Ночь перед Наурызом


Наурыз – праздник Весеннего равноденствия, начало Нового года. Всем известно, что название этого праздника восходит к староперсидскому выражению “новый день”. Казахи называют Наурыз “Великим днем народа”. Наурыз имеет многотысячелетний возраст. Это один из самых древних народных календарей. Многие поколения тружеников, земледельцев и скотоводов, оседлых и кочевых народов, заселявших Туран и Иран, живя в тесном соприкосновении с Природой, установили закономерности движения Времени. Начало весны, наступление лета, приход осени и зимы – все было зафиксировано в народном летоисчислении. Народ жил по этому календарю, свято соблюдая все даты, все циклические изменения в природе, сопрягая свою жизнь с жизнью космоса.


В 1074 году Омар Хайям — поэт, математик, астроном — с группой учеников из восьми человек кодифицировал народный календарь. Было официально установлено начало Нового года, количество дней в каждом из 12 месяцев, научно закреплены данные о продолжительности дня и ночи в каждом сезоне времени. Работа над кодификацией была завершена 1079 году… Группа Омара Хайяма ничего нового не открыла, было приведено в научно обоснованную систему солнечное календарное время. Если сопоставить существующий Международный календарь и календарь, опирающийся на данные Наурыза, то бросается в глаза неясность, неопределенность принципов деления и очертания границ времени года в Международном календаре. Почему началом Нового года считается 1 января? Как соотносятся с реалиями вечно живой природы установленные месяцы и т.п. Путаницу в Международный календарь вносят многочисленные уступки религиозным, часто надуманным и оторванным от жизни праздникам, торжественным церковно-религиозным датам, поминовения всевозможных святых, имя коим легион. Есть и хорошие стороны в праздновании Нового года по Международному календарю. Это светлый образ Санта Клауса, Деда Мороза, Снегурочки и других трогательных поэтических моментов, к которым церковь и ее армия “святых” никакого отношения не имеют.


Не совпадают названия и сроки 12 месяцев по Наурызу и Международному календарю. По Наурызу, начало весны — 22 марта, день Весеннего равноденствия. В этот день Солнце входит в созвездие Овна и выходит из него 21 апреля. Значит, месяц наурыз тянется всю третью декаду марта и захватывает 2/3 апреля. Месяц Сэуiр – “Телец” начинается с 22 апреля и заканчивается 21 мая, когда Солнце, выйдя из созвездия Тельца, переходит в созвездие Близнецов. Смешивание Международного календаря и календаря народного отражено в путанице названий. Месяц апрель по-казахски (заимствовано из арабского) называют официально Сэуiр «Бык». А народный календарь, обработанный еще Омаром Хайямом, называет этот месяц (с 22 марта по 21 апреля) теплым ласковым именем «Кокек» «весенняя птица». Международный календарь отходит от научного принципа, не считается с расположением зодиакальных созвездий, т.е. не учитывается жизнь природы и космоса.


Наша официальная календарная практика преподносит удивительные курьезы. Дикторы радио и телевидения, словно сговорившись, вместо слова «день» стали хором выпевать слово «звезда». Идет игнорирование елова «кун» (день, солнце) и насильственное внедрение слова «жулдуз» (звезда). Трудно понять, что преследуют авторы этих новаций, когда постоянно и назойливо повторяют «20-я звезда Кантар» вместо «20-й день Кантара» (Января) или «7-я звезда Казана» т.е. «7-й день Казана» (Октября). Чего они достигают, употребляя вместо слова «день» слово «звезда»? Наверное, это проявление каких-то непонятных эстетических устремлений, а возможно, какая-то мода… Слово «космос» в планетарном масштабе употребляется однозначно. На всех языках «космос» звучит одинаково. Это астрономический и научный термин А вот у нас вместо слова «космос» взяли за моду употреблять «красивое» арабское слово «гаруш». Ох уж эти арабизмы! И не подозревают наши модники, что «гаруш» никакого отношения к понятию «космос» не имеет. Если перевести с арабского, то это слово означает «престол Господа». Что общего между «космосом» и «Престолом Господа»? Что движет нашими эстетами-модниками? Понять трудно. Это явление из разряда необъяснимых феноменов…


Наступление праздника Наурыз отмечается всем народом не официальными богослужениями, не собранием в мечети или в каком-то храме, а по-человечески, проявлением уважения и любви к близким, знакомым, малознакомым людям. Приветливость, благожелательность, общая трапеза, народные действа, обряды (наурыз-куже, посещение родственников и соседей; сжимание чучела, олицетворяющего грехи, зло, пороки). Неподдельное веселье, радостная атмосфера всеобщего единения такова обстановка, сопутствующая проведению праздника Наурыз. Но это общеизвестные вещи, и задерживаться на них нет нужды.


Есть еще одна характерная черта народного отношения к Наурызу — в этот день все должны прощать друг другу старые обиды, начинать жизнь с новой страницы. Об этом речь пойдет ниже.


Когда приходит Весеннее равноденствие в широкую казахскую Степь, то у каждой юрты скотоводов, на окраине каждого аула собирается народ, и вглядываются люди в ночную степь — не видно ли путника, не послал ли Аллах новогоднего гостя. Иногда такие гости приезжают, приходят, и они самые желанные для гостеприимных хозяев. Вот подъезжает одинокий джигит. Он никому не знаком, но люди наперебой стараются завлечь его в свою юрту. Растерявшийся гость не знает, кому отдать предпочтение, и тут приходит на выручку древняя хитрость догадливых хозяев: выбегает ловкая веселая приветливая девушка, берет под уздцы лошадь гостя и ведет ее к своей юрте. Гость входит, его привечают, собираются жители всего аула. Он чувствует всеобщее внимание. Он знает, почему ему оказывается такой почет, зачем собрались здесь люди, скрывающие свое нетерпеливое ожидание под благожелательными улыбками. Гость рассказывает о себе, откуда он родом, куда держит путь, как очутился в этих краях. Попутно он не преминет сказать добрые слова о жителях аула, о том, что слава о добродетелях людей этого края широко разнеслась по Степи. О том, какие здесь добрые джигиты, какие очаровательные девушки, какие мудрые старики. Особо он скажет о старших женщинах, на плечах которых лежит вся хозяйственная жизнь аула. Но вот наступает самый важный момент. Старейший из присутствующих задает гостю вопрос, которого с нетерпением ждут все. Этот вопрос не является неожиданностью и для гостя, он давно уже подготовился к нему. Старик спрашивает гостя, называя его по имени:


— Сынок мой, Батырхан! А не встречался ли тебе кто-нибудь по дороге в наш аул? Была ли встреча доброй? Расскажи нам.


Уважаемый отец, — ответит Батырхан. — Ваш край очень богат дичью и охотничьим зверем. Да, я встречал лисиц — огненных, как жаркий костер. Я встречал зайцев — пугливых и быстрых. Я встречал одиноких каскыров, но они не нападали на меня. Только оборотней-медведей я не встречал. И не жалею об этом.


— Да, да, сынок, — скажет старик-вопрошателель, — наши места богаты зверем и птицей. А не встречал ли ты людей, заблудившихся в пути?


— Нет, отец! Если бы я встретил таких людей, то приехал бы сюда не один. Я не бросил бы заблудившихся ночью в степи.


Наконец, старик задает самый главный вопрос, который волнует всех собравшихся:


— Сокол мой! Ты отважный джигит. Ты один проехал по широкой ночной Степи. Не встретился ли тебе Кызыр-Ата, оберегающий наш аул от недобрых злых сил. Не он ли показал тебе дорогу к нашим юртам.


И этот вопрос, к которому джигит был подготовлен давно, все-таки заставляет его вздрогнуть. Ну что тут скажешь? Если скажешь, что не видел Кызыр-Ату, то разочаруешь собравшихся. Ведь они с таким напряженным ожиданием смотрят тебе в рот, боясь пропустить слово. А если скажешь, что видел, то нужно рассказывать такие подробности, что никакой фантазии не хватит. Многие догадываются, что джигит попал в затруднительное положение. Но большая часть слушателей ждет, и любой ответ джигита для них прозвучит правдиво. Но это будет или разочарование, или радостное событие, которое запомнится надолго. Джигит должен всегда оставаться джигитом. Он видит живые горящие глаза девушки, которая привела его в юрту. Сколько в этих глазах надежды, предвкушения захватывающей истории. Ведь шутка ли! Сам Кызыр-Ата пропустил этого молодого ладного джигита в их аул! Не может быть, чтобы джигит Батырхан не встретился с Кызыр-Атой! Джигит понимает, что такого действительно не может быть. В противном случае, он уже не джигит, а просто заяц, петляющий по степи, не зная, куда приведет его долгая ночная дорога.


— Да, отец! Да! Встретился мне Кызыр-Ата. – Наступила такая тишина, какая бывает после молнии перед раскатами дальнего грома.


Чуть слышно старик говорит:


— Расскажи, сынок Батырхан, как ты встретил Кызыр-Ату!


Это приговор! И начинает рассказ джигит Батырхан. Он смотрит в распахнутые глаза девушки, и какая-то чудесная сила ведет его по дороге вымысла, где вся правда степной кочевой жизни переплетается с древними легендами, сопровождавшими эту непростую жизнь. И слова приходят легкие, звонкие, струится речь, искренняя такая, правдивая, что не верить нельзя. Каждое слово, как факт в протоколе, все четко документировано. Джигит описывает дедушку Кызыра таким, каким представляет его каждый степняк-казах. Высокий прямой старец. Развевается пушистая белоснежная борода, в руках кизиловая палка. Поступь ровная, он словно плывет над землей. Он что-то приговаривает, время от времени поднимая голову к небу. И в лучах полной луны можно увидеть бледное лицо, высокий страдальческий лоб, закрытые глаза. Дедушка Кызыр идет по степи, плывет по степи с закрытыми глазами. Он идет словно призрак, плывет словно корабль, и ни былиночки, ни травиночки, ни кустика не задевает легкими босыми стопами. А перед ним простирается серебристая лунная дорожка, и по этой дорожке доверчиво идут степные зверушки, не боящиеся ни хищных волков, ни хитрых лисиц. Идут по дорожке зайчишки, ежики, суслики, сурки, всякая мелкая пугливая тварь. И не пугаются, не боятся никого. За ними следом идет дедушка Кызыр. Никакая злая, нечистая сила не властна пересечь дорогу Кызыр-Аты. Случайные путники ошеломленно стоят, не веря своим глазам. А мимо них проходит чудесное видение и исчезает, не прикоснувшись к ним. Только недобрым злоумышленникам грозит Кызыр-Ата своим кизиловым посохом. И не видать этим бедолагам больше божьего света. Станут они добычей хищников-каскыров или заблудятся в Степи, и сгинет навеки их след. Но если встретится сирота, обиженный людьми человек или отчаявшийся в жизни усталый страдалец, отвергнутый миром, неприкаянный, обреченный, обманутый, то остановится Кызыр-Ата, поманит несчастного, поставит перед собой на серебристую лунную дорожку и осенит своей белоснежной бородой. Только раз в году проходит Кызыр-Ата по широкой Казахской степи, и человек, встретивший это чудесное явление, обретает замечательный дар: хранит его судьба от злого глаза, злого языка, злой руки. Никто и ничто не сможет очернить, опорочить, унизить этого счастливца. Великий дар получает этот человек: дар певца, сказителя, прорицателя, ясновидца, дар целителя телесных и душевных недугов. И сказать о том, что видел дедушку Кызыра, что осенен его белоснежной бородой, может только самый отчаянный, самый неукротимый, безумно смелый джигит…


Рассказывает джигит Батырхан — и сам верит тому, что рассказывает. Но не может вечно продолжаться рассказ.


— Уважаемый отец! Уважаемые хозяева и жители этого доброго аула! Ведь ваша окрестность называется Алтын-сай, не так ли? Я приехал к вам по просьбе одного бедного путника, ограбленного в дороге лихими людьми. Он скончался на моих руках. Последней просьбой его был наказ заехать к вам и передать всем его привет. Он не сказал мне своего имени. Но только очень просил спеть вам песню “Ляйлим”. Я похоронил его, воздал последние почести и направился к вам. Вдруг навстречу мне едут несколько черных всадников. Я приготовился к нападению, решил дорого отдать свою жизнь. Но они опередили меня, вырвали из седла арканом. Я упал на землю и потерял сознание. Очнулся от легкого прикосновения пушистой белой бороды. Открыл глаза и увидел перед собой древнего старца. Он что-то шептал и гладил мое лицо, тело. Я вскочил на ноги бодрый освеженный, все вспомнил. Оглянулся и увидел на дороге лежащих лиходеев. У одного из них была скрючена рука. У другого — сломана шея, третий, как паук скрючился. Все они были мертвы. Старик поднял свой кизиловый посох и показал мне дорогу. Она была освещена ярким лунным светом, и я увидел моего коня — он ждал меня. Все мои вещи были целы. Мне захотелось петь, и я начал одну за другой исполнять мои любимые песни. Я никогда раньше так не пел. У меня голос изменился. А страха я не испытывал и ехал к вам, словно в хорошо известное место. А старик Кызыр-Ата исчез. Он ни слова мне не сказал, но я понял его напутствие. И вот я здесь — перед вами. Если хотите, я спою вам. Джигит стал петь изумительным голосом. Слушатели никак не могли вспомнить, где они раньше слышали этот голос. Во всем ауле только одна женщина сразу узнала этот уникальный голос, принадлежащий только одному человеку. Эта женщина сидела в своей юрте, ее муж исчез и уже неделю не показывался. Она не отходила от колыбели, где лежал больной ребенок. Но вот, что-то потянуло ее наружу. Она вышла из юрты и долго стояла, слушая песни, доносившиеся из центра аула…


И в заключение говорит гость собравшимся людям:


— Осенил меня Кызыр-Ата. Но он осенил и моего коня. Сегодня я должен всю ночь находиться подле моего верного скакуна. Разрешите, добрые хозяева, закончить мой рассказ и пойти проведать моего вороного друга.


Все понемногу расходятся. Батырхан идет к своему коню. Тот накормлен, напоен. Тихо ржет, услышав шаги хозяина. Гладит Батырхан коня своего. Осматривает его, угощает сахаром, а перед глазами стоит юное удивленное лицо. Такая доверчивость, такая открытость в этом лице, столько ожидания чудесного, что сердце сжимается тоскливым предчувствием. Несбыточный сон, несбыточные мечты. Стоит Батырхан, погруженный в глубокую думу. Сколько он стоит? Может мгновение, может вечность. Но вдруг выводит его из оцепенения тихий шепот:


— Джигит мой! Батырхан! Не оставляй меня здесь одну!


Что это? Оглянулся Джигит. Стоит перед ним девушка. Нет у нее на лице той задорной улыбки. Глаза опущены. Рот печально сжат, руки висят безвольно вдоль юного тела. И такая она беззащитная, и столько в этой фигуре безнадежности, боязни быть оставленной на произвол судьбы, что трудно выдержать джигиту. Но вот порыв ветра пробудил джигита, вывел его из оцепенения. Улыбнулся он всем лицом и сказал:


— Нет! Я не оставлю тебя. Знаешь, что сказал про тебя Кызыр-Ата?


Встрепенулась, вся превратилась в вопрос девчонка:


— Что он сказал? Что он про меня сказал? Говори, говори скорее!


— Он сказал, что нас будет двое, а потом трое. Но мы должны поторопиться!


Уехал джигит Батырхан, увез с собой девушку, которая первой встретила его в далеком малознакомом ауле. И никто их уже никогда больше не видел. Но люди аула долго вспоминали джигита, которому встретился Кызыр-Ата в ночь Весеннего равноденствия, и никто не печалился о судьбе девушки. Верили, что это счастливая судьба.


Но самой счастливой в ауле была женщина по имени Ляйлим. Это к ней ехал джигит Батырхан, разыскивавший ее по всей Казахской степи. Он ехал к Ляйлим, чтобы спеть ей прощальную песню, разрывавшую его сердце. Эта песня опередила джигита. Ляйлим уже слышала ее много раз. Но она не надеялась увидеть опять певца — слишком велико было оскорбление, нанесенное джигиту. Долго не затягиваются такие душевные раны. Когда, наконец, приехал Батырхан в аул Ляйлим, когда он, проезжая мимо ее юрты, стоявшей поодаль от остальных на краю аула, звонким голосом пропел печальную песню-упрек, песню-прощание, не смогла больше прятаться Ляйлим. Вышла она из юрты. Молча стояла, не опуская головы, смотрела на джигита, который бережно держал перед собой другую девушку. Молчала Ляйлим. Что она могла сказать Батырхану? Что было, то было. Но в ночь перед Наурызом люди должны прощать друг другу все обиды. И певец Батырхан остановил скакуна Кулагера и тихо сказал:


— Я простил тебя, Ляйлим. Будь счастлива.


Он исполнил то, что должен был исполнить. Он ускакал, а Ляйлим ушла в юрту и долго плакала, и слезы ее были слезами радости, облегчения, слезами светлой ночи наступающего Наурыза…