Эта фраза из Ветхого Завета трижды повторяется как одна из основополагающих жертвенно-молитвенных связей между Богом и избранным народом. В Пятикнижии Моисея мы читаем ее в главе Исход (23, 19, 34, 26) и в главе Второзаконие (14, 21). В оригинале эта фраза звучит (транскрипция русская): «ЛО ТВАШЕЛ ГДИ БЕХАЛЕВ ИММУ». Русский перевод этой фразы адекватен оригиналу. Смысл этого завета толковался разными исследователями по-разному. Маймонид Арабанель полагает,что этим воспрещается подражание языческому обряду арабов-саббеев, которые, собирая плоды, жертвовали своим богам козленка, вареного в молоке. Другие толкователи полагают, что варить козленка в молоке его матери признается законом жестокостью. Талмуд выводит отсюда запрещение есть какое бы то ни было мясо с молоком. Рабби Акива исключает из этого запрета мясо птиц и всякой дичи, а Рабби Иосий Галилейский — только мясо птичье. Обращались к толкованию этой фразы и наши советские атеисты, в частности, крупнейший антирелигиозник Емельян Ярославский, написавший специальную статью с аналогичным названием «Не вари козленка в молоке его матери». Толкования, приведенные выше, а так же точка зрения Емельяна Ярославского остаются в плоскости «Жертва — Бог». Идея этого завета — не нарушать заповеди Бога, не совершать действий, не угодных Всевышнему. В пространном списке пищи, яств и пития, которые должен употреблять или от которых должен отворачиваться верующий, фигурируют продукты «чистые» и «нечистые». Там нет такой этической категории, как «жестокость». Там твердо разграничено «Богу — богово, человеку — богу угодное». С этой позиции тезис о жестокости, когда варят козленка в молоке его матери, отпадает. Ведь богу угодно было принять в жертву сына Авраама, а эта жертва по своей жестокости не идет ни в какое сравнение с козленком, сваренным в молоке матери. Другое дело, что Бог смягчился и заменил сына человеческого жертвенным агнцем. Ссылка на языческий обряд арабов-саббеев тоже не выглядит убедительной. Все жертвы, приносимые Богу, содержат в себе тот же мотив обязательного кормления, умилостивления высшего существа. Только язычники, принося жертву, задабривали многочисленную компанию богов, кутлиров, идолов, а монотеисты — одного Вседержителя.
Оставаясь в плоскости только жертвенного ритуала: «Богу — богово, человеку — богу угодное», мы вряд ли поймем смысл данной фразы, его библейский афористический спецификум, зашифрованный в символах пастушеского кочевого бытия. А эта символика недвусмысленно представлена такими космическими понятиями-образами, как МАТЬ-КОРМИЛИЦА, МАТЕРИНСКОЕ МОЛОКО, ДИТЯ-КОЗЛЕНОК. Варить в молоке матери — это делает ее сопричастной к убийству своего дитяти, вернее детеныша. Это акт, противоречащий природе материнства. Никакая мать, человеческая или из иного царства, не явится в роли убийцы своего дитяти или детеныша. Более того, насильно принужденная к такому чудовищному акту, природа отомстит тем, кто пошел на этот жестокий акт, — свершится возмездие, предотвратить которое не в силах будет даже сам Всевышний. Естественно, что такая жертва, замешенная на молоке, священной ипостаси природных жизненных сил, Всевышнему не нужна. Такая жертва противна божеству. Есть вещи, которых страшится даже божество. Приносящие подобную жертву, а тем более вкушающие от мяса такой жертвы становятся по ту сторону черты, отделяющей человеческую природу от античеловеческого, пребывающего во мраке, мерзости, бездуховности.
В Ветхом Завете не было места второстепенным посредникам между Богом и Человеком. А в Евангелических текстах уже появляются «цари земные» — «кесари», которые тоже требуют жертв: «Кесарю — кесарево». Кесари проявляют кровожадность, противную Богу. Кесарю нужны солдаты, кнехты, пушечное мясо, безропотные, вымуштрованные «козлята», оторванные от матерей, от семьи, от близких и родных людей. Кесарь без армии, без толпы вооруженных молодчиков — ничтожество, которому вряд ли кто захочет повиноваться». У кесаря нет божественной харизмы, как правило, кесарь не отличается мудростью, благочестием, истинным аристократизмом. Кесарь, претендующий на роль земного божества, находится в параметрах бутафорских регалий, искусственных, надуманных церемоний, в системе декоративных сценических положений, которые создает ему так называемая «свита» — продажная придворная камарилья. Дворцовые перевороты, убийства на троне, предательство, заговоры, подкуп, коррупция, цинизм, фарисейство и неутолимая алчность — постоянные атрибуты придворной жизни, в которой вынужден обретаться Его Величество Кесарь.
Образ мадонны с младенцем рождается именно в эпоху «кесарианства», в эпоху «иродов», не останавливающихся перед истреблением всех новорожденных «козлят» во имя сохранения своей эфемерной власти. Оттого так печальны лица мадонн на всех без исключения полотнах великих мастеров, оттого так пронзительно грустны лица Богородиц на иконах православной божьей церкви. И Сикстинская Мадонна, и Владимирская Божия Матерь проникнуты одним настроением, одним предчувствием страшной неотвратимой беды, которая ожидает их «козленка». Обобщенный образ Спасителя, идущего на Голгофу, репродуцируется в фигуры нескончаемых рекрутов и новобранцев, идущих на «кесареву службу», на ратный воинский труд. Сколько невинно загубленных жизней, на потеху кесарям брошенных в мясорубку бесславных побоищ. Самые свежие материнские слезы — Афганистан и Чечня. Кому нужна была эта жертва? Кому принесены эти жертвы? Кто с хрустом и смаком пожирал мясо «козлят, сваренных в молоке их матери»? Эти преступления против человечности еще не наказаны. Преступники не ответили перед судом матерей, перед божьим судом, перед судом Истории. «Кесари», возомнившие себя земными богами, распоряжаются судьбами сыновей и матерей. Сыновей отрывают от семьи, направляют в казармы, где их ожидает полуголодная жизнь, наполненная солдафонством, издевательствами, попранием человеческого достоинства. Сколько здоровых молодых ребят искалечила монструозная казарменная дедовщина! Где это было видано, что юноша, еще не начав жить, желает умереть, накладывает на себя руки, не выдержав всех мерзостей «военной службы»?! И какую армию можно создать из таких парней-дистрофиков, полупомешанных, забитых, затурканных, не способных к самостоятельному поведению, к самостоятельному мышлению? Кого они могут защитить? Кому они могут противостоять? И во имя чего? В угоду кому?
Теперь сопоставим, что нужно от Человека Богу и что нужно от подданных Кесарю? Богу нужно, чтобы Человек в поте лица своего добывал свой хлеб, трудился и исполнял неукоснительно божеские законы. Это ограниченный четкими моральными рамками круг требований. Если бы люди исполняли эти заветы, давно настало бы на земле благоденствие, парили мир и спокойствие, не пролилось бы ни одной капли крови. А что нужно Кесарю? Кесарь ненасытен в своих потребностях, желаниях, капризах, зачастую руководят действиями Кесаря какие-то химерические идеи, амбиции, дьявольское самолюбие и неистощимая алчность. Кесарю всегда всего мало. Ему мало власти, мало денег, мало преклонения окружающих, мало славы. И самое главное — Кесарь ничего этого не заслужил. Он требует того, на что не имеет ни малейшего законного права. И самое страшное, что окруженный головорезами-зомби и хитрыми царедворцами, он несет неисчислимые страдания Народу. И выхода из такого горестного положения народ не находит.
«Ана сутi» — самое священное, что есть у казахов. Своего ребенка мать-казашка называет самыми ласковыми именами: «бота» — верблюжонок», «козы» — ягненочек, «кулыным» — мой жеребеночек. И эти названия, идущие из глубокой древности, не теряют своей свежести и сегодня. Образ мадонны с младенцем на руках — это образ и казахской матери, степной мадонны, тревожно предчувствующей нелегкую судьбу своего дитяти. Ведь у сегодняшних «пропащих» девушек-казашек, брошенных на панель, у парней, полных физической силы и ясного ума, но вынужденных совершать преступления, — у этих молодых людей »тоже есть матери, они тоже были «верблюжатами», «козлятами, «жеребятами». Так что же случилось? А случилось по воле новоявленных кесарей самое страшное — их сварили в молоке их матери…
Мать и дитя — связь времен, преемственность поколений, культуры, традиций. Разорвать эту связь — значит совершить преступление перед народом. Если эту связь разрывает чужеземец, враг, то это объяснимо — это называется агрессией, экспансией. Но если эту связь разрывают свои доморощенные враги, свои кесари, то ни объяснений, ни понимания этому чудовищному положению вещей нет…
На страшном Суде рядом с Верховным судьей будет стоять в темном одеянии со светлым строгим лицом женщина-мать, беспощадно сжирая пламенным взглядом всех тех, кто погубил ее детей, кто пожрал их молодые, нераспустившиеся жизни, кто искалечил их естество, кто принес их в жертву своей алчности, властолюбию, ненасытному деспотическому тщеславию, сжигавшему темным огнем их скудный ум и мелочную душонку. И никакие оправдания, никакие «государственные» интересы, приводимые как довод подлой жестокости кесарей, не спасут их от справедливого возмездия, которое будет вынесено по самому древнему, самому справедливому закону — по закону «талемон»: око за око, зуб за зуб, смерть за смерть, позор за позор. В каком молоке будут вариться эти кесари — предсказано и предрешено на священных страницах древних рукописей, которые, как известно, не горят.