Сегодня, когда энергия и фантазия огромного чиновничьего аппарата страны направлены на организацию “достойного празднования” десятилетия независимости, думается, полезней будет обратиться к истории. К сожалению, тема национально-освободительного движения в Казахстане была и есть постоянным объектом не только научных поисков, но и политических и околоидеологических спекуляций. В результате накапливается макулатура и плодится множество псевдоученых, защитившихся на этой теме, при полном отсутствии целостного анализа и оценки, скажем, грандиозного события, происшедшего в 1916 году.
В августе крупнейшему выступлению казахов за свою независимость исполняется 85 лет. Срок, конечно, незначительный в сравнении с 400-летием Карасай батыра и юбилеем Анрахайской битвы. Мало удивительного и в том, что одним из наиболее объективных трудов по этому поводу является монография американского историка Эдварда В.Сокола “Восстание 1916 года в русской Средней Азии”. Специальное изучение восстания 1916 года в Средней Азии и Казахстане обусловливается, по его мнению, тем что: 1) восстание это, в котором участвовало в той или иной форме 11 млн населения русской Средней Азии, прозвучало как первый грохот приближающейся катастрофы; 2) оно было настоящей прелюдией революции в России и как катализатор, ускоривший выравнивание сил в регионе; 3) восстание имеет и другое значение, связанное с политикой царизма по отношению к национальным меньшинствам1.
Национально-освободительное восстание 1916 г., охватившее почти все регионы Казахстана и Средней Азии, стало ярким проявлением общенационального кризиса на фоне первой мировой войны.
Историческая справка. Непосредственным поводом к восстанию был царский указ от 25 июня 1916 г. о мобилизации “инородческого” мужского населения Казахстана, Средней Азии и частично Сибири в возрасте от 19 до 43 лет, в армию на тыловые работы по устройству оборонительных сооружений и путей военных сообщений в районе действующей армии. Из Казахстана и Средней Азии должны были быть реквизированы 400 тыс. человек, в том числе из степных областей Казахстана – более 100 тыс., из Семиречья – 87 тысяч человек.
К концу лета 1916 г. стихийные поначалу выступления стали принимать организованный характер: появились его крупные очаги в Тургае и Семиречье во главе с признанными лидерами А.Имановым, А.Джангильдиным, Т.Бокиным, Б.Ашекеевым, У.Саурыковым, Ж.Мамбетовым и др.
В работе упомянутого выше Э.Сокола описана и колониальная политика царизма в регионе. Сокол подчеркивает истину: “Каждое малейшее проявление национального самосознания среднеазиатских народов рассматривалось подозрительным, опасным явлением, расценивалось как пантюркизм, панисламизм, паниранизм — как самое махровое из всех национальных движений. В христианских странах борцов за свою веру возводят в ранг героев, почитают святыми, в то время как такие мусульмане для русских являются фанатиками”. За время своего правления (т. е. к 1916 г.) русская администрация в Туркестане ничего не изменила в жизни коренного народа— указывает он далее. Материальные условия жизни населения еще более ухудшились, хотя состоятельные члены казахского общества, несомненно, выиграли из перехода в русское подданство. Такие признаки цивилизации,
как современные дороги, больницы, санитария и т. п., оставались чуждыми для местного населения. Только современные методы эксплуатации беспокоили миллионы равнодушных к своей судьбе подданных. “Только кажущееся, поверхностное впечатление о русской культуре,— пишет Сокол,— наблюдалось среди отдельных местных жителей, которые приняли западный образ жизни. В действительности Россия была непригодна для выполнения задачи цивилизации Азии. Западная культура в России была представлена лишь тонким слоем господствующего класса. Остальная часть русского населения по своему культурному уровню даже в лучшем случае не была выше народов азиатской России”. “Казахи и киргизы, указывает Сокол, были отстранены от участия в административном правлении, промышленности, культуры... В итоге всего этого “пропасть между местным населением и русскими углубилась, что в 1916 г. привело к восстанию”2Главной целью восстания 1916 г. являлось национальное и политическое освобождение, подводящее итог всей предшествующей борьбе казахского народа за свободу и независимость. Необходимо отметить, что в Семиречье и в Сырдарьинской области наряду с казахами в восстании участвовали киргизы, уйгуры, узбеки, дунгане и представители других народов.
Царским карателям не удалось подавить восстание вплоть до самой февральской революции. Для подавления восстания в Семиречье было направлено 95 рот в 8750 штыков, 24 сотни в 3900 сабель, 16 орудий и 47 пулемётов. В Семиречье были уничтожены десятки казахских и киргизских аулов. Жестоко преследуемые царскими властями 300 тысяч казахов и киргизов, или четвёртая часть коренных жителей Семиречья, были вынуждены бежать в Китай.
Только по судебным приговорам, утвержденным генерал-губернатором Куропаткиным, в Туркестанском крае на 1 февраля 1917 г. было приговорено к смертной казни 347, к каторжным работам – 168, тюремному заключению – 129 человек, не считая расстрелянных без суда и следствия.
Увы, казахстанская историография не выработала цельной концепции исторического развития казахского народа. Тщательно сооружаемая иллюзия еще не есть независимость, которую принято подавать как подарок судьбы, неожиданно свалившийся на беспечные казахские головы. Никакой неожиданности нет – путь к свободе бесконечен и обозначен серьезными, крупными вехами в развитии общества. И если повести отсчет от Желтоксана в прошлое – это и движение “Жас тулпар”, и уничтоженные книги “Эстетика кочевья” и “Познание мира традиционным казахским искусством”, лето 1979 года, 1937-й и, конечно, год 1916-й.
Провозглашение десять лет назад декларации о суверенитете не решило проблемы национального возрождения казахского народа. В состоянии ли современные казахи достойно продолжить свою богатую историю? Вопрос актуальный и непростой.
___________________________________________
1
— К.Л. Есмагамбетов, Что писали о нас на Западе, Алма-Ата, 1992.2
— Sokol E.D. The revolt of 1996 in Russian Central Asia, Baltimore, 1954.