В последнее время, а если верить научно выверенным расчетам академика А. Кайдара (он же Кайдаров, он же Кайдари), в течение последних семи лет казахский наш многострадальный язык, известный, помимо прочего, своими неоднократными графическими (alpha beta) заимствованиями на протяжении одного лишь века, вновь усиленно нуждается в радикальном реформировании. Ясное дело — речь идет о новом переходе века — с кириллицы на латинскую графику. Вопрос, разумеется, нешуточный, поскольку задевает интересы миллионов наших соотечественников и тех, кто, по-канцелярски выражаясь, имеет честь проживать за пределами суверенной Республики Казахстан и при этом вполне законно считает казахский язык своим родным, материнским. Между прочим, количество последних тоже довольно внушительное — где-то порядка четырех миллионов. И самая значительная часть казахского, скажем так, зарубежья пользуется ныне арабской (КНР) и той же кириллической (МНР) письменностью. Что же касается остальной диаспоры, проживающей в основном в Турции и рассыпавшейся числом незначительным по странам западной Европы (знающие люди говорят, что при сильном желании есть возможность обнаружить наших зарубежных соплеменников аж на Родине Олимпиады-2000, правда, в весьма ограниченном количестве), то они, естественно, по закону выживания отчаянно оберегают свой язык и культуру, хотя по объективным причинам это им удается далеко не всегда. В постсоветском же пространстве (в данном случае речь идет о России, Узбекистане, Туркменистане), где вообще нет или постепенно исчезают казахские школы, местные казахи вовсе растерялись: на кого ориентироваться- на независимую историческую Родину, у которой пока что голова занята собственными проблемами или каждый на свою юридическую Отчизну, которой тоже пока что нет дела до проблем различных там диаспор.
Вот именно в такой ситуации наша родная этнолингвокультурная элита бросила новый клич (или ключ, Бог его знает), что все мы (имеется в виду, скорее всего, казахскоязычные казахи) должны вновь овладевать премудростями господствующей ныне древне-современной латыни. Может, они, знатоки отечественной словесности, исходили из того, что примерно сказал бы в данном случае наш предок-воин: “Балкан тау, ол да бiздiн барган тау” (Балканские горы, а ведь мы и там побывали”). Но что изрек бы великий завоеватель Аттила (Еды батыр), мы этого, к сожалению, не знаем. Но предполагаем: он просто смолчал бы и только приказал бы Очередному папе Римскому, чтобы тот еще раз бы сбегал за отборным овсом, чтобы досыта накормить каганского жеребца-скакуна. Что же касается Йоллыг-тегина, оставившего нам в вечное наследство рунические надписи на каменных стелах, давайте лучше помолчим. Пусть он говорит сам:
“Головы имеющих —
Заставим склониться,
Колени имеющих
—Заставим преклониться…”
(Большая надпись, 3-й стих, поэтический перевод с древнетюркского Арона Атабека).
Но в последующие века, когда, увы:
“Головы имеющие
—Заставляли нас склоняться,
Колени имеющие
—Заставляли нас преклоняться”.
Нам хронически не хватало кислорода свободы, и мы лишь эпизодически чувствовали себя индепендентными (независимыми), и то в периоды между войной и миром, и нам уже больше не удалось вновь выбить на стелах свою родную клинопись, которая так и погрузилась в пучину истории. И с тех пор, на мой взгляд, номадический наш дух, подобно цирковым лошадкам, мчится по заколдованному кругу-манежу по схеме арабская
— латинская — кириллическая графики. Завершается, значит, век, вернее, тысячелетие — и нам, оказывается, вновь нужно пробежать тот же круг уже по новой схеме латиница -X -X.Почему я это говорю? Потому что ни одна из этих трех график не принята нашим народом по доброй воле, а навязана насильственно, по так называемым политическим мотивам. И получается так, что как только очередная политическая конъюнктура завершается, наша письменность тут же начинает особо нуждаться в новой графической оболочке. Наверное, оттого, что на нас всегда смотрели (и смотрят) как на вечных носителей номадического духа, которые постоянно нуждаются, в зависимости от соответствующего времени года, в смене стойбища? Этот, на первый взгляд, весьма банально-тривильно-шуточный взгляд на поверку, увы, оказывается самым что ни на есть реальным и жестким. Тем не менее шутки ради скажу: именно в этом, как уверяют нас знаменитые атбеги
— конно-спортивные тренеры, и состоит причина того, что казахские чистокровные скакуны никак не могут занять призовые места на соревнованиях, проводимых по кругу: им нужно больше простора, обозначенного только двумя точками — старт и финиш. А между тем мы скачем по кругу, где нет ни начала ни конца (их, правда, субъективно определяют для нас устроители соревнований), и, увы, где нас ожидает очередное поражение и очередной круг.Если консерватизм может быть вообще полезен в какой-либо сфере человеческой деятельности, нужно иметь в виду прежде всего письменность народа, ее графику и орфографию, ибо в них, как в зеркале, отображается вся история, весь цивилизационно-культурный комплекс той или иной нации. Общеизвестно, что англичане и французы весьма неохотно идут даже на незначительные изменения орфографических правил, не говоря уже о графике. Хотя, как утверждают специалисты, используемые ими стандарты правописания далеко не всегда соответствуют нынешним произносительным нормам. Они при этом, надо полагать, боятся утратить связь времен, хотят сохранить письменное единство в ареалах распространения своих языков и культур. И такой здоровый консерватизм, заметьте, продолжается веками. Почему бы не вспомнить здесь громадной важности историческое событие
— тысячелетие славянской азбуки — той же кириллицы. Кое-какие изменения в ней есть, но основной костяк сохранился и благополучно дошел до наших дней. Дойдет и до других времен. А мы, казахи, на протяжении лишь одного — двадцатого —века трижды сменили свою письменность и собираемся это сделать еще раз. Я не буду углубляться в историю этих скачек по кругу, ибо они общеизвестны — политические мотивы. Но они, эти мотивы, никак не затронули, скажем, грузин и армян, которые сумели сохранить свою национальную графику. Что интересно, ни они, ни китайцы и японцы почему-то не жалуются на непригодность своих букв для использования на компьютере — у них оказалось достаточно лингвотехнической смекалки. Мы же напрочь утратили родную клинопись и до сих пор вынуждены “брать напрокат” графики других народов.Между тем аксакалы родной филологии пытаются нас убедить в том, что те, кто поныне пользовался кириллицей, могут читать по ней еще пятьдесят лет. Да, возможно, но читать будут в основном аспиранты и соискатели, специализирующиеся по истории казахской графики. Нефилологическая же часть населения, составляющая, как известно, подавляющее большинство любого народа, уже не станет, грубо выражаясь, морочить себе голову чтением вышвырнутой из публичного пользования горы литературы, накопившейся за шестьдесят лет. Меня могут, разумеется, упрекнуть в непатриотичности, потому что в идее отказа от кириллицы некоторые ее сторонники склонны видеть отказ от стереотипов колониального времени. Но в таком случае нужно было, во что бы то ни стало, возрождать нашу руническую письменность подобно тому, как евреи возродили свой язык и графику четырехтысячелетней давности. А раз мы не в состоянии этого сделать, нужно воздержаться от всякого рода экспериментов над миллионами людей, значительная часть которых еще и не владеет родным языком. Ныне казахский язык как все еще не состоявшийся государственный решает гораздо более важные задачи, и то с переменным успехом. Речь, в сущности, идет о том, чтобы закрепиться на достигнутых рубежах. А мыто помним, каких усилий стоило это сделать. В условиях, когда родной наш язык вступил в “благородное соперничество” (О. Сулейменов) не только с русским языком, но и с английским
—этим всемирным гигантом-монополистом, смена алфавита означает только одно — добровольную сдачу всех ранее занятых позиций. В первую очередь по причине того, что переход этот не подтвержден никакими более-менее серьезными научными обоснованиями (вопрос компьютеризации можно решить и на основе нынешней графики). Он обусловлен исключительно политическими, так сказать, моментами, и то в том виде, в котором они представляются “ограниченному контингенту” остепененных реформаторов.…Но, увы, судя по множеству до боли знакомых признаков, этот очередной исторический переход все-таки состоится. Ведь негоже лингвистике отставать от эпохи бурных обновлений. И помчимся мы по тому же заколдованному манежу. И дай Бог, чтобы сей круг был последним. Потому что история имеет обыкновение повторяться. И во второй раз почему-то в виде фарса. Фарса, который станет началом еще одного круга. И помчится вновь наш номадический дух. Не рассыпать бы опять духовный багаж
, добытый честным трудом, на благо историков и археологов…«Культура»,
№ 8 (9), 13.09.00 г.