Да здравствует коррупция!

Как часто случается в жизни, непригодность дома для жилья выявилась как раз к завершению его строительства…


Десять лет бывшие республики бывшего СССР быстрее или медленнее, каждая по-разному, одни – строго по рецептам и кредитам Мирового банка с МВФ, другие, так сказать, варясь в собственном соку, строили одно и то же: рыночную экономику. И как раз к тому моменту, когда все суверен, каждый по-своему, очень непохоже, сделали одинаковое: приватизировали госсобственность, отпустили цены, отменили коммунальные дотации и социальные льготы, перешли к платному образованию и здравоохранению, — глазам утомленных строителей: проектировщиков, прорабов и чернорабочих, — открылась такая неодинаковая, национально-своеобразная, и абсолютно однообразная картина: коррупция, коррупция, коррупция!


По-русски говоря: использование служебного положения в личных целях.


На Западе, чью экономическую и политическую систему мы все так по-разному одинаково копируем, коррупция тоже есть. Там она признается как болезнь. И подобно тому, как высокий уровень современной медицины исключает наличие абсолютного здоровья, коррупционным недугом поражены абсолютно все государства, кто больше, кто меньше. Есть страны, которые, продолжая медицинские аналогии, считаются “практически здоровыми”. Скажем, Новая Зеландия, Голландия, Швеция…


В благополучной Европе тоже есть страны, “заслужившие” звание “больного человека” — Италия, Испания, Португалия… Но и эти “больные” считаются практически здоровыми по сравнению, скажем, с государствами Латинской Америки, Азии и Африки, включая те, что уже ни один десяток лет строят у себя рынок и демократию.


Россия в рейтинге коррумпированности поставлена на 87 место, гораздо ниже многих папуасских островов и банановых республик, к которым бывший советский народ по инерции относится с превосходством. Казахстан вместе с Грузией, Азербайджаном, Арменией и Молдовой, само собой, еще ниже.


А ведь нам, братцы мои, всего через 30 лет предстоит превратиться в элегантно упитанного барса, надо полагать, не страдающего коррупционной болезнью. Спрашивается: как радикально оздоровиться в исторически рекордные сроки?


Медикам хорошо, они знают универсальные рецепты от всех болезней. Скажем, обливание ледяной водой по Порфирию Иванову оказывает оздоравливающее воздействие, заменяющее хорошее питание, импортные лекарства и индексацию пенсий вместе взятые. И все же, в медицине нет такого недуга, который назывался бы просто “болезнь”. Есть рак, туберкулез, воспаление коленной чашечки, СПИД, порча от дурного глаза, насморк, шизофрения, а болезни “болезнь” — нет! И кто бы ни взялся лечить больного – доктор медицинских наук или знахарь, он сначала диагностирует, что болит. По крайней мере на уровне: животом больной мается или, наоборот, головой. Давайте и мы попробуем разделить на конкретные болячки такой общенациональный наш недуг, как коррупция.


Поражена ли коррупцией голова нашего государства? Еще как поражена! Сам президент называет коррупцию главной угрозой национальной безопасности. Как говорят в народе, рыба с головы гниет, …где-то даже совсем сгнила…


А что, разве с хвоста наша рыба гниет меньше? Скажем, мент с палкой, который нас на дорогах “доит”, — он что, меньше министра коррумпирован? По каждой отдельной мзде – да, меньше, но если все поборы, да на всех полицейских умножить, получается: продажность правоохранительных низов в тысячи раз выше, чем их верхов.


А мы, которых “доят”, — да мы же еще больше коррумпированны, поскольку именно мы и финансируем коррупцию! Скажете: приходится платить. Согласен, для медицинского анамнеза небезразлично, как болезнь возникла: приобретена по наследству, подхвачена половым или капельно-чихательным путем или, допустим, больной занедужил после того, как не помыл руки в туалете, а потом еще свалился, по пьянке, с лестницы.


Но если уж болезнь – вот она, налицо, то лечить все равно надо, и именно то, что болит. Так сказать, смешно накладывать примочки на голову, если зашиб задницу! Однако с чего начинать, когда все болит? С головы? Так она, по сравнению с гнилостью нижних частей организма, совсем не тухлая. Ну, если не первой свежести, так второй – точно! На что густо пахнущие коррупцией зады имеют право процитировать средневекового Никколу Макиавелли: “Те, кто говорит, что народы в наше время предаются грабежам и тому подобным преступлениям, не понимают, что все это происходи потому, что те, кто правит ими, делают то же самое”.


Здесь сбиваемому с толку читателю пора возмутиться: куда клонит этот бывший демократ?! Погодите, скажу, в какую сторону клоню. Но для этого надо вас еще больше запутать.


Давайте разберемся. Крупная коррупция у нас есть? Есть! Мелкая есть? Есть! Средняя – тоже есть. Среди “коренных” коррупция процветает? Процветает! А среди “русскоязычных”? Цветет! Американцы, турки, израильтяне и папуасы, которые к нам делать бизнес, или учить нас демократии приезжают, — они коррупцией заражаются? Еще как заражаются! Так эту заразу подхватывают, будто никаких прививок у себя дома не получали!


Как же так выходит? Все, что у нашего государственного организма расположено выше пупка, – болит, и что ниже, – болит. И пупок тоже болит. Если организм лихорадит, верный признак – коррупция. Но и нормальная температура, — не менее верный симптом того же недуга.


Выходит, если все известные медицине хвори от детского недержания мочи и до старческого слабоумия, от куриной слепоты и до инфаркта миокарда, от чахотки до насморка поместить в одном организме, — это и будет та самая универсальная “болезнь”, аналог присутствующего во всем нашем обществе, в каждой его части и в любой клеточке, “использование служебного положения в личных целях”.


Путаем дальше. В медицинской терминологии “болезнь” означает “отсутствие здоровья”. Поставим эксперимент: высадим в казахстанскую питательную среду некий зародыш, страдающий абсолютной защищенностью от микробов коррупции. Так сказать, антикоррупционный СПИД — синдром приобретенного иммунного взяткодефицита. Что станет с таким идеальным организмом? Умрет, и вскрытие покажет: смерть наступила по причине полного здоровья!


А как спастись этому зародышу, обрести способность жить и развиваться? Ему надо заболеть! Думаете, это просто? Да, простому менту, санврачу или рядовому доценту дать “на лапу” – это не очень сложно, как чихнуть. А вот “подмазать” полковника или ректора, или замминистра — на такой “прием” далеко не каждый больной может записаться! Это трудно, это большая честь! Если же кто-то, не будучи зараженным по наследству, захочет приобщиться к самым высокопоставленным “больным”, ой как долго и трудно ему придется “заражаться”! Сколько разных анализов придется сдать, какой карантин пройти, прежде чем его перестанут сторониться как опасного носителя бацилл честности.


Зато такая “потеря здоровья” стоит того: чем серьезнее отдельный организм, — человек, группа, целое предприятие “заражаются” коррупцией, тем больше пищи, тепла и света, тем легче расти и развиваться, тем дольше жизнь в нашей питательной среде.


Короче: это там, на Западе, коррупция – болезнь, а в нашем евразийском климате она – здоровье! Не зря же классик сказал: “Что русскому впору, то немцу — смерть!” Само собой, “русские” — понятие собирательное, в чем — в чем, а в коррупции практически все бывшие советские народы как были “братья на века”, так и остались!


И последняя порция сбивания с толку: а причем тут, собственно, это древнеримское словечко “коррупция”? Да, на Западе коррупционер – это тот, кто использует служебное положение в личных целях. А наши коррупционеры, – они же больше не для себя стараются! То есть сами, конечно, тоже пользуются, но в основном для народа, – родственников, соплеменников, земляков, единоверцев, с кем раньше учились, служили, работали… Много же у нормального казахстанского человека всяких разных обязательств перед ближними, чай не в голой степи — в обществе живем! А чиновники, они разве не наши люди?


Вдумайтесь: могло ли в какой-нибудь западной стране само такое понятие “семья” родиться? А у нас в Казахстане есть Семья, и в России – есть, и в Азербайджане есть, и в Киргизии, и на Украине – везде есть. На крайнем Юге бывшего СССР есть теперь Отец всех туркмен, а на крайнем Западе – Батька.


Заметьте: в каждом постсоветском государстве правящие семьи – разные, а строение у них одинаковое. В “Семью” входят не только “Папа”, его отпрыски и зятья, но и, так сказать, приемные дети, зачастую другой национальности и даже гражданства. И еще заметьте: члены правящей “Семьи” обзаводятся собственными семьями, где тоже много иноплеменных “детей”, у тех – свои семьи, и так, по пирамиде, до самого низа.


Поэтому на пространствах бывшего СССР политика, производство, банковское дело, журналистика, организованная преступность, правоохранение, армейская служба, наука, рэкет, одним словом, – все мыслимые сферы человеческой деятельности, есть занятие, так сказать, многосемейное. И коррупция у нас – это не только и не столько использование официальной должности данного индивида в его личных целях, сколько исполнение человеческих обязательств этого “коррупционера” по отношению к родственникам, соплеменникам, землякам, сослуживцам – всем тем, кого жизнь свела в те или иные корпорации, и кто смог доказать свою корпоративную надежность.


Само собой, то, что на Западе именуется “взятка”, у нас, за исключением “мелочевки”, является как бы “законной” платой коррупционеру за исполнение его корпоративных обязательств. А это, сами понимаете, принципиально иное.


Почувствуйте разницу: западный чиновник, ведающий, например, тендерами на госзаказы, совершит преступление против государства, которому служит, если за взятку предпочтет худшего лучшему. А у нас в аналогичной ситуации чиновник свершит преступление против Системы, которой служит, если присудит победу лучшему, а не заранее назначенному. А еще более опасное преступление против нашего корпоративного государства местный коррупционер совершит, если откажется принимать “законные” вознаграждения за исполнение своих корпоративных обязательств. Это, как при Сталине: помните, вся номенклатура обязана была уметь хлестать водку стаканами, непьющий – значит подозрительный, не наш!


Так что вопрос: где в такой нашей коррупции по-евразийски “жертвы”, а где “злодеи” — это вопрос что первично: курица или яйцо?


И, в этом смысле, надеяться победить нашу корпоративную коррупцию, значит надеяться отучить отца помогать сыну, заставить аульчан забыть, что они из одного аула, а сокурсников, что они учились вместе.


Я пока не спрашиваю: нам Это надо? Спрошу только: это осуществимо?


Что это неосуществимо теоретически, знает самый малограмотный казахстанец. А что практический результат может быть только нулевым, доказала наша доблестная правоохранительная система. Под всю многолетнюю политическую трескотню о борьбе с коррупцией были схвачены только мелкие взяточники исключительно западного образца: брали налом и у посторонних клиентов. Несомненно, и эта “мелкая рыбешка” участвовала в главной корпоративной коррупции, но эту сторону дел следователи категорически не разматывали, поскольку потяни за любую ниточку, а там — весь клубок!


В этом и суть проблемы: на Западе коррупция индивидуальна, а у нас – коллективна. Там индивидуальная коррупция есть отклонение от коллективной нормы, то есть там она — болезнь и, следовательно, поддается лечению. Но, если западные рецепты лечения этой западной болезни перенести на наш родной организм и его “болезнь”, организм придется лечить от того, чем он живет. Следовательно, лечение может быть либо симулятивным паразитированием на той же коррупции, либо залечиванием до смерти.


Означает ли это, что коррупция у нас непобедима, и что она благо? Ни в коем случае, ни первое, ни второе! Но чтобы лечить наш организм от нашей коррупции, надо диагностировать: что есть организм, и что – болезнь.


Западная цивилизация построена на таком величайшем культурно-историческом феномене, как индивидуализм. Принципиально, индивидуализм органически присущ каждому отдельному человеку и любому сообществу, как и коллективизм. Спорить о том, что лучше, — бессмысленно, как и выяснять, кто важнее – мужчина или женщина, или что первично — душа или тело.


На западе коллективизма не меньше, даже больше, чем индивидуализма. В частности, в США и Европе католиков намного больше, чем протестантов и иудеев вместе взятых, но системообразующим в политическом устройстве, экономике и финансах, науке и культуре являются именно иудаизм как мощнейшая корпоративно-индивидуалистская идеология и его англосаксонский аналог – протестантизм.


За это западный человек получил удовлетворение материальных потребностей и персональную свободу, но заплатил личным одиночеством. Секс-шопы с резиновыми подругами для мужчин и вибраторами для женщин, персональные психоаналитики и супружеские контракты – все это порождение западной культуры. У нас эти штучки способны приживаться, но не рождаться.


Когда первые наши школьники поехали учиться на Запад, они были поражены тем, что товарищи не только не дают им списывать, но даже “закладывают” перед преподавателем. Причем за такое “стукачество” им не стыдно, они этим гордятся!


Точно также нашему человеку кажется диким: как можно стоять перед красным светофором, если ничто не мешает идти или как можно просто так “сдать” полицейскому водителя, который вам ничем не мешал, а просто на ваших глазах нарушил правила.


Между тем это как раз нормальное поведение нормального индивидуума западной цивилизации, унаследованное им генетически и закрепленное воспитанием в семье, школе на улице, на службе – везде. Там “производство” таких индивидов есть производство массовое, на массе таких граждан держится стабильность западного общества, а сами граждане нуждаются именно в таком обществе.


За это Западу приходится платить высочайшей бюрократизацией госаппарата. Коль родственные, этнические, земляческие, конфессиональные и прочие неформальные связи индивида подавлены, на первый план выходят отношения именно правовые, юридические.


Для того чтобы такое государство действительно гарантировало права граждан, необходима огромная армия юридических чиновников: адвокатов, судей, прокуроров с массой всяких дополнительных технических, информационных и контролирующих служб. Аналогично, чтобы представительные органы власти действительно избирались населением и чтобы избранные депутаты могли полноценно осуществлять свои функции, тоже нужна масса чиновников самых разных назначений и специализаций.


И так, какую бы государственную функцию ни взять: пенсионное обеспечение, энергетика, сельское хозяйство…, везде центральные ведомства насчитывают ни по одной тысяче чиновников плюс масса бюрократов на местах. Бюрократизация – это неизбежная цена, которую граждане правового государства должны платить за то, чтобы это государство обеспечивало их юридические права и свободы. Иными словами: бюрократ – это необходимый посредник между гражданином-индивидом и его правовым государством.


Соответственно, чем больше государство берет на себя заботы о гражданах, тем больше чиновников и тем выше вероятность извлечения ими частной выгоды из своей государственной должности. Это — как в компьютере: повышение эффективности требует усложнения схемы, что влечет увеличение числа сбоев. Аналогично: само развитие программирования родило такую современно-экзотическую болезнь, как компьютерные вирусы. Причем, чем более развита компьютерная сеть, тем она уязвимее для вирусов.


Да, это болезни серьезные, но они – лечатся. Надежность компьютера, снижающуюся от его усложнения, можно повысить дополнительным усложнением – установкой специального контрольного блока. Борьба с вирусами стимулирует создание антивирусных программ и общий прогресс программирования.


Так и коррупция в государственном аппарате западного типа, конечно, не устраняется, но относительно эффективно подавляется целевым усложнением самого этого аппарата, а также “просвечиванием” деятельности чиновников с помощью СМИ, политических партий и общественных организаций.


Продолжим аналогию с компьютером: защита его от сбоев, как и защита госаппарата от коррупции, основана на одном и том же требовании: надо, чтобы каждый “винтик” был создан исключительно под свою функцию, а не содержал бы ничего, что могло бы заставить его реагировать на “посторонние” возмущения. Так вот, студент, “стучащий” на соседа, – он и есть идеальный “винтик” для функционирования правового государства.


И, наоборот, всякая корпоративность, ставящая этнические, семейные, языковые, клановые или религиозные связи не ниже формально-юридических, является в правовом государстве преступной, потенциально или фактически. Поэтому западные демократии сравнительно спокойно адаптируют в себе “чайна — …”, “раша — …” и прочие “тауны”, но лишь в той мере, в какой их обитатели не претендуют на участие в управлении государством. Принять же на госслужбу, скажем, в США, русского, китайца, ирландца или индуса – нет проблем, это даже желательно, … если этот гражданин уже не представитель своей общины, а стандартный американец того или иного этнического происхождения.


Мы же, всегда и везде составляющие самые разные корпорации с кем-то и против кого-то, юридическому праву поклоняться не можем, если даже все статьи Конституции составить из утверждения “Казахстан – правовое государство”.


Знающие автора этих строк подтвердят мое право кое-что знать о нашей государственной системе вообще и ее “правоохранительной” ветви, в частности. Так вот, на основании личного опыта утверждаю: следственный, судебный и прокурорский процессы, сверху, внизу и посередине, в столицах и в провинциях, есть непрерывное и повсеместное нарушение норм писанного права. И это, — никакой ни правовой беспредел, просто над юридическим правом у нас стоит иное Право, всем посвященным хорошо известное и соблюдаемое.


И только очень наивные энтузиасты западных ценностей могут верить, что перейдя, скажем, от назначаемых к избираемым судьям или компьютеризировав их аттестацию, можно радикально “поправить” эту ситуацию. Известно ведь, что при всеобщем взяточничестве в казахстанских вузах, особенно “славятся” этим именно юрфаки. Что ж вы хотите, если будущие борцы с коррупцией подхватывают эту профессиональную заразу под младые ногти еще в утробе собственной альма-матер?


Спросите меня: что же я предлагаю? Для разрушения корпоративности казахстанского общества – ничего! Наоборот, плохо, что многие прежние формы корпоративности – профсоюзные, производственные, комсомольско-пионерские разрушены. Разрушение человека общественного отнюдь не рождает автоматически индивидуальную правовую единицу. Продукт нашего распада – это человек атомизированный, маргинальный, потерянный…


Наш деклассированный земляк, выпихнутый из аула, где больше нет предсельсовета, директора совхоза, парторга и профкома, попадает не в состав нормального городского буржуазного общества, а в члены одной из полупреступных группировок, промышляющих на одной из алматинских оптовок. А его соплеменнику, “подписавшемуся” в другую группировку, суждено шакалить на той же оптовке, но уже в форме с нашивками “полиция”. И обе эти полулегальные группировки симметрично близки и далеки относительно родившегося в иностранном Омске коренного гражданина суверенного государства Казахстан – министра Внутренних дел. Спросите меня: а хочу я, чтобы Казахстан стал похож на Германию? Ни за что! Стоять перед красным светофором, когда дорога свободна, — да я себя идиотом буду чувствовать!


Моя страна – это та, где я, если гаишника не замечу, обязательно нарушу правила. А мент с палкой, поскольку он тоже живет в моей стране, выскочит из своей засады и меня радостно “хлопнет”. После чего он меня узнает, и мы разойдемся, довольные друг другом. А если он меня не узнает, то я ему просто заплачу за право нарушать правила, и он возьмет, в Казахстане все так делают.


Зачем же мне стремиться в какую-нибудь Швецию, где полицейскому без разницы: министр перед ним или водопроводчик?


Моя страна – эта та, где Генеральная прокуратура три года подряд вела против меня два уголовных дела, каждое лет на семь-восемь, три раза меняла состав обвинения и пять раз – следователей по особо важным делам, ни одного дела не закрыла и не закончила, ни разу не извинилась, но и в суд не передала, в тюрьму не посадила. А если бы вы послушали, что все “важняки”, когда они думают, что их не подслушивают, говорят про свою любовь к руководству и уважение к оппозиции … Да за одно это стоит попасть под наше правосудие!


Кстати и рядовые граждане в рядовом суде, будьте уверены, могут любое дело развести, были бы деньги или связи.


Итак, как же строить правовое государство, если строительный материал вопреки чертежам сам собой в другое укладывается? Строить именно то, во что данный стройматериал и выкладывается!


Кто сказал, что для строительства некоррумпированного общества индивидуализм лучше коллективизма? Он не лучше и не хуже, они просто разные, как мужчина и женщина, или как две стороны одной медали. Если же вас интересует мое субъективное мнение, то как урожденный эгоист я вам авторитетно заявляю: женщина несравненно лучше мужчины, а коллективизм настолько же лучше индивидуализма.


Впрочем, это – дело индивидуального предпочтения, наше же дело – отделить общественно полезные котлеты от коррупционно вредных мух.


Согласитесь, это не просто оскорбительно и разрушительно для национально-государственного самочувствия – находиться в нижних строках рейтинга коррумпированных стран. Простому гражданину и то обидно, а какие чувства должна испытывать государственная элита! Приходится придумывать себе собственную национальную гордость, что мы тоже мировые лидеры – с другого конца. И сочинять сказки про барсов, над которыми самим подсмеиваться. Иного не дано, поскольку “безнадега” когда-нибудь подняться, хотя бы во “второй сорт” ясна даже при первом взгляде на рейтинговую таблицу.


Стоп! А давайте взглянем на эту таблицу во второй раз. Порядок расположения очевиден: в явных лидерах – страны, где полностью господствует протестантская этика, за ними идут государства смешанного — протестантско-католического типа, далее – страны Балтии и Восточной Европы, для которых коммунизм был только временной идеологической оккупацией их традиционных католико-лютеранских культур. Там же – бывшие южно-американские, африканские и азиатские колонии, расположенные тем выше, чем более они успели приобщиться к конфессиям и цивилизационным технологиям своих европейских метрополий.


Ранжирование аутсайдеров тоже четко просматривается: чем меньше религиозной организации населения и больше бытового язычества, чем сильнее элементы родоплеменных отношений, тем более коррумпированны правящие режимы и сами государства.


Есть еще одна, не менее очевидная закономерность рейтинговой таблицы: чем выше место страны, тем выше в ней уровень жизни. Наполовину здесь действительно прямая связь: именно иудейская и протестантская культуры лучше всего приспособлены к современной рыночной цивилизации (собственно, они ее и создали). Но умение западного общества много и эффективно трудиться – это только одна половина составляющей материального благополучия. На другую половину – это отлично отработанные технологии “втягивания” и присвоения ресурсов “развивающихся” стран, порожденные, между прочим, той же иудейско-протестантской культурой.


Между коррумпированностью наших национальных “элит” и материальным благополучием простых немцев, американцев и бельгийцев есть прямая связь, а кто ее не видит, – тому я ничем помочь не могу!


Соревнование экономик есть суть современного мира, а вот разные культуры соревноваться между собой не могут, как не могут померяться мастерством, скажем, шахматист и боксер. Другое дело, что одна сторона может заставить, убедить, обмануть, обольстить, другую сторону соревноваться по ее правилам. И тогда один становится эдаким эталоном совершенства, а другой — всего лишь подражателем.


Туземец смешон не тогда, когда с бусами из зубов акулы на шее он исполняет ритуальный танец заклинания духов предков. А тогда, когда, не снимая акульих амулетов, но уже в штанах белого человека, он является на современную дискотеку.


Уверен: итальянцы и испанцы не слишком комплексуют по поводу не первых мест в антикоррупционном рейтинге. Да, они – неотъемлемая часть Европы, ее культуры и цивилизации. Но у них – своя история и лицо, им не стать скучно-честными голландцами, они этого и не хотят, у них есть своя полноценная компенсация.


А можем ли мы переучиться на европейцев? Нет, если даже выучить гольфу всех министров, акимов и акимчиков!


Евразия веками тянулась к Европе, и веками уходила в Азию. Мы рождены в стране, в многонациональной культуре которой уложено жить коллективно, уважать родственников и презирать “стукачей”. И такой национальной культурой надо гордиться!


А вот чем нельзя, так это отсутствием культуры власти, точнее – культуроподражательстовом, выражающимся еще и в том, что власть об этом не подозревает. Для меня самым убедительным свидетельством нашей культурной вторичности являются поля для гольфа в Алма-Ате и Астане. А как это объяснить – не знаю.


Кстати, культурная слепота ко всему, что лежит за пределами собственной культуры есть тоже универсальное свойство многих культур. Скажем, Мировой банк, отгороженный профессиональным кретинизмом от понимания сути нашего общества, а потому не способный предвидеть последствия внедряемых по его рецептам “рыночно-демократических” реформ, большую часть своих проектов ориентирует на бесполезно-вредные дела, финансируя развитие той самой госбюрократии, которая его кредиты и разворовывает.


Впрочем, доведенный до совершенства кретинизм переходит в гениальность. Наши реформы финансируются долларами, большая часть которых идет на гонорары западным специалистам, поставки техники и товаров, производимых в долларовом секторе мировой экономики. А то, что разворовывается, оно тоже разворовывается в долларах, и оседает в долларовых банках, укрепляя ту же долларовую экономику.


Вообще же на развале военно-промышленного комплекса, приватизации финансовых, сырьевых и промышленных ресурсов бывшего СССР, на утечке мозгов и идей, Запад “сэкономил” со времен перестройки, как минимум, пару-тройку триллионов долларов. Согласитесь – выгодный кретинизм!


Однако не в Мировом банке надо искать виновников наших бед. Они – в нас самих.


В конце концов, из чьей-то уверенности, что глобализация и вестернизация есть светлое будущее всего человечества вовсе не следует, что мы должны собственноручно вырубать такие местные реликты, как родоплеменные заповедники.


Да, на Западе считается неприличным, если дети являются в гости к родителям, предварительно не предупредив их об этом. Но разве плохо, если человек помнит семь колен своих предков и везде, куда бы ни попал, первым делом начинает искать родственников?


Давайте попытаемся сформулировать хотя бы теоретические принципы, на которых наша неистребимая клановость станет не бедой, а благом.


Подходит ли для корпоративизированного общества рыночная экономика? Разумеется. Директивное назначение цен или формирование их через конкуренцию – это всего лишь цивилизационные технологии, подходящие под разные общественные системы. На данном этапе развития человечество лучше конкурентных цен ничего не придумало, пусть они и будут.


Подходит ли нам демократия? В том-то и штука, что не просто подходит, а необходима в намного больших, чем на Западе, пропорциях!


Ведь чиновник-бюрократ и чиновник-клановик – это две стороны одной медали, их ни разделить, ни совместить не возможно. Западные системы настроены на массовое воспроизводство чиновников-функций, поэтому для них бюрократ есть соль, надежда и опора государства. А у нас почти любая государственная организация трансформируется в организованное сообщество, живущее по своим внутренним правилам и преступающее формальные законы своего государства. По западной терминологии – мафия.


Поэтому бороться за уменьшение коррумпированности нашей госбюрократии изначально бессмысленно. Есть смысл побороться за уменьшение собственно бюрократии.


Возьмем, например, таможню. Западным странам она нужна для регулирования экспорта-импорта, плюс для пополнения бюджета. А поскольку всякое регулирование тем эффективнее, чем сложнее, их таможенное дело развивается в сторону увеличения разных пунктов и позиций, и чиновники–функции такому усложнению соответствуют.


У нас же таможня, это все знают, служит для извлечения корпоративной частной прибыли, а отчисления в госбюждет – это как бы взятка, которую таможенники платят государству за “крышу”. Причем Атыраускую таможню “держат” атырауские кланы, Чимкентскую – чимкентские, Петропавловскую – петропавловские. Поэтому любое “улучшение” таможенного законодательства, как и аппарата, у нас может закончиться, будте уверены, только совершенствованием аппарата “доильного”. Зеленые же коридоры и вежливые таможенники в аэропортах – это тоже взятка обществу, чтобы не мешало делать “основное” дело. И самый бравый таможенный генерал, с самыми черными усами, ничего с этим поделать не сможет, даже если научится попадать вазой куда надо с первого же дубля.


Потому единственный способ вылечить болезнь таможенной коррупции у нас – это ликвидировать таможню!


А что? Если мы и так все распродали иностранцам, если главными нашими торговыми партнерами являются разные оффшоры, если главной национальной валютой является доллар, почему бы самому Казахстану не сделаться таким Евразийским оффшорным островом? Бюджет от этого только пополнится, зато на сколько меньше станет национального позора, сколько здоровых мужиков, на которых пахать можно, высвободятся!


А если чуть серьезней, то почему бы, по крайней мере, не упростить радикально таможенную службу? Скажем, не выпустить, как это сделано для водки, таможенные марки пяти или десяти видов, и пусть ими торгуют сами железнодорожники, авиаторы и гаишники.


Если еще серьезнее, то вот вам пример с научной аттестацией. Известно ведь, что даже могучий советский ВАК с трудом сдерживал профанацию диссертационных защит на национальных окраинах. Ну, есть у нас такой милый местный обычай – приобретать звания докторов разных каскеленских наук, только почему это надо непременно делать за государственный счет? Ведь дело дошло до того, что по настоящему способному ученому, не входящему в какую-нибудь местную “аргынизацию”, в Казахстане не просто трудно защититься, это еще и неприлично!


По-моему, есть только один способ избежать окончательной провинциализации нашей науки – отдать ее самой себе. Пусть расплодившиеся алматинские Академии аттестуют своих академиков, а кызыл-ординские — своих. Захотят – пусть создают совместные диссертационные советы. Уверяю вас, – даже элементарные коммерческие соображения смогут это дело хоть чуть-чуть облагородить.


Посмотрим шире. Никогда ни один степной правитель, ни один московский государь не озабочивались тем, чтобы платить своим поданным пенсии, создавать для них образование и здравоохранение. Нет этого ни в генах, ни в мозгах, ни в механизмах. В СССР – да, было, как следствие коллективистской коммунистической религии, которая давала положительный социальный продукт даже в отвратительном большевистском исполнении. Сейчас же на идеологической пустоши семейно-клановых суверенитетов взращиваются не ростки западной культуры, а экзотические заморские сорняки вперемешку с доцелинными ковылями.


Профессиональный кретинизм – это не ругательство, а научный термин. Так вот, нынешние властные системы не только персонифицировано, но и именно как системы, просто не способны понять, что они и есть – коррупция!


Свежий пример: приехал в Астану саудовский министр и подарил пятнадцать “лимонов” на строительство здания сената. Вникните: иностранец не в наше сельское хозяйство свои нефтедоллары вложил, ни сирот или инвалидов облагодетельствовал, он Власти, на ее собственное обустройство, дал. А Власть – взяла! Не тайно и без стыда – сенаторы открыто по телевизору радовались. Ну как такой власти про коррупцию объяснишь?


И не надо нашей власти такое объяснять, у нее от наших объяснений понимания не прибавляется, только характер портится. Наоборот, мы – общество, должны понять природу правящих нами и помочь им стать тем самым натуральным продуктом, который только и может произрастать в Евразийской степи.


Наш человек, получивший власть, обязательно начнет с себя. В сказку о том, как саудовский монарх жил в мазанке, покуда вся страна не разбогатела на нефти, он готов поверить, но понять ее – не готов. Помешать тому, чтобы любой новый министр или аким начинали с обустройства собственного оффиса и автовыезда, – невозможно, следовательно, и не надо.


Лучше нам помочь госвласти освободиться от того, что она не умеет и не любит. Например: зачем Казахстану министерства науки, образования, культуры, здравоохранения, спорта и так далее? Нет, я ничего не имею против лично нынешних министров и их команд. Но в принципе: если чиновные госконторы возглавляют всю нашу национальную науку, культуру, образование и здравоохранение, так чего же мы можем от них ожидать?


Неужели кто-то сомневается, что если бы недавний скандальный заказ на разработку национальных учебников проходил не через Минобразования, а через, скажем, ассоциацию национальных школ, то меньше было бы безграмотности, злоупотреблений и национального позора?


Или, скажем, почти сотня РГП, созданных для всевозможных сертификаций, стандартизаций и разрешений. Все ведь знают, что они только называются государственными службами, а на самом деле это коммерческие лавочки, торгующие своими гербовыми бумагами и печатями. Так почему бы не доверить лицензирование дантистов – дантистам, гинекологов – гинекологам, а строителей – строителям?


А взамен общество могло бы попросить у власти самоуправление городов и свободу гражданских самоорганизаций, включая местные культурные, национальные и разные другие автономии.


Вот незадача! С первого абзаца пытаюсь перевести текст с подковырок на серьезный лад, а не выходит.


Попытаюсь в последний раз.


Если совершенно серьезно, то лично я вижу только одну трудность в строительстве коллективистского и не коррумпированного государства Казахстан. Да и то – чисто техническую: такое государство не построить без участия действующей Власти.


Которая у нас, сами знаете, коррумпирована…


Если кто еще не понял, куда я клоню, пожалуйста, могу сказать прямо — начните читать с первой страницы.