«Нарвав цветы, взойди на холм, преодолей высоту…»


К стыду своему, могу признаться: я не знаю, кто такой Жанат Баймухаметов. И, честно говоря, чувствую себя от этого неуютно после прочтения великолепной статьи Ауезхана Кодара “На тропах номадической виртуальности” в сборнике “Культура и СМИ: проблемы взаимодействия”. Презентация последнего не так давно прошла в Казахстанском пресс-клубе. Собралось много журналистов из различных печатных и электронных СМИ. Завязался интересный разговор о проблемах культуры и журналистики. Увы, как ни печально, но пишущей, снимающей и вещающей братии придется признать, что претензии культурологов в какой-то степени обоснованны.


Сознаюсь сразу, не всем из нас, журналистов, будет понятно творчество того самого Жаната Баймухаметова. И не только потому, что может отпугнуть обилие иностранных терминов. А прежде всего из-за того, что надо знать многое: и историю номадов, и немецкую философию, и современных культурологов, и политологов. Но нельзя не согласиться с Ауэзханом Кодаром, что Баймухаметов вкупе с Нурланом Оспанулы – явление культуры. И не их беда, а наша, что мы не понимаем этих людей. Помнится, еще Писарев говорил: “Если вы хотите образовать народ — возвышайте уровень образования в цивилизованном обществе”. Для достижения последнего, очевидно, и существуем мы, журналисты.


Отдельные статьи из сборника, презентованного ассоциацией “Золотой век” и фондом “Сорос-Казахстан”, образовывают самих журналистов. И это правильно. Ведь нельзя же в самом деле рассуждать о культуре, не освоив тонкости собственной профессии.


Из всех статей на тему взаимодействия культуры и СМИ наиболее объективной и пронзительной лично мне (как выясняется, и многим моим коллегам) показалась публикация Асии Байгожиной “Казахские и русские газеты республики: непересекающиеся миры параллельных культур”. С самой первой строчки проникаешься мыслью, что автор словно подслушал самое сокровенное и передал это на бумагу. “У меня всегда было странное ощущение при чтении казахских и русских газет, выходящих в нашей республике: знакомый и привычный мир не просто раздваивался – в двух зеркалах было разное его отражение. Это ощущение сейчас – при систематическом чтении – переросло в убеждение, что казахские и русские газеты описывают совершенно разные миры. Или же, соблюдая политкорректность, скажем так: они по-разному осваивают действительность. Это наглядно демонстрируют прежде всего материалы, посвященные культуре”. Думается, что под этими строчками подпишется любой, кто занимается исследованием казахстанской журналистики. И далее следуют размышления — а чем же именно различаются журналистика на казахском и русском языках. “Разное освоение действительности” проявляется в том, что “излюбленным жанром казахской прессы” являются толгау, т. е. раздумья, размышления, которые чаще всего являются плачем по родному казахскому языку. Об этом — “обширный монолог ученого, писателя, деятеля культуры и т.д.”. Автор делает вывод: “Пожалуй, в этой склонности к философствованию сказывается наша номадическая ментальность, но зачастую пространность рассуждений вкупе с их абстрактностью – не более чем риторика”.


По мнению Асии Байгожиной, казахские журналисты чаще всего замыкают себя в рамках этих стенаний по языку и возвращения к истокам собственной истории. Казалось бы, задача благородная, но именно это и сужает “поле своего влияния, сферу собственных интересов”. А ведь “в битве за читателя успех зависит прежде всего от широты интересов, многомерности, разновекторности подаваемых материалов”. Не правда ли, совершенно справедливое замечание. Как и другое: “Освоение сугубо и исключительно казахской ниши в полиэтническом пространстве, на мой взгляд, — принципиальная позиция казахских газет, и, как мне кажется, она отражает скорее не интересы и запросы отечественного читателя, а свою редакционную ориентацию”. И получается, что игнорируется сама жизнь общества во всем ее многообразии и многомерности.


Между тем, как говорит автор обзора, “воспроизводство и описание знакомого мира по привычной схеме требует, конечно, меньших усилий, чем освоение новых реалий, изменение собственного взгляда и, следовательно, мышления вообще”. Если так будет продолжаться и дальше, то арсенал казахской прессы — “отвлеченные рассуждения, неизбывная боль по поводу тех или иных фактов печальной действительности, воспоминания о прошлом” — приведет к тому, что газеты и журналы, выходящие на казахском языке, останутся на задворках общественной жизни. И это тогда, когда “масс-медиа не просто информируют читателя — они служат для него во многом ориентиром в действительном мире. Они транслируют способ общения, поведения, творчества в самом широком смысле слова. Именно они формируют тип носителя определенного сознания”.


Русская пресса же, считает Асия Байгожина, более интегрирована “в реальную действительность и, значит, более “живая”, своего читателя, изумлявшего мир при советском режиме широтой кругозора и глубиной потребностей, превратила в “пожирателя пустот” (М. Цветаева). “Технология превращения проста – во главу угла ставятся не нравственно-культурные ценностные ориентиры, а лишь возбуждение массового интереса путем стеба, скандала, перформанса”. При этом в отличие от казахской прессы русская печать практически не обращается к национальной традиции.


Выводы, сделанные в заключение автором, наводят на весьма грустные размышления, ибо соответствуют истине. И в самом деле, если “казахские газеты, специализирующиеся на особенностях национальной культуры, одиозно односторонни, то русские газеты, пишущие бойко обо всем подряд, пугающе легковесны. Архаизация настоящего и актуализация прошлого – так можно охарактеризовать интенции казахской прессы в освещении культурной жизни страны. Наоборот, безличность разорванного сознания при явном отсутствии иерархии ценностей демонстрирует русская пресса, описывая культурные процессы в республике”.


Подробный разбор Асии Байгожиной описывает явление, которое, к сожалению, присутствует в казахстанской журналистике. Практически ни одно издание, выходящее в стране, не занимается исследованием культуры как таковой. В лучшем случае наши газеты пишут о проходящих выставках или концертах, спектаклях. Ну, еще изредка публикуют интервью со “звездами” как правило, заезжими. А о серьезном разговоре — о проблемах нашего театра, кино, эстрады, балета — мечтать и не приходится. И то ли журналисты слабы, то ли это никого не интересует – не понять. Возьмем, к примеру, “самое массовое из искусств” — кино. О “новой волне” казахского кинематографа, благодаря Серику Апрымову, Рашиду Нугманову, Сатыбалды Нарымбетову, Ермеку Шинарбаеву, Дарежану Омирбаеву, давно знают в странах Запада. Только казахстанский зритель фильмов этих мастеров не видит и не знает, каких наград на международных кинофестивалях они удостоены. А журналисты об этом мало пишут. Искусствоведы Гульнара Абикеева (чья статья “Проблематика культурной политики” открывает данный сборник), Баурджан Нугирбек, журналист Андрей Черненко – вот и весь круг критиков кино. Но и их наши газеты публикуют мало, хотя то, что происходит с кино, относится и к любой другой сфере нашей культуры.


Есть на что сетовать мастерам искусства и организаторам. Но от того, что каждая из сторон будет попрекать друг друга (не секрет, что многие журналисты считают малозначительным происходящее в культурной жизни республики), ничего не изменится. Ведь дело еще и в политике государства, настрое общества.


Попытаться изменить такое отношение путем диалога СМИ и культуры, их взаимодействия – к этому призывает Гульнар Абикеева. Об этом же говорят и Баян Барманкулова, Жанат Баймухаметов, Валерия Ибраева.


Но вернемся к Ауэзхану Кодару. Увы, но и его статьи остаются во многом незнакомыми не только широкой общественности, но и журналистам. Последние таким образом лишаются не только удовольствия “следить за его суждениями”, как говорил Пушкин, но и своеобразного источника информации, на основании которой можно выстроить целую концепцию освещения темы культуры в СМИ. Статья “На тропах номадической виртуальности”, опубликованная в сборнике, была ранее размещена в газете “XXI век”. Речь в ней идет о двух молодых философах – Жанате Баймухаметове и Нурлане Оспан-улы. Почему именно они? “Во-первых, это представители западного постклассического мышления, во-вторых, в них нет слепого патриотизма, присущего нашей национальной интеллигенции, в-третьих, это большие труженики, безропотно несущие свой жребий невостребованных и “несвоевременных”. Давно слежу за творчеством Нурлана Оспан-улы и считаю, что невостребованность этого молодого философа оборачивается потерей для общества. В рассуждениях и построении письменной речи Нурлана есть нечто от классической немецкой философии с ее несколько тяжеловесным стилем изложения и ее же парадоксальностью. Ауэзхан Кодар четко уловил этот нюанс. При этом Нурлан Оспан-улы – плоть от плоти казахского народа, что сказывается на самой сути его мировоззрения. Кодар называет его “канониром Фридриха Заратустры”, “кокандским принцем”, вставшим в оппозицию к извращенным модусам национального и вообще к миру готовых форм и мнений”. “Если Жанатом номадические стратегии осуществляются на совершенно не номадическом материале, то Нурлан лишает их всякого метафоризма. Оспан-улы – кочевник, по генам и приоритетам”.


Ауэзхан Кодар пишет: “Анализ генеалогических преданий был как бы первым подходом Нурлана к осмыслению проблем тюркского мира. Вторым, и еще более основательным, явилось его исследование о тюркском монотеистическом боге – Тенгри”. Ну чем не повод для журналистов порассуждать вместе с Оспан-улы о гносеологических корнях казахов, их отношении к религии. Увы, этого не происходит.


Нельзя обойти молчанием две зарисовки Асии Байгожиной в сборнике о представителях “новой волны” казахского кино – Серике Апрымове и Дамире Манабаеве. Одиннадцать лет назад “Конечная остановка” – первая полнометражная картина Серика – взорвала сонный быт казахского аульного общества. Апрымов угадал, а точнее, отразил то, что стало приметой наших аулов сегодня: пьянство, безделье, безразличие людей друг к другу, байство сельских начальников. Проблемы аульных ребят и сегодня остались теми же, но на вопрос “Что же дальше?” ответ не найдет до сих пор. Не все помнят, что фильм был запрещен к показу после письма группы семипалатинских депутатов Верховного Совета СССР (уж больно точным оказался даже в деталях). После “Конечной остановки” Серик Апрымов снял еще две картины “Аксуат” (название его родного аула под Семипалатинском) и “Три брата”. К сожалению, их мало кто смотрел. По мнению Асии Байгожиной, “фильмы Апрымова — не что иное, как самоидентификация национального характера. Аутентичность – налицо. “Что будет с родиной и с нами”, кажется, уже печально ясно по апрымовскому кино…”. Что касается Дамира Манабаева, то у него другой подход к кино. “Как-то Дамир сказал, “что больше всего хотел бы снять фильм о любви. Такой, как ее понимали в его юности… Об отношениях двоих, которые уже постарели и тем не менее помнят, что такое любовь. И что она, эта любовь, может им дать сегодня. Я не ручаюсь за точность слов, но суть была в этом. Мне кажется, если Дамир сумеет когда-либо реализовать свой замысел, это будет великолепное кино: мы увидим фрагмент нашего счастья. Ведь так важно, чтобы экран фиксировал не только наши беды, но и радости, порывы нашей общей души”.


Что еще можно отметить в сборнике “Культура и СМИ: проблемы взаимодействия”? Конечно же, проблемные статьи Алии Бопежановой “Казакстан баспасози – тэуелсиздик айнасында” и Дидара Амантая “Казак табигаты”.


Лично меня привлекли еще публикации Ерлана Аскарбекова и Ольги Оберемко, Аллы Гирик об Интернет-изданиях. Нельзя не согласиться с Ерланом Аскарбековым, что проектам, связанным с Интернетом, “суждено сыграть в ближайшем будущем решающую роль в прорыве из духовного кризиса – в случае успешного развития, или же стать окончательным свидетельством нашей нерасторопности, безволия, неспособности к современному рациональному подходу в осуществлении новых идей”.


Культура и СМИ… как они будут взаимодействовать? Вопрос висит в воздухе, и, похоже, ему стать риторическим, ибо никак не хотят казахстанские издания осознать, что и они – часть культуры. В определенной степени нынешнее состояние этой проблемы отражает обложка сборника. На ней изображен известный казахстанский художник Ербол Мельдебеков (кстати, он и оформил весь сборник). Закованный в колодки, художник опустил голову. Метафора весьма многозначная. Кто закован — СМИ или культура? Как обрести свободу? Вопросы, вопросы и еще раз вопросы.


…В аннотации говорится, что “книга подобного рода выходит впервые и, надеемся, заинтересует широкую читательскую аудиторию”. Хочется верить, что сборник станет явлением, поскольку актуальны и талантливы публикации в нем. Они непременно привлекут внимание тех, кто не желает духовно прозябать. Для тех, кого будоражат песни неординарной группы “Роксонаки”:


Если тучи над тобою, выйди в путь
И, доверившись величию природы,
Омойся в ее водах под небесной синевой,
Нарвав цветы, взойди на холм, преодолей высоту…
Словно открыв для себя радость дня,
Возликуешь, как удачливый стрелок,
Позабудешь гнев и печаль,
Будто вернулся ты в детство свое…