Случайный визит в дом
умалишенных показывает,
что вера ничего не доказывает.
Генрих Гейне
Война – всего лишь трусливое бегство
от проблем мирного времени.
Томас Манн
Со времен исламской революции в Иране, которую поистине можно назвать великой, мало что изменилось в оценках так называемого исламского фундаментализма, которые колеблются от его прямой апологетики до не менее прямого отрицательного отношения к нему. В частности, в Казахстане, официальные власти не так давно говорили, что в шиитском фундаментализме нет ничего плохого, а сегодня, обеспокоенные угрозой вторжения исламских вооруженных формирований в Узбекистан, практически перешли к увещеванию верующих (и неверующих) казахов, уйгур, татар и т. п. в том, что они должны быть только примерными, законопослушными суннитами, к тому же духовно подчиненными только Дербисалиеву. Получается, что в глазах властей любое отклонение от ортодоксального суннизма, особенно, если это — шиитский фундаментализм или суннитский ваххабизм, есть потенциальная угроза образования исламских бандформирований на территории Казахстана. Но как бы то ни было,
Нам представляется, что аятолла Хомейни сумел в свое время преодолеть в определенной степени ограниченность как бытовавшего до тех пор исламского традиционализма, так и исламского модернизма. Сумел и вернуться к основным положениям раннего ислама и великолепно приспособить их к социально-политическим потребностям актуальной иранской действительности. При этом в онтологическом отношении Хомейни, конечно, ничего не менял, — Аллах у него оставался богом в традиционном его понимании и восприятии как богословами, так и верующими. В социально-гносеологическом отношении в рамках исламского фундаментализма шло мощное политпросвещение больших масс верующих, содержащего большой заряд взрывоопасной истины по вопросам внутренней и внешней политики шахского Ирана, социального положения народных масс и выхода (революционного) из этого состояния. В социально-политическом отношении исламский фундаментализм стал выражением интересов нижнего и среднего слоя населения. А пропаганда идей исламского фундаментализма в мечетях позволяла под религиозной крышей (в буквальном и переносном значении слова) непосредственно, прямо и откровенно говорить о социальных проблемах верующих и путях их решения. В психологическом отношении, — обладание массами знаниями, пусть и религиозно усеченными, о их реальном положении и конкретных задачах по его коренному улучшении, а также их социализация, организация и активизация в ходе этих религиозно-политических проповедей, — делало массы готовыми пойти на штурм шахского режима. Так, что в известной степени аятолла Хомейни мог бы сказать, что мечеть – это не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но еще и коллективный организатор. Поэтому, если даже Казахстану непосредственно и не грозит нашествие исламского фундаментализма, тем не менее властям следовало бы призадуматься, какие завтра будут проповеди в тех мечетях, которые они так усердно сегодня возводят, ведь нередко бывает, что строят для одних, а этими постройками затем пользуются другие. То есть в исламском фундаментализме для Казахстана может быть не так важно знание его сущности, хотя и это небесполезно, сколько знание причин и основных методов его распространения.
Предложенная методология может быть применена и к исследованию причин распространения ваххабизма на постсоветском пространстве, в том чисел и в Казахстане.
Так, сама идеологическая сущность ваххабизма более демократична по сравнению с доктриной ортодоксального ислама, имеющего место, например, в том же Казахстане, так как предполагает, что все люди, в том числе и пророк Мухаммад, не говоря уже о мусульманских священнослужителях, равны перед Аллахом. Это обстоятельство сразу делает веру людей более возвышенной и чистой, не замутненной шаманством религиозных посредников, в роли которых вольно или невольно выступают исламские священнослужители. Одновременно происходит углубление и очищение веры в душе человека, ибо ему приходится невольно держать ответ непосредственно перед самим Аллахом, перед которым он уже не может позволить себе солгать, как это иногда можно сделать перед муллой. Все это делает идеологию ваххабизма исламски более фундаменталистской и у официальных казахстанских властей, и у руководства “государственного” ислама в этом отношении нет никакой разумной альтернативы данному фундаментализму, ибо он сидит в глубине души верующего, а казахстанские официальные горе-руководители и горе-проповедники сегодня не могут согреть даже тело верующего, не говоря уже о том, чтобы согревать его душу и выпаривать оттуда ваххабизм.
В социальном отношении в глаза бросается то, что в религиозной практике отсутствует иерархия священнослужителей, а также отсутствует институт их назначаемости, что также придает ваххабизму пусть и по-сектантски, но все же демократический характер. Существенный признак демократизма в ваххабизме, имеющий место в обыденной жизни верующих, состоит в его хоть и строгой, но скромной обрядности, а также в эффективной взаимной помощи верующих, что делает его привлекательно-доступным в глазах малоимущих и позволяет им выживать в сегодняшних труднейших социально-экономических условиях, а также в том, что в отличие от “государственного” ислама он говорит много взрывоопасной правды верующим о их угнетенном социально-политическом положении, а также о путях его переустройства, среди которых путь насильственного изменения существующего порядка является одним из основных. А возможная помощь из-за рубежа и вовсе способна придать ваххабизму привлекательный вид и вдохнуть в ваххабитов ощущение их превосходства над “заблудшими” братьями по вере, особенно на фоне того, что традиционному государственным и религиозным руководителям практически нет никакого дела до стремительно нищающих граждан, в том числе и верующих.
Наряду с демократизмом, ваххабизм сочетает в себе строгое единоначалие, которое имеет основанием прежде всего то, что оно основывается на строгом монотеизме, то есть признает преклонение верующих только перед Аллахом и в этом отношении даже пророка Мухаммада нельзя ставить не только рядом с Аллахом, но практически и между верующими и Аллахом. В социально-политическом отношении тоталитарный авторитаризм руководителей ваххабитских общин обусловлен тем, что эти общины имеют достаточно замкнутый характер и внутри себя имеют тесные социально-экономические, моральные и иные взаимосвязи и взаимные круговые обязательства, что требует строгой их регламентации, естественно, на религиозно-социальной основе, а также претензии на власть, что является для них основанием для попыток замены светской власти религиозной, а действующих юридических норм – законами шариата. При этом руководители ваххабитских общин, имеющих целью насильственное изменение режима официального правления, конечно, исходят из того, что даже для проведения единичных террористических актов необходим некий минимум их последователей, не говоря уже о достаточно масштабных боевых действиях, что является военно-политической причиной стремления всемерного увеличения числа сторонников ваххабизма. Иначе говоря, религиозный вооруженный экстремизм невозможен без заранее подготовленной религиозно-идеологической и организационной почвы.
Вместе с тем, если местным населением уже овладела соответствующая религиозная идеология, например, ваххабитская, а также созданы религиозные организации, то пушки против них уже бессильны.
Сегодня можно с достаточной степенью обоснованности утверждать, что в южных районах Казахстана имеет место объективная тенденция расширения благоприятных условий для распространения ваххабизма, что имеет под собой прежде всего социально-экономические корни. Поэтому, когда мы слушаем о бодрых рапортах военных о том, что исламские бандформирования, если они сунутся, неминуемо будут выбиты с территории, а оставшаяся часть – уничтожена в самое ближайшее время, то у нас возникает вполне понятное сомнение в реальной обоснованности подобных заявлений, ибо никакими пушечными залпами невозможно решить проблемы мирного времени, вызвавшими как раз эту войну.