЙ”, взяв при этом за основу… русскоязычный вариант романа, а не оригинал. Но официально это относилось именно к “казахской филологии” (!?). Короче, шла обыкновенная раздача слонов от имени казахского языка, которым на официальном и неофициальном уровне рулили академики, вроде нынешнего лауреата Государственной премии РК Зейноллы Кабдолова. Вывод: этот академик и иже с ним (включая авторский коллектив академического двухтомного русско-казахского словаря) и есть та похоронная команда, которая погребла казахский язык. Другими словами, они, как определил выдающийся казахский философ Нурлан Оспан-улы, продолжают паразитировать на теле умирающего казахского языка, и не только языка (пресловутая “экономика племянников” появилась не сегодня!). В умервщлении казахскоязычия они готовы обвинять “советскую власть”, “манкуртов” и т.д., но только не себя — главных виновников всех казахских бед. Но аксакалы, похоже, даже на смертном одре не собираются признаться в этом. Все равно подразумевалось, что они являют собой казахский мир, казахское самосознание, короче, “казахский котел”. При этом они предусмотрительно успевали взращивать и затем опекать целую армаду своих последователей…
Однако первые же пять лет независимости быстро выявили всю несостоятельность их в качестве элиты и заставляют здравомыслящую часть общества понять, что данная надстройка казахского общества, доставшаяся нам в наследство, таит в себе огромную опасность для самого общества, для всех казахов. Ведь она почти на клеточном уровне запрограммирована на забвение (предательство) интересов собственного народа, удушение любого проявления таланта и мысли и вообще каких бы то ни было проявлений, не укладывающихся в их понимание и мешающих им кушать свой хлеб с маслом. Это они тотально препятствуют формированию созидательного ядра казахского общества. Но главный фокус заключается в том, что, благодаря определенному стечению обстоятельств, они сумели легитимизироваться в качестве духовной элиты и образовать якобы ядро казахской нации, получается, “своеобразное” квазиядро. Если угодно, Сайтан стал у нас Пророком, Антихрист занял место Христа. Иначе как объяснить ситуацию, особенно последних лет, когда все более или менее мыслящие и интеллектуально оснащенные личности оказались как бы на обочине и без возможностей на что-либо влиять? Даже Олжаса сумели поломать и выдавить куда подальше, не понимая того, что этим они вообще добили культурную среду в Казахстане. Где-то в Киеве обретается просвещенный казахский патриот Рустем Джангужин. И дело тут не только в Президенте, который, увы, явно пошел на поводу у определенного круга национальной элиты, будто бы отвечающего в духовном плане за казахов.
…А крысиные волки, которые ничего не могли поделать с Олжасом в добрые социалистические времена, ловко провернули операцию по его дискредитации в эпоху суверенитета. (Прим.3)
И все-таки, почему Олжас, вместе с Момыш-улы сделавший в свое время в плане определенного самоутверждения на всесоюзном и мировом уровне для национального самосознания казахов гораздо больше, чем Абиш Кекилбаев, Акселеу Сейдимбеков, Смагул Елубаев, Марат Кабанбай и пр. и пр., вместе взятые, молчит в ответ, скажем, на нелепые обвинения, будто он предал молодежь в 1986 году? Ответ опять предельно прост: как человек посвященный и мыслящий, он понял, что крысиные волки одержали победу. А он остался один. Как совершенно один остался, потеряв власть, Д.Кунаев.
Теперь возникает следующий актуальный вопрос: если Олжас трус и предатель, то кто герой? Ныне нет героев у казахской молодежи. Их и не может быть по вышеуказанным причинам. А общество без героев имеет тенденцию к расколу, к мутациям, что, кстати, уже происходит. Крах, настигающий казахское общество, лидеры которого хотят оставить все по-прежнему, виден невооруженным глазом… Всесокрушающая злобность газеты “ДАТ”, имевшая вполне конкретную адресность, это не происки ушедшего в оппозицию А.Кажегельдина, который давно, похоже, отдалился от всего казахского. Черная энергетика “ДАТа” это лишь счастливо нашедшая для себя лазейку и материализовавшаяся в газетной строке темная сторона луны казахской души в ее современном состоянии… Но корнями из прошлого.
Итак, какую мы, казахи, имеем на сегодня самую большую проблему? Республика богатая, люди, в принципе, раскованны… а ничего не получается. Прежде всего нет единства внутри титульной нации. В отличие от Украины, Грузии, Азербайджана, не говоря уже об Узбекистане, у нас в Казахстане никто не воспринял национальной идеи, не предпринял более или менее нормальных попыток ее выработать (Ж.Куанышалин — один в поле не воин). Тоже, кстати, интересный вопрос. Хотя из всех 15 республик СССР больше всех натерпелась лиха в национально-культурной сфере именно казахская. Это факт. После обретениясуверенитета, казалось, вот оно, наступило время. Нет, не для мщения (кому?), а для созидательного труда. Однако язык с еще большей скоростью идет к фатальному (возможно, летальному) исходу; собственная история концептуально не осмыслена и не осмысливается, национальная общественно-политическая мысль представляет собой хаотический набор непроработанных тезисов эклектического характера (экономику, по понятным причинам трогать не будем). В чем дело? Оказывается, матерые крысиные волки и их солдаты по сию пору держат крепкую оборону и, судя по -всему, скорее издохнут, чем кого-то допустят в эти сферы. Потому что, напомним, для них это не просто поле деятельности – это прежде всего их гешефт и вместе с тем оправдание их существования. Впрочем, речь скорее должна идти не об “обороне”, а о самом настоящем правлении крысиных волков. Это подтверждается конкретными примерами как из текущего настоящего, так и подчас, почти, мистическими примерами из недалекого прошлого, наглядно иллюстрирующими очевидность такого страшного правления…
…Каждый миллион казахов (а всего их 8 с небольшим) должен, по закону природы, давать хотя бы с десяток истинно одаренных людей. Один из них должен проявить себя. Классический пример – это самородок казахской филологии Г.Муканов. Но он вне фокуса большого, достойного общественного и государственного внимания. И это несмотря на его уникальные для казахскоязычия труды, в частности блестящие переводы с казахского на французский. Весьма, кстати, примечательно, что он, человек очень толерантный в общественно-политическом плане и в межличностном общении, в эти смутные времена вдруг стал сотрудничать с такой оппозиционно — скандальной газетой, как “ДАТ”, а затем и “СолДат”… С другой стороны – в сложившихся условиях это хоть какое-то самовыражение, а может быть, и сопротивление. А где остальные? Их элементарно “съели”. Скажем, в свое время, в Алма-Ате мыкался по квартирам талантливый билингвист Амантай У. Он перевел на великий и могучий почти всех наших элитных казахских прозаиков и переводит их по сию пору. Ему было много дано обещаний от наших литературных баронов по поводу его безбедной и почетной жизни в столице. Но со временем он, видимо, стал для них немым укором. Финал так и не состоявшейся блестящей столичной карьеры, оказался, в прямом смысле, и трагичным, и кровавым. В глухие годы застоя его вместе с товарищем, расстрелял в упор милиционер из табельного оружия. Израсходована была вся обойма… Концы той темной истории оказались спрятанными в воду. Но при этом виноватым чуть было не выставили его, еле выжившего и совершенно мирного, безобидного литературного переводчика. Сегодня он тихо, без претензий живет в родном провинциальном Актюбинске, куда увезла его жена, испугавшаяся такого поворота дела. По слухам, приезжает теперь Амантай в Алматы только когда есть заказ…
…Но вернемся к Олжасу. Представим на минуту, что в качестве государственного секретаря рядом с нашим Президентом находится не хитромудрый визирь Абиш, а Олжас. Чтобы понять разницу в классе, надо объективно взглянуть на весь тот комплекс, который курируется г-ном Кекилбаевым. Он выполняет вполне определенные функции на внутреннем культурном пространстве и вместе с тем отвечает за международные культурные связи, плюс к этому встречается с высокими иностранными гостями и вручает верительные грамоты послам иностранных государств.
Положа руку на сердце, заметим: еще с 1993 года, когда А.Кекилбаев был госсоветником по вопросам культуры, благотворного влияния от его деятельности и интеллекта не ощущалось ни в одной из этих сфер. А история с тем, как в юбилейные годы, когда отмечались стопятидесятилетие Абая и столетие Мухтара Ауэзова, обошлись с вышеупомянутым Г.Мукановым, переведшим на французский язык корифеев казахской литературы, вообще выходит за рамки приличия: написавший предисловие к переводу запрещенного в свое время романа Ауэзова о восстании казахов 1916 года “Килы заман” француз Альбер Фишлер получил президентскую премию (к сведению – 10 тысяч долларов), а осуществивший полный перевод сложного произведения Г.Муканов получил… дырку от бублика. Причем Альбера Фишлера вычеркнули из списка выступающих на торжественном открытии обновленного дома-музея М.Ауэзова, поскольку было известно, что он замолвит слово за мастера художественного перевода Г.Муканова (по его же, кстати, просьбе… Получается, платой за молчание французского гостя и была пресловутая президентская премия для француза… Вот так у нас оцениваются (чем не “каннибализм”?) личности, налаживающие межъязыковые связи, которых казахский язык лишен и без которых давно уже задыхается. Последнее обстоятельство, между прочим, является одной из причин его агонии. Если учитывать, что подобного рода мероприятия находятся в полной компетенции уважаемого А.Кекилбаева, то выводы напрашиваются вполне однозначные… В данном случае государственный секретарь ведет (и всегда вел?) политику, прямо скажем, далекую от интересов государственного языка, а значит — и государства в целом.
Теперь же взглянем на эту историю в возвышенно-идеологическом и одновременно в отвлеченно-рациональном ключе: наделенный еще в незапамятные времена общественными мандатом посла ЮНЕСКО О.Сулейменов, наверное, куда предпочтительнее смотрелся бы в ранге госсека, представляя государство Казахстан на встречах с западными интеллектуалами, писателями, общественными и политическими деятелями, чем доморощенный гений и госсек А.Кекилбаев. Это к тому, что, наверное какому-нибудь Умберто Эко было бы о чем поговорить с нашим Олжасом или, на худой конец, с отпрыском Мухтара Омархановича, чем с нынешними “властителем дум”. Не замечать положения вещей, когда рядом с Президентом, выражаясь по- простецки, по части культуры (и увы, не только культуры!) вот уже многие годы находятся лица не имеющие ни хорошего образования, ни широкого кругозора, становится все затруднительней.(Прим.4)
Конечно, можно пофилософствовать: мол, расцвет крысиных волков — это начало их заката. Но сколь долго эта надстройка будет отравлять все здоровое вокруг себя?! Это становится вопросом вопросов.
И все-таки, какие еще ингредиенты, помимо любви (родившейся из привычки!) нашей этнокультурной элиты к известной технологии, может питать эту самую технологию? Это прежде всего готовность стать не героем, а крысиным волком, и уже затем навешивать на себя табличку: народный писатель, герой, мудрец и т.д. Откуда эта готовность? Приведение к оседлости коренного населения Советами проводилась весьма своеобразно. Казахские колхозы и совхозы где-нибудь в глухих Моюнкумах и Тургае, где лет сто тому назад, когда еще велось кочевое хозяйствование, люди не останавливались даже на стоянку, отнюдь не способствовали созданию новой казахской культуры в условиях оседлой жизни. Впрочем, ругать Советскую власть тоже нельзя. При ней в самом захудалом ауле были сельпо, электричество, была автобусная связь с остальным миром. Когда все это исчезло, началось вырождение. Увы, и в городе за все это время казахи не смогли создать ничего оригинального. Хотя наметок было сделано очень много – выдали же на-гора несколько ученых мирового уровня. Но это все в какой-то мере заслуги Советской власти, не так ли?! Тем более мы говорим о вещах неосязаемых: о духовной сфере… Словом, казахи ни там, ни здесь. Проблема усугубляется и рядом других факторов. Россия давным-давно перестала «перерабатывать» азиатские (башкиры, калмыки и т.д.) и сибирские народы, этот процесс затух и вряд ли возродится. Россия никого не хочет. У нее своих проблем выше крыши. Азиатам, в лице узбеков и туркмен, соревнующимся в рождаемости, казахи только в качестве казахов и могут пригодиться, но вырожденцы, прикидывающиеся неказахами, их вряд ли заинтересуют. Так куда нас ведут? Что с казахами произойдет? На эти вопросы вообще нет пока никаких ответов…
К тому же, несмотря на якобы «проказахскость» устремлений наших казахскоязычных этнокультурных деятелей и казахскоязычных этноидеологов, в обществе все больше имеет место увлеченность европейскими стандартами благополучия, облика, стандартами счастья, наконец, и т.д. Но речь-то идет о казахском обществе, а не о русских или немцах. Крысы могут мечтать стать крысиными волками, но не людьми. В итоге казах не хочет быть казахом и начинает пылать ненавистью ко всему казахскому и к тем, кто смог оторваться от казахского. А тот, кто оторвался от все сужающегося и сужающегося казахского космоса, тем паче с пренебрежением относится ко всему, что олицетворяет и чем живет казахский мир. Ясно одно: технология выведения крысиного волка слишком далеко нас заводит и, помимо внутренних проблем, дает широкое поле для манипулирования извне…
Примечания:
Старейшина писательского цеха Калтай Мухамеджанов на вопрос молодежной газеты “Жас алаш”, связанный с декабрьскими событиями 1986 года, предельно честно разъяснил, почему же духовные вожди нации в лице ее писателей и национальной партийно-советской номенклатуры так “жидко” вели себя тринадцать лет тому назад. По-казахски это звучит очень колоритно и весьма точно, а русский аналог примерно таков: “задница сработала на нет”… И это единственный заслуженный казахский аксакал, признавший такое в первую очередь за собой. Честь и хвала ему за такое мужество. Но все-таки, откуда грех сидит в нашей элите, особенно гуманитарного направления?
И они добились того, что, во-первых, казах не верит в казахов не в той мере, как вообще людям (в их честность, например). Нет, казах не верит в казахов в том смысле, что казах не способен на что-то эдакое, на что способен другой — еврей, русский и даже узбек. Второе же заключается в том, что если казах заметит, что другой в чем-то его опережает, он сделает все, чтобы остановить этого другого, оболгать, утопить. И, увы, по законам общественной природы такая надстройка задала модель поведения и мировоззрения всем остальным слоям казахского общества. Самое меньшее, чего хочет казах, — это крысиного равноправия: если мне не удастся стать крысиным волком, то нельзя допустить, чтобы это получилось у ближнего. Этот синдром — почти как национальная родовая черта нашей нации. Не об этом ли писал свидетель заката кочевого общества великий Абай и не раз говорил классик соцреализма Габит Мусрепов? Сегодня мы присутствуем при торжестве крысиных волков, у них зенит расцвета.>
Да. Честно говоря, поводов для этого поэт дал множество. Но Олжас никогда не был хапугой. В том смысле, что в нем куда меньше инстинктов волостных управителей, чем в крысиных волках.
А уважаемому г-ну Кекилбаеву, нашему маститому автору аллегорических романов, пора чем-то более существенным подтвердить неизвестно кем скроенный миф о своей гениальности и прозорливости — и как писателю, и как государственному мужу. В конце концов, как политику.